Спокойствие и воля
На длинном извивающемся пляже почти никого не было. Несколько рыбаков возвращались к своей деревне среди высоких пальм. Пока они шли, они делали нить, катая хлопок на своих голых бедрах и наматывая его на катушки. Это была очень надежная и крепкая нить. Некоторые из них шли с непринужденностью и изяществом, а другие волокли свои ноги. Они плохо питались, были худыми и очень загорелыми из-за солнца. Мальчик прошел мимо длинными бодрыми шагами, напевая, а море приближалось, накатываясь волнами. Сильного ветра не было, но море было тяжелым, с раскатистыми волнами. Луна, почти полная, только поднималась из сине-зеленой воды, и огромные пенные волны были белыми на фоне желтых песков.
Как удивительно проста жизнь, и как мы усложняем ее! Жизнь сложна, но мы не знаем, как быть простыми с нею. К сложности нужно подходить просто, иначе мы никогда не поймем ее. Мы знаем слишком много, и именно поэтому жизнь ускользает от нас, а слишком много — это так мало. С этим малым мы встречаем огромное, и как же нам измерить неизмеримое? Наше тщеславие отупляет нас, опыт и знание связывают нас, и воды жизни проходят мимо нас. Петь вместе с тем мальчиком, устало тащиться с теми рыбаками, прясть нить на бедре, быть теми сельскими жителями и той парой в автомобиле, чтобы быть всем этим (не как трюк с идентичностью), необходима любовь. Любовь не сложна, но ум делает ее такой. Мы слишком умные, а движений любви мы не знаем. Мы знаем движения желания и волю желания, но мы не знаем любовь. Любовь — это огонь без дыма. Мы слишком близки с дымом, он заполняет наши головы и сердца, и мы видим неясно. Мы не просты по отношению к красоте огня, мы мучаемся от этого. Мы не живем с огнем, стремительно следуя всюду, куда он может привести. Мы знаем слишком много, что всегда мало, и мы создаем путь к любви. Любовь ускользает от нас, но у нас остается пустая форма. Те, кто знает, что ничего не знает, просты. Они идут далеко, поскольку у них нет бремени знаний.
Он был санньясном, как кто-то сказал. На нем была одежда цвета шафрана, и у него был отрешенный взгляд. Он рассказывал, что отрекся от мира много лет назад и теперь приближался к стадии, когда ни этот мир, ни другой мир не интересовали его. Он много занимался аскетизмом, управлял телом жестко и быстро и имел необычный контроль над своим дыханием и нервной системой. Это придало ему значительное чувство власти, хотя он не стремился к этому.
— Разве эта власть не столь же вредна для понимания, как власть амбиции и тщеславия? Жадность, подобно страху, порождает силу действия. Любое чувство власти, доминирования, придает силу «я», «мой» и «мне». А разве «я» — это не помеха для действительности?
«Нижнее нужно подавлять или заставить соответствовать высшему. Конфликт между различными желаниями ума и тела необходимо утихомирить. В процессе управления наездник вкушает власть, но власть используется, чтобы подняться выше или идти глубже. Власть вредна только, когда используется для себя, а не когда используется, чтобы очистить путь для наивысшего. Воля — это власть, это указание. Когда она используется в личных целях, она разрушительна, но когда используется в нужном направлении, она выгодна. Без воли не может быть действия».
Каждый лидер использует власть как средство для цели, таким же образом поступает обыкновенный человек. Но лидер говорит, что он использует ее на благо всех, в то время как обычный человек только для себя. Задача диктатора, человека у власти, лидера такая же, как и у ведомых. Они подобны, каждая — это расширение другой, и обе являются самоспроецированными. Мы осуждаем одну и хвалим другую, но разве не все цели — это результат чьих-то предубеждений, склонностей, страхов и надежд? Вы применяете волю, усилие, власть, чтобы проложить путь для наивысшего. Это наивысшее вылеплено из желания, которое является волей. Воля создает свою собственную цель и жертвует или подавляет все ради этой цели. Цель — это есть цель, только ее называют наивысшим или государством, или идеологией.
«Можно ли положить конец противоречию без силы воли?»
