Виза на мой въезд в Чехословакию была уже разрешена. Поэтому чехословацкое консульство в Берлине очень скоро дало визу на въезд всего нашего семейства, и мы приехали в Прагу уже 13 декабря, раньше, чем остальные изгнанники.
Глава восьмая. В Праге (1922—1942)
Прага, сделавшись столицею нового государства, Чехословакии, в это время быстро разросталась. В ней был тяжелый квартирный кризис. Найти квартиру было очень трудно. Поэтому русским беженцам было предоставлено право нанимать комнаты в громадном здании для рабочих, названном «Свободарна» в части города Либень, богатой фабриками и находящейся на краю города. Мы взяли в Сво- бодарне сначала две, потом три комнаты и прожили там два года, уезжая только на летние месяцы в прелестный городок Збраслав в двенадцати километрах от Праги вверх по Влтаве.
Чехословацкое правительство дало мне, как и другим русским ученым, профессорскую эмигрантскую стипендию, более 2000 крон. Мария Николаевна, как учредительница Высших Курсов при своей гимназии, тоже получила профессорскую стипендию. Поэтому до начала экономического кризиса, когда стала сокращаться так называемая «русская акция» чехословацкого правительства, материальное положение нашей семьи было очень хорошее.
«Русская акция» в Чехословакии была в течение лет десяти поставлена очень широко. Несколько тысяч русских молодых людей получили стипендии и поступили в Праге, Брне, Пржибраме и Братиславе в различные высшие учебные заведения. Многие профессора, доценты, писатели, вообще многие русские интеллигенты были обеспечены правильно выдаваемыми ежемесячными пособиями.
Получая пособие, русские ученые хотели работать и обслуживать нужды эмигрировавшей интеллигенции. При содействии чехословацкого правительства был основан Русский университет, правда, весьма неполный. Вполне хорошо обставлен был только Юридический факультет; почти все кафедры были обслужены видными учеными. Первым деканом был П. И. Новгородцев. Предполагалось, что больше- вицкая власть продержится недолго и эмигранты вернутся в Россию, которая будет чрезвычайно нуждаться в юридически образованных людях. Расчет этот оказался ошибочным. Молодые люди, прошедшие курс нашего Юридического факультета, в большинстве случаев не могли найти работы по своей специальности ни в Чехословакии, ни вообще в Европе. Один из выпусков, зная судьбу своих старших товарищей, организовал, получив аттестаты, нескольконедельные курсы малярного дела и, научившись ему, молодые юристы поехали в различные страны, главным образом во Францию, где и стали ремесленниками–малярами. Кроме Юридического факультета был образован еще факультет Историко–фи- лологический, но он был очень неполон; многие кафедры вовсе не были замещены. Был организован еще ряд курсов, например Кооперативный институт, Железнодорожные курсы и т. п. На практике обнаружилось, что русская железнодорожная техника стоит очень высоко и молодые люди, прошедшие курс Русского железнодорожного училища, легко находили работу. Многие молодые люди поступили на Медицинский факультет Карлова университета и в чешский Политехникум. Закончив свое образование, многие из них устроились в Чехословакии.
На Юридическом факультете Русского университета я читал лекции по логике, а на Историко–филологическом факультете — по другим философским предметам. Деятельность эта прекратилась в 1928 г., когда «русская акция» стала сокращаться и Русский университет был закрыт. В Праге был основан также Русский Народный университет; профессора, инженеры и общественные деятели читали от имени этого университета отдельные лекции в Праге и в различных провинциальных городах, особенно в Подкарпатской Руси. Потом этот университет стал стал называться Свободным Русским университетом, а в 1943 г. Русскою Академиею. При этом университете было организовано Философское общество. Вначале в его составе было много лиц, обладавших специальными знаниями в области философии: И. И. Лапшин, С. И. Гессен, Г. Д. Гурвич, Г. В. Флоровский, от. С. Булгаков, В. В. Зеньковский, Д. И. Чижевский, П. И. Новгородцев, П. Б. Струве, я. Вскоре однако П. И. Новгородцев умер, Струве уехал в Белград, Гессен в Варшаву, Гурвич во Францию, Чижевский в Берлин, от. С. Булгаков, от. Г. Флоровский и Зеньковский основали в Париже Православный Богословский Институт; таким образом, из специалистов по философии в Праге остались лишь И. И. Лапшин и я. Каждый год мы читали в Философском обществе по несколько докладов.
Вскоре по приезде в Прагу я получил из Лондона от профессора Коренчевского, работавшего в Листеровском Институте, приглашение прочитать в Русском Народном университете в Лондоне несколько курсов по философии. В конце февраля 1923 г. я отправился в Лондон через Флиссинген и провел в Англии весь март месяц. Большое удовольствие доставила мне эта поездка благодаря общению с семьею Наталии Александровны Деддингтон, с В. Г. Коренчевским, который проявлял большой интерес к проблемам религиозной философии, и с семьею С. И. Метальникова, у которого я на обратном пути провел в Медоне вблизи Парижа более недели.
