Пусть же перестанут говорить нам, будто догматы о бессмертии души или о загробном существовании вовсе не противоречат разуму. Эти понятия, предназначенные только для того, чтобы смущать воображение не умеющих мыслить невежд или льстить им, не могут казаться просвещенным умам ни убедительными, ни даже правдоподобными. Разум свободен от иллюзий, рожденных предрассудками, и его, без сомнения, оскорбляет допущение души, которая мыслит, огорчается или радуется, имеет идеи, не имея органов, то есть допущение души, лишенной единственных естественных и известных нам средств, при помощи которых она может иметь восприятия, ощущения и идеи. Если нам возразят, что могут существовать другие сверхъестественные и неизвестные нам средства для достижения тех же целей, мы ответим, что средства сообщать идеи душе, отделенной от тела, не более известны и доступны тем, кто их предполагает, чем нам. Во всяком случае очевидно, что все, кто отвергает учение о врожденных идеях, не могут, не противореча своим принципам, принять столь же мало обоснованный догмат о бессмертии души.
Несмотря на утешение, которое, как утверждают многие люди, они находят в мысли о вечном существовании, несмотря на твердое убеждение столь многих лиц в том, что их души переживут их тела, мы видим, как их волнует разложение тела и с какой тревогой они взирают на приближающийся конец, которого между тем им следовало бы желать как окончания своих страданий. Это только доказывает, что реальность, настоящее существование, даже сопровождаемое страданиями, гораздо больше влияет на людей, чем прекраснейшие мечты о будущем, которое люди всегда видят лишь сквозь дымку неопределенности. Действительно, эта мнимая уверенность в вечном блаженстве и эти столь сладостные надежды не мешают даже самым религиозным людям испытывать страх и содрогаться при мысли о неизбежном разложении их тела. Смерть всегда была для тех, кто называет себя смертными, чем-то самым ужасным. Они всегда смотрели на нее как на странное явление, противное порядку вещей, чуждое природе, одним словом, как на следствие небесного мщения и расплату за грехопадение. Хотя все доказывало им, что эта смерть неизбежна, они никогда не могли примириться с мыслью о ней. Они всегда думали о ней с трепетом, и уверенность в обладании бессмертной душой представляла для них лишь слабое возмещение горя, причиняемого гибелью этого бренного тела. Два обстоятельства способствовали усилению их тревог:
первое заключалось в том, что смерть, обыкновенно сопровождаемая страданиями, лишала их существования, которое им нравилось, которое они знали, к которому они привыкли; второе состояло в незнании состояния, которое должно наступить после смерти.
Знаменитый Бэкон сказал, что люди боятся смерти по той же причине, по какой дети боятся темноты. ("Ибо, как в мрачных потемках дрожат и пугаются дети, Так же и мы среди белого дня опасаемся часто тех предметов, коих бояться не более надо..."
(Лукреций, О природе вещей, кн. III, ст. 87.)) Мы естественным образом не доверяем всему, чего не знаем; мы желаем видеть ясно, чтобы обезопасить себя от предметов, которые могут нам угрожать, или быть в состоянии доставить себе предметы, которые могут быть нам полезны. Человек, который существует, не может составить себе представления о несуществовании. Так как это состояние тревожит его, то его воображение за недостатком опыта начинает работать над тем, чтобы представить ему в хорошем или дурном свете это неизвестное состояние. Привыкнув мыслить, чувствовать, действовать, наслаждаться обществом, человек видит величайшее несчастье в разложении, которое лишает его предметов и чувств, необходимых ему по его природе, которое будет мешать ему убеждаться в собственном существовании и отнимет у него удовольствия, погрузив его в небытие. Даже предполагая это состояние небытия свободным от страданий, человек всегда смотрит на него как на какое-то удручающее одиночество и пучину глубокого мрака, он видит в нем себя покинутым всеми, лишенным всякой помощи и чувствующим всю тяжесть этого ужасного положения. Но разве глубокий сон не дает нам достаточно полного представления о небытии? Разве он не лишает нас всего? Разве не кажется, будто он уничтожает нас для мира и мир для нас? Разве смерть есть что-нибудь иное, как не длительный и глубокий сон? Человек боится смерти лишь потому, что он не может представить себе ее; если бы он составил себе о ней правильное представление, он перестал бы ее бояться.
