Еще одна черта, отличающая четвертое Евангелие от остальных, заключается в том, что здесь почти нет массовых сцен, в то время как в синоптических Евангелиях они встречаются едва ли не на каждой странице. Иисус, окруженный сотнями учеников и слушателей; Иисус, проходящий по городам и весям; Иисус на улицах и площадях Иерусалима… В синоптических Евангелиях вокруг Него всегда многолюдно; Иисус обращается сразу к сотням, если не к тысячам, людей. В Евангелии от Иоанна этого практически нет. Сопоставляя евангельские тексты, нетрудно увидеть, что один язык здесь используется для рассказа о событии, происходящем на глазах многих, и в притчах, которые Иисус рассказывает публично, и совсем другой – чтобы передать разговор с глазу на глаз или с двумя-тремя людьми. Это выражается в лексике, в конструкциях предложений, в структурах больших фрагментов речи, в риторике и так далее. Построение речи намного сложнее, когда Он обращается к большой аудитории, и проще, когда беседует с кем-то наедине.
В Евангелии от Иоанна, где массовых сцен почти нет, чуть ли не на каждой странице можно обнаружить беседы, ведущиеся вполголоса. С глазу на глаз говорит Иисус с Нафанаилом в 1-й главе; в 3-й главе Он так же беседует с Никодимом; 4-я глава содержит Его разговор с самарянкой, который тоже происходит без свидетелей; в 5-й главе – такая же беседа с расслабленным, в 9-й – со слепорожденным; в 11-й главе, где говорится о Лазаре и его воскрешении из мертвых, Иисус беседует с его сестрами – сначала с Марфой, затем с Марией; далее следует Прощальная беседа или разговор с учениками, в котором участвуют человек пять-шесть, не более; наконец, в последней главе мы находим такой же разговор (если не наедине, то, во всяком случае, при молчании свидетелей) с апостолом Петром, а до этого – с Пилатом. Все эти беседы проходят в форме диалога. Поэтому Евангелие от Иоанна можно с полным основанием назвать Евангелием разговоров с глазу на глаз.
Следующей одной особенностью Евангелия от Иоанна, на которую при чтении просто нельзя не обратить внимания, является наличие множества сцен, когда действие происходит в полумраке. С Никодимом Иисус говорит ночью, поэтому там, где происходит эта встреча, либо вообще темно, либо горит немного масла в каком-то крошечном светильнике. Вокруг темнота, а в центре – Иисус. Последняя, прощальная беседа с учениками тоже совершается в полумраке, как это изображено на картине Н. Н. Ге, которую не совсем верно сам художник назвал «Тайной Вечерей», хотя сам неоднократно подчеркивал, что имел в виду Евангелие от Иоанна.
Н. Н. Ге Тайная вечеря 1861 – 1863 Масло, холст Государственный Русский музей
В сцене взятия Иисуса под стражу, когда воины приходят в Гефсиманский сад, чтобы схватить Его, Иуда и его спутники находятся в темноте. Причем если Матфей, Марк и Лука подчеркивают агрессивность пришедших – у них в руках мечи и колья, то в Евангелии от Иоанна появляются фонари и светильники. Эти источники света как бы выхватывают из тьмы несколько фигур и небольшое пространство вокруг них, тогда как все остальное остается погруженным во мрак.
Свет выхватывает, как на полотнах Рембрандта, фигуры из темноты и чуть-чуть задевает пространство рядом с ними – все остальное тонет во тьме. Но когда вглядываешься в эту тьму, то сразу вспоминаешь, что Сам Иисус в 12-м стихе 8-й главы и в 5-м стихе 9-й главы называет Себя Светом миру. Он говорит о Себе как о Свете, Который пришел в мир и Который ещё малое время будет с теми, кто окружает Его. О Свете, Который «во тьме светит». Об этом говорится и в прологе Евангелия от Иоанна: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин., 1:5).
Свет, Который светит во тьме, – ключевая тема всего четвертого Евангелия. Но если греческий философ Диоген искал человека днем с огнем и свет его фонаря, горящего при свете дня, терялся в ослепительных лучах южного солнца Эллады, то Иисус несет в Себе какой-то другой свет – свет, что светит во тьме, пронзает эту тьму, выхватывая из нее фигуры, находящиеся рядом, при том, что все остальное по-прежнему тонет во мгле.
Имеет смысл обратить внимание на следующий момент. Иисуса берут под стражу (начало 18-й главы). Об этом как о событии первостепенной важности рассказывают все четыре евангелиста. Однако, в отличие от синоптиков, которые сообщают об этом событии от третьего лица, у Иоанна этот эпизод показан в форме диалога:
«Итак Иуда, взяв отряд воинов и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием. Иисус же, зная все, что с Ним будет, вышел и сказал им: кого ищете? Ему отвечали: Иисуса Назорея. Иисус говорит им: это Я (в старославянском переводе сохранена структура греческого оригинала: «Аз есмь»). Стоял же с ними и Иуда, предатель Его. И когда сказал им: это Я, они отступили назад и пали на землю» (Ин., 18:3-6).
