Обо всем просимом нужно молиться с верою, нужно терпеть, и Бог заговорит. Ведь, молясь с верою, человек некоторым образом обязывает Бога исполнить просимое ради этой веры. Поэтому, прося о чем-то у Бога, "не усомнимся" и будем услышаны. "Имейте веру и не сомневайтесь"[244], – сказал Господь. Бог знает, когда дать нам то, о чем мы просим, так, чтобы это не нанесло нам духовного вреда. Иногда мы просим о чем-нибудь у Бога, но не имеем терпения и волнуемся. Нам стоило бы волноваться, если бы наш Бог не был сильным, но раз мы имеем Всесильного Бога, у Которого такое великое множество любви, что Он питает нас Своею Кровью, то нашим волнениям нет оправданий. Иногда мы не вверяем разрешение какой-то трудности в руки Божии, а действуем по-человечески. Когда мы просим о чем-то у Бога, но наша вера колеблется, и мы, не дожидаясь, пока Он ответит на наше прошение, хотим по-человечески добиться того, чего трудно добиться, то это похоже на то, что мы подаем Царю Богу прошение, но, когда Он простирает Свою руку к действию, забираем наше прошение обратно. Потом мы снова просим Его, но наша вера опять колеблется, мы опять волнуемся и повторяем то же самое. Так наша мука становится затяжной. То есть мы ведем себя, словно человек, который подает прошение в Министерство, но вскоре, передумав, забирает его назад… Потом он опять передумывает и подает его обратно, проходит еще немного времени, и он снова забирает его. Однако прошение должно лежать на месте, чтобы до него дошла очередь.
Молитва с болью
– Геронда, а как вы молитесь о какой-то нужде?
– Основа всего в том, чтобы стало больно. Если не больно, то можно часами тянуть четку, но молитва не будет иметь никакого результата. Если человеку больно за то, о чем он молится, то он и одним лишь воздыханием совершает сердечную молитву. Многие, когда люди просят их молитв, не располагают временем и молятся о нуждах этих людей одним лишь воздыханием. Я не говорю, что не нужно молиться, но если случилось так, что времени нет, то воздыхание о чужой боли есть сердечная молитва. То есть по своей силе оно равноцелым часам молитвы. К примеру, ты читаешь письмо, видишь нужду, воздыхаешь и потом молишься. О, да это великое дело! Ты еще не взял трубку, еще не набрал номер, а Бог же слышит тебя! А насколько хорошо понимает это тот, о ком совершается такая молитва! Посмотрите, как бесноватые, где бы они ни находились, понимают, когда я молюсь за них, и кричат!
Настоящая молитва – это не удовольствие, не "нирвана", она начинается с боли. Что это за боль? Человек мучается в хорошем смысле этого слова. Ему больно, он стонет, страдает, о чем бы он ни молился. Знаете, что значит "страдать"? Да, он страдает потому, что соучаствует в общей человеческой боли или же в боли какого-то конкретного человека. За это соучастие, за эту боль Бог воздает ему божественным радованием. Конечно, человек не просит божественного радования, оно приходит как следствие, поскольку он соучаствует в чужой боли.
– А с чего нужно начинать?
– Человек о чем-то узнает, например, о том, что произошел несчастный случай. "Ах!" – воздыхает он, а Бог тут же дает ему утешение за это малое воздыхание. Он видит, как кому-то больно, и тут же сострадает ему, утешаясь божественным утешением от Бога, и не остается с этой горечью боли. Тогда ближний получает помощь от его молитвы. Или же он размышляет. "Бог дал нам столько, а что сделал для Него я?". Один человек сказал мне следующие, оказавшие на меня впечатление, слова: "Когда совершается Таинство Божественной Евхаристии, то Ангелы закрывают свои лица, мы же причащаемся Тела Христова. А что сделал для Христа я?". Так в добром смысле страдает душа.
– Геронда, а как молящемуся понять, что его молитва помогла ближнему?
– Молящийся узнает об этом по тому божественному утешению, которое он ощущает в себе после совершенной им сердечной, исполненной боли молитвы. Однако сначала боль другого человека нужно сделать своей болью, а после этого совершать и сердечную молитву. Любовь есть божественное свойство, она извещает ближнего. Так и в больницах: если врачи и медсестры действительно страдают за больных, то это является самым действенным лекарством из всех, которые они им дают. Больные ощущают участие к ним и чувствуют уверенность, безопасность, утешение. Тому, кто страдает, не нужны ни наши многие слова, ни наши поучения. Он понимает, что тебе за него больно, и это помогает ему. Боль – это все. Если нам больно за других, то мы забываем себя, свои собственные нужды.
