История коммунального движения в городе Реймсе уже заметно отличается другим характером; она возбуждает интерес историка как по своей продолжительности и интенсивности, так в особенности потому, что она захватывает собой слишком широкий круг, привлекает к участию все элементы средневекового общества. Борьба реймсских граждан за свободу открылась в первой половине XII в., длилась два следующих столетия и окончилась вместе с падением средневекового строя жизни и средневековой цивилизации. Окрестные городки — бурги, низшее население, окружавшее город, монастыри, епископы, король и, наконец, папа — все эти элементы Средневековья вмешивались поочередно в эту борьбу, вставали то на сторону граждан, то на сторону их сеньора, действовали каждый в своих видах и со своим расчетом. Поэтому история коммунального движения дает в себе богатый материал для правильной установки того значения, какое имело освобождение городов в процессе развития средневекового общества и средневековых учреждений.
Город Реймс был епископским городом и занимал в ряду других французских городов передовое место. Он был духовной столицей Франции; французские короли здесь возлагали на себя корону; здесь же хранился священный сосуд с миром, ниспосланный, по католическому преданию, св. Ремигию для коронования Хлодвига; сам св. Ремигий считался его особенным покровителем. Святость города невольно переносилась средневековым человеком и на его сеньора — архиепископа Реймсского и делала его особу неприкосновенной. В руках Реймсского архиепископа, действительно, сосредоточена была громадная как моральная, так военная и материальная сила. Он — первое духовное лицо во Французском королевстве, кардинал и легат апостольского престола; он тесно связан с папой и находится под их преимущественным покровительством. Его владения обширны и разнообразны; кроме Реймса он имеет еще огромное число небольших городов и сел, принадлежащих реймсской провинции, и его замки разбросаны кругом Реймса. В случае войны он мог выставить со своих земель сильное войско, которым он не раз оказывал помощь французским королям. Его доходы были многочисленны и поддавались постоянному увеличению; в самом Реймсе и в Реймсском диоцезе было много богатых монастырей, зависевших от Реймсского архиепископа и уделявших ему часть от своих богатств; в руках самого архиепископа находилась духовная и светская власть, которую он с удобством мог превращать в средство к добыванию денег. Вот с таким‑то могущественным прелатом–бароном и вступила в борьбу Реймсская коммуна. Она возникла в 1139 г. Это было время, весьма пригодное для образования коммуны; кругом Реймса в Нуайоне, Бовэ, Амьене, Суассоне и Лаоне кипело уже восстание против феодальной власти: в самом Реймсе архиепископа не было: он умер, и его кафедра долго оставалась свободной вследствие ссоры французского короля с папой и отлучения, наложенного на короля с его Церковью. Пользуясь этими благоприятными обстоятельствами и по примеру ближайших городов, жители Реймса ввели у себя коммунальное устройство по образцу Лаонской коммуны и выхлопотали себе у короля грамоту, утверждавшую это устройство. Энтузиазм, поднявший знамя свободы в Реймсе, сообщился и окрестному населению — окружавшие Реймс бурги провозгласили коммуну, и даже крепостное, полурабское население обнаружило стремление войти в состав Реймсской коммуны, куда их охотно и принимали. Скоро движение получило широкие размеры и грозило уничтожением не только светской, но и духовной власти архиепископа. Коммуна уже начала распоряжаться церковными и монастырскими людьми, и так как она не имела ни городской башни с вечевым колоколом, ни общественного дома, то собрания граждан происходили в церкви св. Симфориана, по звуку колоколов; коммуна начала даже отдельно совершать богослужение; она воспользовалась для этого одним низложенным священником, приставшим к партии самых крайних демагогов. Встревоженное духовенство обратилось к королю с просьбой прекратить беспорядки; сам Бернар Клервоский, подвижник, пользовавшийся огромным влиянием в обществе и уважаемый королями и папами, восстал против Реймсской коммуны и умолял папу положить ей конец избранием архиепископа. Так дело продолжалось до 1170 г., когда на Реймсскую кафедру был посвящен Сансон Мальвуазский. Новый архиепископ не хотел признать прав за коммуной, но он был человек слабого характера, склонный более к компромиссам, чем к решительным действиям, и готовый смотреть сквозь пальцы на нарушения своих прав. Войско Сен–Денисского аббата Сугерия и посредничество Бернара примирило его с коммуной; коммуна было ограничена, церковь Симфориана отнята у нее и вновь освящена, но власть архиепископа уже не могла восстановиться опять в тех