Антоний Голынский-Михайловский - О молитве Иисусовой и Божественной Благодати

{211}

ной молитве, благодаря самоотречению и послушанию, которое оказывают своему духовному наставнику. Однако сколь быстро преуспевают, столь легко впадают в прелесть, если ведут себя безрассудно и без внимания… Не видел я, чтобы преуспевала душа молящегося умной молитвой без чистого откровения тайных помыслов»{244}.

Есть и иные многообразные поводы для уклонения в прелесть. «Мрачный лабиринт прелести непостижим», считает старец Иосиф, но одна из главных причин прельщения хорошо известна, это — неразумная ревность. Любая крайность способствует этому, особенно чрезмерное увлечение каким-либо одним видом подвига, например постом. В своей книге «Духодвижная труба» старец Иосиф пишет о тех, кто ограничивается «самым суровым постом, не допускающим ни масла, ни приготовленной на огне пищи… Такие, полагая, что все состоит только в этом, впустую тратят время… Они, между тем, нисколько не заботятся об иных добродетелях и осуждают других, которые, по их мнению, покинули правильный путь. Итак, этот вот их односторонний пост мы осуждаем как неправильный и называем крайне безрассудным. Хитроумный же диавол, едва увидит, что человек уклонился в такое однообразное подвижничество, тотчас же присасывается, как раковина, и совершенно подчиняет себе его ум, заставляя считать, что в таком подвижничестве и заключается подлинная истина». Таким образом диавол окончательно прельщает человека.

Надо учесть, что это пишет не какой-нибудь противник постничества, но человек, сам всю жизнь проведший в строжайшем самоограничении, годами питавшийся несколькими сухарями в день. Дело, однако, в том, что такая вышеестественная мера поста есть особый дар благодати, а попытки своими человеческими силами понести подобный подвиг всегда создают удобный повод для прельщения самонадеянных гордецов. Не только пост, но и всякая односторонняя крайность — безмолвие, бдение, нестяжание, слезы, — когда человек упорствует в ней, уловляет его в прелесть через самомнение и тщеславие.

«Любая другая добродетель, — продолжает старец, — если она совершается сама по себе и принимается за главную силу монашеского жительства, заслуживает порицания и всяческого осуждения опытных людей. Или же скорее мы назовем ее приманкой врага, из-за которой человек постепенно попадается на крючок». Ошибка такого человека заключается в том, что «в начале своего пути, ему следовало, убедившись на опыте в гибельности самоуверенности, считать свое преуспеяние даром Божиим, а не плодом своих ничтожных человеческих усилий», ибо мы через свое усердие можем лишь показать благое намерение, а все дальнейшее зависит от действия благодати.

{212}

Таким образом, действия подвижника, по учению старца Иосифа, должны быть гармоничны и направлены равно к достижению всех добродетелей. Они должны быть разумно уравновешены — запрещено как чрезмерное усердие, так и излишнее расслабление, потому что враг караулит с двух сторон. Если подвижник не слишком горяч и не рвется безрассудно вперед, то враг выжидает, когда тот приустанет и склонится к нерадению, тогда бес «появляется и тянет его назад, чтобы повергнуть в безразличие» и так поработить. В «Послании исихасту пустыннику» старец Иосиф напутствует: «Монах должен или иметь наставника в таком делании и творить совершенное послушание, совершенно отсекая свою волю, или, если он один, остерегаться крайностей и идти по среднему пути. Не должен уклоняться ни вправо, ни влево. И пусть хорошо знает, что только когда получит высокие крылья созерцания, тогда по мере этой Божией благодати и тело выдерживает немощи»{245}.

Если подвижник действует правильно, если во всех делах ему сопутствует смиренномудрие, то постепенно под воздействием благодати к нему приходит преуспеяние. Но здесь его вновь подстерегает вражеская сеть прельщения. «С сатанинской изощренностью в уме укореняется мысль, что это является достижением его собственных способностей, которого другие по справедливости лишены из-за своего нерадения». Он может теперь обличать и укорять не стяжавших благодать, ибо уверен, что «все способны получить ее, если понудят себя». Неискушенный, он думает, что, усердно побуждая себя к подвигам, может своим ничтожным человеческим усилием привлечь к себе благодать, а получив ее, дерзко полагает, что благодать «дана ему как воздаяние за его делание». Но, увы, таковые «лишены света рассуждения»; заблуждающиеся, они не ведают, что если Господь по Своему желанию, в угодное Ему время не пошлет благодать, то мы «останемся бесплодными и совершенно нагими, труды же наши послужат пищею бесам и прекрасно возделанные добродетели обратятся в пороки!».