Божественное утешение
– Геронда, когда я страдаю за других, мной овладевает тревога, и я не могу молиться.
– По этой тревоге видно, что в тебе живо человеческое начало. Я чем большую боль испытываю за других, тем больше молюсь и духовно радуюсь, потому что я говорю обо всем Христу, а Он приводит все в порядок. И я вижу, что чем больше проходит лет, тем более на убыль идет телесная бодрость, но бодрость душевная умножается, потому что любовь, жертвенность, боль за ближнего дают многую душевную силу. Вот, погляди-ка, вчера вечером, когда вы совершали бдение, у меня было не очень-то много бодрости, но я получал силу от чужой боли. Всю ночь до Божественной Литургии я простоял на ногах, принимая народ[245]. Потом в храме я опять стоял на ногах, но, несмотря на это, не чувствовал усталости, потому что мне было больно за людей и эта боль давала мне силу. Так и ты – молись и радуйся. Бог все устроит.
Если человек относится к боли по-духовному, то у него нет скорби. Взять хотя бы тех людей, которые приходили ко мне. Как же больно мне было за них! Я не выслушивал их кое-как, в пол-уха, я страдал, воздыхал, но каждым воздыханием возлагал трудность на Бога, и Он утешал меня в той боли, которую я переживал за ближнего. То есть при духовном отношении к чужой боли приходило божественное утешение, потому что если в боли есть надежда на Бога, то в ней есть и божественное утешение. А иначе как все это можно выдержать! Если бы не было этого утешения, то как бы я мог жить со всем тем, что мне приходится слышать? Мне больно, но я думаю и о божественном воздаянии тем, кому больно. Мы находимся в руках Божиих. Раз есть божественная правда, божественное воздаяние, то ничто не проходит даром. Сколько человек мучается, столько ему за это и воздастся. Бог, видя на земле столько боли, видя даже и то, что недоступно нашему восприятию, тем не менее не впадает в отчаяние. "Ты больше страдаешь? Я больше дам тебе в жизни иной", – говорит Бог и от этого радуется. А в противном случае как бы Он, так сказать, мог вынести столько несправедливости, столько зла? Однако, имея в виду воздаяние тем, кто страдает, Он, если можно так выразиться, может вынести эту великую боль. А нам, не видящим, какую славу восприимет наш ближний, и страдающим за него, Бог воздает божественным утешением.
– Геронда, не изнуряет ли человека это переживание за ближнего?
– Нет. Если относиться к каждой проблеме духовно, то изнурения не будет. Вначале, слыша, как кто-то страдает, человек испытывает горечь, но потом в качестве воздаяния приходит божественное утешение, и его организм не разрушается. Горечь от мирского расстройства приводит к болезням: желудочным кровотечениям и другим, но горечь от боли за других содержит в себе божественный бальзам и не вредит организму.
Опасность бесчувствия
– Геронда, иногда миряне просят меня помолиться о разрешении их проблем. Я молюсь, но боли не чувствую.
– Этому могут быть две причины. В первой есть опасность, во второй – духовный подход к проблеме. Первый случай – это когда монах забывает о своих близких, но и о других тоже не думает, то есть не молится о людях. Это очень плохо. То есть мы, оставив наших близких, приходим в монастырь и с течением времени их забываем. Но ведь остальных людей забыть при этом намного легче. Да, мы положили начало нашей духовной жизни, но не начали духовно соучаствовать в боли других. Мы духовно не развиваемся для того, чтобы быть в состоянии почувствовать их нужды, и есть опасность впасть от этого в бесчувствие. Потихонечку монах становится равнодушным, и его сердце превращается в камень. Во втором случае молящемуся больно за весь мир, но он чувствует и утешение, понимая, что тот, кто страдает, будет иметь мзду от Бога, будет мучеником. Этот помысл приносит ему глубокую уверенность, он испытывает внутреннюю радость. В этом случае его сердце не каменное, но исполненное божественной любви.
Если монахи не будут внимательны, то их сердце может стать очень черствым. Люди мирские видят беды, несчастья своих ближних и переживают за них. Мы этого не видим и можем дойти до того, что станем просить всего лишь для самих себя. И если мы не занимаемся тонким деланием, чтобы прочувствовать несчастье других людей и совершить о них сердечную молитву, то мы станем жестокосерды. Мы дойдем до того, что будем стремиться к собственной выгоде, и наше сердце от безразличия станет каменным. Это противно Евангелию. Монах должен проявлять участие, испытывать боль и молиться о всех людях. Это не отвлекает его, напротив, молитвой он помогает и себе, и другим.