Человек не может представить себе состояние, в котором он ничего не чувствует. Поэтому человек полагает, что, когда его больше не будет, он все же будет чувствовать и сознавать те вещи, которые кажутся ему теперь столь печальными и прискорбными. Его воображение рисует ему его похороны, могилу, которую роют для него, горестные песнопения, сопровождающие его до места последнего успокоения, и он начинает думать, что эти ужасные вещи будут так же тяжело действовать на него после его смерти, как в нынешнем состоянии, когда он пользуется всеми своими чувствами. ("Не сознавая того, что при истинной смерти не может быть никого, кто бы мог, как живой, свою гибель оплакать, Видя себя самого терзаемым или сожженным".)
Lucretius, De rerum natura, lib. III, - vers. 885.
Смертный, введенный в заблуждение страхом! После смерти твои глаза не будут видеть, твои уши не будут слышать! Лежа в своем гробу, ты не будешь свидетелем той сцены, которую твое воображение рисует теперь в столь мрачных красках. Ты не будешь больше принимать участия в том, что творится на свете. Ты будешь интересоваться тем, что сделают с твоими бренными останками, не больше, чем интересовался этим накануне того дня, когда ты появился среди смертных. Умереть - это значит перестать мыслить и чувствовать, наслаждаться и страдать; твои идеи погибнут с тобой, твои страдания не последуют за тобой в могилу. Думай о смерти, но не для того, чтобы питать свои страхи и меланхолию, но чтобы приучиться смотреть на нее спокойно и оградить себя от ложных страхов, которые стараются внушить тебе враги твоего покоя.
Страх смерти - пустая иллюзия, которая должна исчезнуть, как только мы начнем смотреть на это необходимое событие под правильным углом зрения. Один великий человек определил философию как размышление о смерти. Лукан3 сказал: ("Знать, что умрешь,- первый удел мужей".) Он не хотел сказать этим, что мы должны предаваться печальным мыслям о нашей кончине с целью поддерживать свои страхи. Он хотел, без сомнения, посоветовать нам свыкнуться с мыслью о неизбежном, вытекающем из законов природы явлении и привыкнуть ожидать его с безоблачным челом. Если жизнь - благо, если необходимо любить ее, то столь же необходимо покинуть ее; и разум должен научить нас с покорностью принимать веления рока. Таким образом, наше благополучие требует усвоить привычку без тревоги созерцать событие, неизбежность которого определяется нашей природой. В наших же собственных интересах не отравлять постоянным беспокойством жизнь, которая потеряет для нас свою прелесть, если мы будем всегда с трепетом думать о ее конце. И голос разума, и правильно понятый интерес одинаково должны вооружить нас против неопределенных страхов, внушаемых нам воображением в связи со смертью. Если мы призовем их на помощь, то они сделают привычным предмет, который пугает нас лишь потому, что мы его не знаем, или потому, что суеверие изобразило его нам в отвратительном виде и в сопровождении ужасных подробностей. Отбросим эти пустые иллюзии о смерти, и мы увидим, что она является просто сном жизни, что этот сон не будет нарушен никаким неприятным сновидением и что за ним никогда не последует тяжелого пробуждения. Умереть - значит заснуть, вернуться в то состояние бесчувственности, в котором мы находились до рождения, до того, как получили чувства и стали сознавать свое нынешнее существование. Законы, столь же необходимые, как и те, что обусловили наше рождение, заставят нас вернуться в лоно природы, откуда они извлекут нас, чтобы воспроизвести впоследствии в какой-нибудь новой форме; которую нам было бы бесполезно знать. Природа, не спрашивая нашего согласия, поместила нас на время среди организованных существ; без нашего ведома она заставит нас покинуть эту среду, чтобы отвести нам другое положение. Не будем жаловаться на ее суровость: она заставляет нас подчиниться закону, от действия которого не избавлено ни одно из существ на свете. ("Сколько бы мы НИ жаловались на природу, она ведет себя хорошо; жизнь, если ты умеешь пользоваться ею, достаточно продолжительна". (Сенека, О бренности жизни.)) Все жалуются на краткость жизни и быстротечность времени, а между тем большинство людей не знают, что делать с временем и жизнью. Раз все рождается и погибает, все изменяется и гибнет, раз рождение какого-нибудь существа всегда является его первым шагом по направлению к смерти, то возможно ли, чтобы человек со своей хрупкой организацией, со всеми своими столь подвижными и сложными частями был изъят из действия всеобщего закона, согласно которому обитаемая нами твердая земля претерпевает изменения, превращения и, быть может, движется к гибели! Слабый смертный! Не требуешь ли ты, мечтая существовать вечно, чтобы природа изменила свой ход для тебя одного? Разве ты не видишь в неожиданном появлении комет, поражающем твой взор, указания на то, что и сами планеты подвержены смерти? Живи же в мире, пока это позволяет природа, и умирай без страха, если твой дух просвещен разумом.