Несчастье начинается с того, что человек воображает, будто «обрел Божественную благодать благодаря подвижничеству и собственным благим усилиям и что все, кто лишены ее, виноваты в этом сами, поскольку не хотят подвизаться. О, проклятая самоуверенность, рождающая и питающая эгоизм и самомнение». И тогда Господь из-за нашей неразумной гордости попускает диаволу действовать против нас — «вместе с Божественной благодатью удаляются и все силы и средства, помогающие человеку, чтобы тот, смирившись, на опыте убедился в правоте слов Господних: Без Меня не можете делать ничего[88]».

{213}

Нужно упомянуть еще об одной ловушке — это прелесть, которая «имеет целью смутить тех, кто уже положил хорошее начало, и помешать их дальнейшему продвижению». Иногда, учит старец Иосиф, подвизающиеся в умном делании получают благодатное утешение: во время созерцания «к ним приближается взыскуемая Божественная благодать — скорее всего во время молитвы, в состоянии тонкого сна или же каким-либо иным способом». Как раз этого момента и поджидает дух прелести. Враг старается вклиниться и подмешать свое ядовитое воздействие — он «приближается к человеку, находящемуся в указанном состоянии, пытаясь тем самым привлечь его внимание к себе». Чаще всего вражье действо принимает вид зрительного образа, или мечтания, или благоухания. «Вообще, к какой бы слабости ни склонялся ум, дух прелести сразу же примет соответствующий образ». Если два-три раза уделяется внимание мимолетному сиянию, то оно «принимает образ какого-либо лица или предмета, в соответствии с тем, что было в уме, когда он принял его. Если такие подвижники прибегают к совету старца, [видение] слабеет и отступает». Но если несчастный поверит, что заслужил «благодать» своей добродетелью, и будет ожидать нового явления, «тогда присутствие лукавого усиливается и преобразуется во вполне определенные видения». Это уже чревато настоящей бедой.

Иные подвижники искушаются воображением почестей, славы и власти: «Для тех, в ком еще живы страсти любоначалия и тщеславия, даже если некоторое время они и боролись с ними, дух прелести представляет именно это. Таким он показывает во сне, как их избирают вождями, пастырями и духовными отцами, от которых зависит спасение мира… Тем, кто преуспел в созерцании, он представляется светлым ангелом, принимает образы святых и Самого Спасителя». Нужно твердо запомнить главный признак дьявольского обмана: «Ложные ощущения в действительности не имеют ничего общего с теми признаками, которыми удостоверяется присутствие Божественной благодати», — в отличие от последних, они сопровождаются смущением и возбуждают низменные плотские страсти.

«Ум прельщенного помрачается и не способен к рассуждению, поскольку он не имеет ни опыта восприятия истинной благодати, ни смирения, которое позволило бы усомниться в правильности своего суждения. На ранних стадиях прелести… еще есть надежда, что благодаря содействию Церкви он будет исцелен. Однако, если прелесть проникнет глубже… [она] считается почти неисцелимой болезнью». Бесы неимоверно изощрены в хитрости и проворстве. «Прелесть с такой тонкостью и искусством принимает на себя образ благодати и истины, что ею могут быть поколеблены даже опытные. Послушание считается здесь необхо

{214}

димым… Тем, кто идет проторенным путем подчинения и смирения, это зло едва ли способно причинить вред. По большей части оно поражает людей, живущих отдельно, по своей воле, полагающих, что внешний образ подвижничества и вообще человеческие усилия могут принести плод сами по себе»{246}.

Можно пожелать каждому вступающему на путь подвига сохранить в памяти отточенные, как формула закона, слова Иоанна Лествичника: «Кто хочет бороться со своею плотию и победить ее своими силами, тот тщетно подвизается; ибо если Господь не разорит дома плотской похоти и не созиждет дома душевного, то всуе бдит и постится думающий разорить»[89].