В том же духе были и решения других конференций: в Сан Стефано, 19.02.1878; Берлинский трактат, 13.08.1878; по Бухарестскому международному статуту, все заинтересованные в Афоне славянские страны должны были учредить на полуострове свою полицию. Первая война помешала этому. О второй и говорить нечего. Но в промежутке между ними, в 1926 году, греческое правительство, не считаясь ни с какими договорами и статутами, „огречило“ всех монахов-негреков и объявило Святую Гору с ее веками свободной монашеской республикой – греческой территорией. В этом ставшая на ноги Греция пошла по еще не остывшим следам турок, которые отуречивали всех без разбора. Но они, держа всех в страхе, сами имели страх Божий, мистическое уважение к чужой вере, к монастырям и монахам, конечно за исключением тех случаев, когда подавляли греческие восстания, тогда сметались и монастыри.
Огречили и русских монахов. Что их спрашивать, когда за ними нет России – заступницы?
Сделав первый беззаконный и безнаказанный шаг, Греция пошла дальше. Она закрыла доступ на Афон русским монахам. Афонские монахи старели, вымирали, их хоронили по восточному обряду и забывали, а имущество их переходило к греческим монастырям.
Вот целый монашеский город-порт, русский (с XIII века) Пантелеимоновский монастырь. Огромное здание смотрит на туристов мертвыми окнами. Это бывшая гостиница. Она сгорела по неосторожности самих полицейских. Святые ворота, все в трещинах и облуплинах, похожи на сломанную сургучовую печать – печать несправедливости и ущерба. Монашеский город с двадцатью церквами кажется мертвым. И только высокая колокольня, с самым большим во всей Греции колоколом, царит надо всем этим миром заброшенности и печали.
Монастырь еще стоит, как вековой дуб. Рубит его время, спадают со старческих плеч драгоценные одежды. И настоятель, отец архимандрит Илия, повелитель сорока монахов (а когда-то их было около двух тысяч), еще показывает редким посетителям библиотеку с пятнадцатью тысячами томов, да госпиталь для последних могикан-монахов.
А в другом монастыре, Свято-Андреевском, двадцать пять тысяч книг сгорели. Покрыты пылью и паутиной станки и наборные кассы большой, в свое время оборудованной по последнему слову техники типографии. А теперь будто некому за нее замолвить словечко. Греки называют этот гигантский собор „сераем“, т. е. дворцом.
А в третьем монастыре, Свято-Ильинском, теперь „осталось всего лишь четыре старца под восемьдесят лет и старше, – как пишет в письме к писателю А. Дарову настоятель архимандрит Николай. – В таком положении мы не можем долго просуществовать…“
Три богатыря-монастыря покин у ты Россией и всем миром, а ведь каждый из них мог бы быть украшением любой столицы мира…
Над административным центром Афона Кареей сияют куполки русских обителей. Но когда к ним приблизишься, от их трогательной красоты веет могильным запустением. К иным подворьям даже не знаешь, как подойти, с какой стороны войти, и есть ли там хоть один живой человек. Правда есть: четыре монаха на три обители. Это они возделывают грядки и виноградники. Они же денно и нощно молятся за весь мир, о них забывший.
Для удобства туристов в подземных галереях Колизея и римских катакомбах установлено центральное отопление. А монахи Афона мерзнут сырыми зимами, купола церквей протекают, и плесневеет роспись „плачущих“ стен. Колонны, подпирающие величественные своды, потрескались и крошатся у оснований. Все здания протекают, крошатся, рушатся – и кажется, никому до этого нет никакого дела.
Десятки гранитно-мраморных соборов, полных бесценных музейных и духовных богатств, стоят в глуши, в отрешенном от мира одиночестве-иночестве, даже колесных дорог к ним нет, только ослиные тропы.
Это наземные катакомбы равнодушного нашего XX века!
Но есть Божий суд, возможен и справедливый суд людской.
И напрасно греческое правительство так самоуверенно в своих действиях: если в предвидении их были конференции, то вполне возможна еще одна конференция – по причине нарушения постановлений предыдущих.
Правда какое-то безбожно запоздалое движение произошло: недавно, после тридцатилетнего запрета, врата Афона приоткрылись для монахов-негреков. Но сколько поставлено рогаток… Пройти их не смогли бы даже такие отцы церкви, как Василий Великий, как не православный от рождения, и апостол Павел.