пределах, какие принадлежали ей до коммунального движения. До конца своей жизни Мальвуазен слабо боролся с коммуной и никогда не мог ее одолеть; он принужден был терпеть коммуну. Не таков был его преемник, Генрих Французский, брат короля. Своей задачей он поставил уничтожение коммунальных вольностей в Реймсе и, надо сказать, шел к выполнению этой задачи твердыми шагами. Он не хотел слышать ни о каких сделках и гордо отвергнул плату в 2 000 ливров, которую предложили ему горожане за сохранение коммунальной хартии. Вспыхнуло восстание; коммунары овладели укрепленными домами и выгнали из города приверженцев архиепископской партии. Тогда Генрих призвал короля на помощь и при содействии его войск разрушил до 50–ти домов главных заговорщиков. Но горожан было трудно испугать такой мерой; месть архиепископа не смирила их, а только еще более увеличила ненависть к нему, возбудила страсти и толкала на дальнейшее сопротивление. Как скоро королевский отряд удалился от Реймса, граждане снова взялись за оружие, захватили дома, принадлежащие архиепископу, а самого его заставили запереться в своем неприступном замке. На этот раз Генрих обратился не к брату, действия которого показались ему мягкими, а к светскому феодалу, графу Фландрскому, который и явился к Реймсу с шеститысячным отрядом. Борьба Реймсской коммуны против своего епископа, таким образом, незаметно перешла в борьбу против феодальной власти вообще. Не имея сил противиться огромному войску фландрского графа, реймсские граждане придумали весьма хитроумный способ: они все удалились из города, уничтожив наперед съестные припасы. Войску нечего было есть, и рыцари, опасаясь голодной смерти, через сутки оставили город. Напрасно архиепископ умолял их, льстил им, давал разные обещания — голодные фламандцы спешили покинуть пустой город. Генрих принужден был вступить в переговоры со своей паствой и заключить мир, выгодный для коммуны, но «убыточный и бесчестный для него», как выразился о нем один современник этих событий. Можно представить себе, как должна была подействовать на тогдашнее общество эта победа Реймса над суровым и энергичным феодалом! Она подняла дух коммуны не только Реймса, но и соседних городов и придала бодрости тем, которые еще не успели окончить борьбу за независимость. — Следующий за Генрихом архиепископ уже не пытался преследовать коммуну: он был миролюбивее своего предшественника и старался только о том, чтобы согласовать свои феодальные права с коммунальными стремлениями буржуазии и поставить границы между юрисдикцией городского совета и своим светским судом. Вследствие этих стремлений и по взаимному соглашению с представителями Реймса составлена была хартия, примирявшая обе спорящие стороны, которая и легла в основание дальнейшей истории этого города. Итак, Реймс в конце концов достиг своей цели; у него было самоуправление, хотя и ограниченное; у него была своя хартия вольностей, хотя и дарованная милостью архиепископа. Однако было бы ошибкой думать, что с дарованием хартии окончилась и борьба между городом и его духовным сеньором. Эта борьба продолжалась и после хартии; Реймсская хартия была компромиссом между феодализмом и городским самоуправлением и как таковая не отвечала ни тому, ни другому; епископы всегда стремились толковать хартию в свою пользу, горожане, напротив, добивались расширения своих привилегий. Уже Вильгельм Шампанский — тот самый архиепископ, который создал Реймсскую хартию, — в письмах своим друзьям жаловался, что лучшие его намерения не удались, что он утомлен постоянными ссорами с коммуной. А его преемник Обри де Го–Вилье несколько раз обращался к королю с просьбой обуздать коммуну; он жаловался, что горожане не отдают ему — архиепископу — городских ключей, отказываются исполнять его распоряжения, требуют, чтобы его приказания наперед были утверждаемы городским советом. Впрочем, до жарких и кровавых сцен распря в Реймсе при этих двух епископах не доходила: она ограничивалась мелкими житейскими стычками между городом и его пастырем. В XIII в., при Людовике IX Святом, кафедру Реймсскую еще раз занял убежденный противник коммуны, напомнивший Реймсу времена Генриха Французского, которому он приходился тезкой, — Генрих де–Брэн. Это был человек в высшей степени честолюбивый, отличавшийся смелостью и непреклонностью характера. Он сумел сдерживать и непреклонный дух католического монашества, и гордые претензии горожан, любил держать всех в повиновении. На северной стороне города архиепископы Реймсские имели замок, построенный еще Генрихом Французским. Замок этот назывался Pont‑Mars, потому что старинная римская арка в честь бога Марса, служившая некогда городскими воротами, была включена в одну из башен замка. Он представлял собой