Без понимания сути конфликта и того, как он возникает, из-за какой ценности, разве это не означает просто подавить или возвысить конфликт, или найти ему замену? Вы можете быть способны подавить болезнь, но она обязана показать себя снова в другой форме. Воля сама по себе — это конфликт, это результат борьбы. Воля — это целеустремленное, целенаправленное желание. Не постигнув механизм желания, просто управлять им — значит допустить дальнейшее сгорание, причинять дальнейшую боль. Контроль — это уклонение. Вы можете контролировать ребенка или проблему, но таким образом вы ничего не поняли опять же. Понимание имеет намного большее значение, чем достижение результата. Акт воли является разрушительным, поскольку действие ради цели замыкает в себе, отделяет, изолирует. Вы не можете заставить замолчать конфликт и желание, поскольку использующий усилия — сам продукт конфликта и желания. Думающий и его мысли — это результат желания, а не понимание желания, что является «я», находящееся на любом уровне, высшем или низшем, ум вечно оказывается в ловушке невежества. Путь к наивысшему не лежит через волю, через желание. Наивысшее может возникнуть только, когда применяющий усилия отсутствует. Именно воля порождает конфликт, желание стать или проделать путь к наивысшему. Когда мышление, которое возникает благодаря желанию, перестает быть, не через усилие, тогда в том спокойствии, которое не есть цель, возникает действительность.
«Но разве простота не является необходимой для той неподвижности?»
Что вы подразумеваете под простотой? Вы подразумеваете отождествление себя с простотой или с тем, что является простым?
«Вы не можете быть просты, не отождествляя себя самого с тем, что является простым, как внешне, так и внутри».
Вы становитесь простым, не так ли? Вы сложны, но вы становитесь простым через отождествление, через отождествление с крестьянином или с одеждой монаха. Я есть это, и я становлюсь тем. Но разве этот процесс становления приводит к простоте или просто к идее простоты? Отождествление с идеей, которую называют простой, это не простота, не так ли? Действительно ли я прост, потому что я продолжаю утверждать, что я прост, или продолжаю отождествлять себя с образцом простоты? Простота находится в понимании того, что есть, а не в попытке заменить то, что есть, на простоту. Вы можете заменить то, что есть, чем-то, чего нет? Может ли жадность, до бога ли, до денег или выпивки когда-либо стать нежадностью? То, с чем мы отождествляем себя, всегда самоспроецированно, будь то наивысшее, государство или семья. Отождествление на любом уровне — это процесс «я».
Простота — это понимание того, что есть, каким бы сложным это ни казалось. То, что есть нетрудно понять, но что предотвращает понимание — это отвлечение внимания с помощью сравнения, осуждения, предубеждения, отрицательного или положительного и так далее. Это они придают сложность. То, что есть, никогда не бывает сложным само по себе, оно всегда просто. Чем вы являетесь, понять просто, но это становится сложным из-за вашего подхода к этому. Так что должно быть понимание целого механизма подхода, который порождает сложность. Если вы не осуждаете ребенка, тогда он то, чем он является, но можно и осудить. Действие осуждения приведет к сложности, действие того, что есть, является простотой.
Ничто не является таким необходимым для спокойствия, как само спокойствие. Оно — это его собственное начало и его собственный конец. Никакие необходимые условия не породят его, поскольку оно просто есть. Никакие средства не смогут когда-либо привести к спокойствию. Средства становятся существенными только, когда спокойствие нужно завоевывать, достигать. Если спокойствие необходимо покупать, то деньги становятся важны. Но деньги и то, что на них покупают, это не спокойствие. Если средства шумные, жестокие или изощренно жадные, то и цель имеет подобную натуру, поскольку цель заложена в средствах. Если начало — это тишина, конец — также тишина. Нет никаких средств для достижения тишины, тишина — это когда нет шума. Шум не оканчивается благодаря дальнейшему усилению шума, дисциплины, строгости или воли. Поймите суть этого, и возникнет тишина.
Грудной ребенок проплакал всю ночь, и бедная мать делала все возможное, чтобы утешить его. Она пела для него, она ругала его, она забавляла и качала его, но все без толку. У малыша должно быть резались зубки, и это была утомительная ночь для целого семейства. Но теперь заря поднималась над темными деревьями, и наконец ребенок затих. Когда небо становилось все светлее и светлее, стояла особая тишь. Усохшие ветви, стройные и голые, были четкими на фоне неба. Закричал ребенок, залаяла собака, прогрохотал мимо грузовик, и еще один день начался. Теперь мать вышла, неся тщательно укутанного малыша, и пошла по дороге мимо деревни, где она ждала автобуса. Возможно, она везла его к доктору. Она выглядела утомленной и измученной после той бессонной ночи, но ребенок спал крепко.