Теперь монашеская республика признается только в одном отношении: попасть на Афон даже простым туристом не так просто – нужна отдельная виза от Министерства иностранных дел. Православные ждут ее месяцами, а священнослужители никак не могут добиться. Так случилось с архиепископом Чилийским Леонтием. Ему пришлось нанимать моторную лодку и высаживаться тайно на берегу одного из греческих монастырей.
Вообще все туристы обязаны сходить только в одном порту – в Дафни, и встречают их прежде всего жандармы. Потом их встречают ослики, бездорожье, нищета и разоренье.
Весь мир облетело сообщение о том, что четыре монаха из СССР приехали жить на Афон. Им – разрешили. Какое чудо. Но это чудо не спасет Афон.
Что же делать? Неужели и дальше спокойно взирать на то, как рушатся монастырские стены, горят дома и книги, падают и калечатся на прогнивших ступенях беспомощные старики-монахи?
Не может быть, чтобы у них не нашлось заступников на земле! Для всех верующих православных Афон есть земной жребий Божьей Матери, о котором Она Сама благоизволила изречь, что он будет существовать „до скончания века“…
Кто бы и как бы ни относился к этому, но, казалось бы, скорбь и упадок Афона, его беззащитность и сама молитвенная тишина могут тронуть любое, даже самое черствое сердце.
Мы понимаем, что Греция – бедная страна, ей, может быть, не до Афона, – вот и пусть займется им Организация Объединенных Наций, ей это будет вполне под силу.
Афон должен быть под опекой и защитой международной организации.
Иначе это хорошо не кончится. Уже глядят на нас пустыми глазницами афонские окна и чернеют обгоревшие воздетые к небу развалины.
Леонтий, архиепископ Чилийский и Перуанский, А. Даров, И. Елагин, И. Ланской, Г. Месняев»
В заключение нельзя обойти молчанием интересную статью «Греки и мы» С. Ивановского, который со скорбью описывал трагическое положение русских обителей на Афоне, где он побывал всего три года тому назад (в 1966 году). В своей статье он, между прочим, писал: «Через 5–7 лет русский Афон исчезнет. Останутся только единицы… Из 87 келлий, в которых до революции проживало иногда больше ста человек, осталось только девять. […] Прежде всего сказывается дух времени. Однако на Афоне к этому прибавляются искусственные трудности, созданные греческим правительством. Хотя по международным договорам это правительство обязалось не чинить препятствий к поступлению на Афон инокам других национальностей, на самом деле создаются непреодолимые препятствия. Одной из причин является также недооценка, непонимание, а может быть, умышленное нежелание пустить русских на Афон со стороны Вселенского Патриарха. И, наконец, причиной мешающей пополнению Афона является недооценка его со стороны наших русских зарубежных юрисдикций. Хочется надеяться, что наши зарубежные юрисдикции наконец поймут нужды и значение Афона. Нужна также организованная акция зарубежной общественности в отношении греческого правительства и Вселенского Патриарха. Надо предпринять решительные шаги перед Объединенными Нациями и прочими международными организациями и перед самим греческим правительством, дабы были отменены нецерковные предписания. Чтобы доступ иноков на Афон был облегчен»[25].
Сотворилось это чудесное событие тогда, как гласит предание, когда вознесшийся во славе с горы Елеонской Спаситель мира уже занимал Свое место одесную Отца Бога… Только Пречистая Богородица оставалась на земле, окруженная святыми апостолами, продолжавшими жить в Иудее.
И пронеслось первое лето, наступившее вслед за всем тем (Великим и Светлым, что совершилось и на Голгофе, и в Иерусалиме). Подошла осень. И задумались двенадцать апостолов, видя, как стремительно протекает земное время.
– Возможно, ли нам медлить дальше? – говорили они. – Неугасим огонь Христова учения в сердцах наших. Но для того ли Иисус, распятый, и учил нас, и страдал на Кресте, чтобы мы оставались без дела в Иудее, а не шли бы во все стороны проповедовать Слово Божье?
И сказав это, направились святые апостолы к самой Богоматери и, поклонившись до земли, просили Ее принять участие в общем совете.
– Прости нас, Владычица! – сказал Матери Божьей апостол Петр. – Но нужно всем нам спешить в путь, дабы не оставлять в неведении людей иных стран, еще не ведающих ничего о твоем Пресвятом Сыне! Благослови нас на дальнюю и трудную дорогу… Мы пойдем во все страны земли, дабы просвещать мир силой нашего слова.