целую крепость, обращенную к городу; одной стороной он выходил в поле и посредством подъемного моста сообщался с окрестностями, что давало архиепископу возможность ввести в замок сколько угодно войска; с другой, городской, стороны он окружен был рвами, стенами и военными машинами. В этом‑то неприступном замке и засел Генрих де–Брэн вместе со своим судом, наводившим ужас на реймсских граждан. Сюда приглашали их к ответу, и никто, раз вступив в него, не был уверен, возвратится ли он назад целым и невредимым. У архиепископа по всему городу рассеяны были шпионы, доносившие ему обо всем, что там делалось и говорилось; и тот, кто был заподозрен в злокозненных в отношении к архиепископу намерениях, приглашался к нему на суд. Если горожанин медлил исполнить приказание, то с городской стороны епископского замка спускался подъемный мост, из него выходила стража и разыскивала обвиненного; когда виновному удавалось ловко скрыться, вместо него брали родственника или первого встречного и держали в замке, пока не являлся разыскиваемый. Много горожан входило в это время в замок, но немногие возвращались из него назад. Мрачные и душные подземелья, пытки и истязания всякого рода оканчивали дело раньше, чем родственникам захваченного удавалось внести выкуп. Произвол епископа ничем не был ограничен; когда впоследствии, при усилившемся вмешательстве короля, Реймсских епископов спрашивали, что сталось с тем или другим пленником, архиепископы отвечали, что они умерли во время заключения, — и на этом ответе следствие останавливалось. Мрачный характер архиепископа и деспотизм его правления вдохнули новую жизнь в Реймсскую коммуну; она опять поднялась на защиту городской свободы и объявила войну архиепископу. Однажды в воскресный день декан и члены капитула в торжественной процессии шли по городу: они провожали тело умершего собрата; в это время огромная толпа, следовавшая за процессией, напала на духовенство, осыпала их бранью и подвергла оскорблениям. «Они ухали на служителей Божиих, как на волков или как на собак», — с некоторым ужасом замечает об этом происшествии письмо папы Григория IX. Но это было только началом других более обидных для архиепископа и его каноников действий. В параллель епископскому суду, тяготевшему над гражданами, городской совет потребовал к своему суду архиепископских вассалов и чиновников, и одного из последних, а именно самого судью, приговорил к изгнанию. Затем он запретил всем в городе поступать в услужение к духовным не иначе как только на известных условиях, запретил продавать что бы то ни было каноникам и вступать с ними в сделки. Когда архиепископ, узнавший о городских бесчинствах, задумал произвести следствие, то городской совет издал запрещение говорить правду — и архиепископ не добился никакого толку. Наконец, воспользовавшись отсутствием епископа, отправившегося с отъездом по делам своего диоцеза, реймсские горожане произвели открытое восстание и начали правильную осаду замка. Оставшийся без своего главы капитул произнес отлучение на непокорных — и на это лишение духовной пищи горожане ответили лишением пищи материальной: коммуна запретила продавать каноникам жизненные припасы, и это распоряжение с точностью было исполнено. Тогда испуганный капитул тайно убежал из города, оставив свои дома на разграбление черни, и донес обо всем папе. — Папа решился применить к Реймсу самую крайнюю меру, какая была в его распоряжении и которая в течение Средних веков всегда оказывала могущественное воздействие на умы. В особой булле на имя реймсского духовенства он приказал торжественно провозгласить отлучение на всю Реймсскую митрополию по формуле, приложенной к булле. Вот эта любопытная формула, ясно показывающая, к каким средствам прибегали папы для защиты светской власти Церкви: «Властью Вселенских соборов и по примеру св. отцев, во имя Отца и Сына и действием Св. Духа, мы отлучаем жителей Реймса от недр св. матери Церкви как гонителей Церквей Божиих, хищников и человекоубийц, и осуждаем их анафемой вечного проклятия. Да будут они прокляты в городе, да будут прокляты в селе. Да будут прокляты имения их, и тела их да будут прокляты. Пусть падет проклятие на плод утробы ихина плодземлиих. Пусть падут на главу их все бедствия, которые Господь изрек устами Моисея против нарушителей закона. Да будут они анафема, маранафа, т. е. да погибнут они во второе пришествие Господа нашего. Никто из христиан не должен им говорить приветствия. Ни один священник не должен служить для них обедни, не должен давать им причастия. Пусть они будут погребены во гробе осла, пусть, как помет, будут брошены на лицо земли. Если они не принесут плодов, достойных покаяния, то да угаснет свет их, как гаснут светильники в руках наших».