Почему эти люди с фонарями и светильниками «отступили назад и пали на землю»? Потому что их испугал ответ Иисуса «Аз есмь». Ведь «Аз есмь» означает не только простое «Это Я»; нет, это абсолютно прозрачный намек на Имя Божие, на слова «Аз есмь Сущий», которые Сам Бог обращает к Моисею из купины (Исх., 3:14). Мы, читатели, понимаем, что Иисус – это тот Свет, что светит во тьме, Бог Его устами как бы из Неопалимой, горящей и несгорающей купины говорит Свое «Аз есмь», обращаясь к пришедшим схватить Иисуса воинам. Эти слова пугают пришедших. Они, сознавая, что происходит, или нет, но объективно оказываются как бы на месте Моисея перед купиной – и именно потому отступают и падают на землю. Иисус вторично спрашивает их: «Кого ищете?» Они повторяют: «Иисуса Назорея». Иисус просто отвечает им: «Я сказал вам, что это Я; итак, если Меня ищете, оставьте их (то есть учеников), пусть идут» (Ин., 18:7-8). Сцена снова приобретает какой-то обыденный характер: воинам приказано арестовать человека по имени Иисус Назорей – и они берут Его под стражу.
Момент, когда мы, читатели, как бы оказываемся – вместе с Иудой и воинами – перед Иисусом, перед этой горящей и несгорающей купиной, действительно страшен. С другой стороны, как уже говорилось выше, в этой сцене присутствует свет – несколько фигур выхвачено им из тьмы, и этот свет как бы исходит от Самого Иисуса, из Его сердца. Сердца, которое каким-то особенным образом является местом всеопаляющего Божьего присутствия. Пройдет всего лишь несколько лет после этого страшного вечера, так подробно описанного во всех четырех Евангелиях, и апостол Павел скажет, что во Христе «полнота Божия обитает телесно». Что означают эти слова, можно понять только сердцем и, наверное, только читая Евангелие от Иоанна. При этом необходимо помнить, что ни на одно мгновение Иисус не перестает быть человеком и одним из нас… Всего лишь одним из нас… При поверхностном чтении четвертого Евангелия остается ощущение его фрагментарности. Эту иллюзию создают именно куски светлого пространства, выхваченные из темноты, на фоне которой происходит действие. Поэтому текст Иоанна не воспринимается цельным, как, скажем, Евангелие от Матфея, – наоборот, он кажется набором отдельных сцен. О том, как нужно читать это Евангелие, чтобы постичь его особую глубину и его абсолютную внутреннюю цельность, хорошо сказал еще Ориген, один из древнейших церковных писателей, живший в III в. в Александрии. Он считал, что тот, кто не прижмется к плечу Иисуса, подобно Иоанну на Тайной Вечере, и не возьмет к себе Матерь Его, как это сделал Иоанн, тот не поймет этого Евангелия.
Ориген, пресвитер Александрийский. Икона работы Вильяма МакНиколса
Прижаться к плечу Иисуса – возможно. В этом и заключается та духовная жизнь, о которой говорят святые и мистики всех времен. Говорит об этом и Франческо Петрарка в письме к Стефану Колонне: «Устрой себе уголок в средоточии своей души, где можно спрятаться, где можно радоваться, где никто не помешает твоему безмолвию, где с тобой обитал бы Христос». Бегство от шума необходимо, чтобы вникнуть в Писание и услышать, что говорит тебе Христос, но оно не должно становиться бегством от жизни с ее проблемами и уходом от реальности; бегство от шума необходимо и оправданно только тогда, когда оно готовит нас к тому, чтобы быть устойчивее в этом мире, где наша задача заключается в том, чтобы делать доброе или спешить делать добро, как говорил, цитируя по Лютеровой Библии апостола Павла, Фёдор Петрович Гааз.
Сопоставляя четыре Евангелия, можно сказать, что синоптики рисуют портрет Иисуса как бы снаружи, тогда как Евангелие от Иоанна предлагает нам Его портрет «изнутри». Двадцать глав Евангелия от Иоанна (21-я, представляющая собой своего рода второй эпилог, остается за пределами основной части Евангелия) четко делятся на две части.
Первую можно назвать «Книгой знамений», потому в самом её начале есть слова о том, что «так положил Иисус начало знамениям в Кане Галилейской». «Книга знамений Божиих» говорит нам о том, что Бог присутствует среди людей, что будущее Царство уже наступило и уже осуществляется в Иисусе, в Его словах и делах. Об этом говорят все чудеса (или, вернее, «знамения», ибо это славянское слово гораздо лучше передает смысл греческого «семейон», чем русское «чудо»), говорят именно об этом – и чудо претворения воды в вино, и исцеление расслабленного, и обретение зрения слепорожденным, и воскрешение Лазаря.