С Сергеем Ивановичем в этот мой приезд в Париж и в следующие приезды, а также тогда, когда он с Ольгою Владимировною приезжал к нам в Прагу в 1924 и в 1937 гг., мы подолгу беседовали о вопросах философии природы. Он задумал написать книгу на тему о «разуме в природе». Наш обмен мнений сосредоточивался, главным образом, на понятии индивидуума. Я настоивал на сверхвременности и сверх- пространственности, а, следовательно, на вечной и абсолютной неделимости индивидуума; иными словами, я излагал свое учение об индивидууме, как субстанциальном деятеле (монаде). Сергей Иванович держался иного мнения; он ссылался на свое наблюдение, согласно которому дети нередко обладают отчасти свойствами своего отца, отчасти свойствами своей матери; отсюда он выводил производность индивидуума от своих родителей.
Поездка моя в Лондон оказала большое влияние на мои дальнейшие занятия философиею благодаря следующему случайному обстоятельству. В Лондоне возобновилось мое знакомство с профессором Pares, директором School of Slavonic Studies. Он предложил мне написать для журнала „Slavonic Review“ статью о Владимире Соловьеве и его влиянии в русской философии. Взявшись за эту работу, я впервые прочитал большую часть произведений Соловьева, кн. С. Трубецкого, кн. Е. Трубецкого, от. С. Булгакова, Бердяева. Здесь впервые для меня открылась значительность русской философии, поскольку в ней ряд талантливых и высокообразованных лиц стремится выработать христианское мировоззрение. С этих пор я стал много времени уделять русской религиозной философии, познакомился с произведениями И. В. Киреевского, Хомякова и стал читать все труды современных русских религиозных философов. Несколько статей написано уже мною о них и подготовляется материал для большой книги, в которой я задаюсь целью изложить и подвергнуть критике христианское миропонимание современных русских философов.
Занявшись Соловьевым, я открыл, что русские философы, начинавшие свою деятельность с увлечения идеями Соловьева, кончали тем, что далеко отошли от него, а я, мало знакомый с Соловьевым и исходивший из новоплатонизма, лейб- ницианства и шеллингианства, в действительности оказался в своей метафизике близким к Соловьеву.
С весны 1924 г. до осени 1925 г. мы жили в Збраславе; затем с весны 1926 г. до весны 1928 г. опять поселились в Збраславе; Осенью 1929 г. нам удалось получить квартиру в Праге в Русском профессорском доме на Бучковой улице. С тех пор мы постоянно занимали эту квартиру, уезжая из нее только куда‑либо летом месяца на два, вплоть до 14 апреля 1942 г., когда мы переселились в Братиславу, где я получил кафедру философии в университете.
В Збраславе мы жили на набережной Влтавы в доме, принадлежавшем Ф. Прохазке. Часть нижнего этажа была отдана под ресторан, а остальные комнаты сдавались внаем, так что дом этот был подобием отеля и назывался „Velka Hospoda". В „Velka Hospoda" комнаты сдавались по цене сравнительно дешевой, и многие русские эмигранты перебывали в нем: кроме нас, там в различные периоды жили инженер- путеец Николай Николаевич Ипатьев (в доме которого в Екатеринбурге был убит Государь Николай П и его семья) с женою, московский промышленник Евгений Павлович Свешников с семьею, проф. Ефим Лукьянович Зубашев с женою, В. В. Водовозов с женою Ольгою Александровною (дочерью профессора Введенского), проф. А. В. Флоровский с женою, генерал С. А. Щепихин с женою и сыном. Мы занимали две комнаты во втором этаже. В одной из них, большой комнате, разделенной пополам занавескою, жили Мария Николаевна, жена моя, Боря и Андрюша, а в другой, выходившей окном на набережную в сад перед домом жил я с Володею, а потом один, когда старшие сыновья уехали из Чехословакии. К моей комнате принадлежала часть большого балкона, тянувшегося по всему фасаду здания. Большую часть года в хорошую погоду я сидел на этом балконе, занимаясь чтением и писанием книг («Свобода воли», «Ценность и бытие») и статей. Условия для моих занятий фило- софиею были чрезвычайно благоприятны. В Библиотеке Карлова университета (он был основан в 1348 г. императором Карлом IV) философский отдел был богат книгами и хорошо пополнялся. Кроме того, правительство Чехословакии основало Славянскую библиотеку; для русского отделения этой библиотеки покупались целые библиотеки русских ученых и писателей, а также приобретались все сколько‑нибудь заслуживающие внимания книги, печатавшиеся в Советской России и в таких эмигрантских центрах, как Париж, Берлин, Прага, Белград, София. В короткое время эта Библиотека стала столь богатым книгохранилищем, что слависты из всевозможных стран стали приезжать для занятий в ней, а также в Русском архиве, учрежденном при министерстве Иностранных Дел.
