«Но я прилагала все усилия, чтобы убежать от этого чувства изолированности с его страхом, и я оказалась не способной к этому. Хождение в храм не помогает, и даже если бы оно помогало, нельзя все время быть там, как нельзя провести свою жизнь, выполняя ритуалы».
То, что вы не нашли способа убежать, может быть вашим спасением. В своем страхе быть одиноким, чувствовать отрезанность некоторые принимаются за спиртное, другие принимают наркотики, в то время как многие занимаются политикой или находят какой-нибудь другой способ бегства. Так что, видите, вам повезло в том отношении, что вы не нашли средства ухода от этого. Те, кто избегает этого, причиняют много вреда в мире, они действительно вредные люди, поскольку они придают важность тем вещам, которые по сути маловажны. Часто, будучи очень умными и способными, такие люди вводят в заблуждение других своей преданностью деятельности, которая является их бегством. Если это не религия, то политика или социальная реформа — что угодно, чтобы уйти от себя. Они могут казаться самоотверженными, но они фактически все-таки пекутся о себе, только иным способом. Они становятся лидерами или последователями какого-нибудь учителя, они всегда принадлежат чему-то, занимаются некой методикой или стремятся к идеалу. Они никогда не бывают просто самими собой, они не люди, а ярлыки. Так что вы видите, как вам повезло, что не смогли убежать.
«Вы имеете в виду, что убегать опасно?» — спросила она немного обескураженно.
А что, это не так? Глубокую рану необходимо осмотреть, лечить, заживлять, вредно прикрывать ее или отказываться смотреть на нее.
«Это правда. И чувство изолированности — такая рана?»
Это кое-что, что вы не понимаете, и в этом смысле это подобно болезни, которая продолжит рецидивировать, так что бессмысленно убегать. Вы пробовали убегать, но это продолжает настигать вас, верно?
«Да, так. Тогда вы рады, что я не нашла спасения?»
А вы нет? Что намного важнее.
«Думаю, я понимаю то, что вы объяснили, и я рада, что имеется хоть какая-то надежда».
А сейчас давайте вдвоем осмотрим рану. Чтобы исследовать что-то, нельзя бояться того, что вы собираетесь осматривать, не так ли? Если боитесь, вы не будете смотреть, вы отвернете вашу голову.
Когда у вас появлялись малыши, вы смотрели на них сразу после рождения. Вас не беспокоило то, были ли они уродливыми или красивыми, вы смотрели на них с любовью, не так ли?
«Именно так я и делала. Я смотрела на каждого новорожденного младенца с любовью, с нежностью и прижимала его к сердцу».
Таким же образом, с любовью мы должны исследовать это чувство отрезанности, это ощущение изолированности, одиночества, так? Если мы напуганы, беспокоимся, мы вообще будем неспособны исследовать это.
«Да, я понимаю сложность. Я не смотрела на проблему по-настоящему, потому что боялась реальности. Но теперь, думаю, я смогу посмотреть».
Естественно, эта боль одиночества — это только преувеличение того, что все мы чувствуем в незначительной степени каждый день, не так ли? Каждый день вы изолируете себя, отключаете себя, верно?
«Как?» — спросила она довольно испуганно.
Многими различными способами. Вы принадлежите определенному роду, особой касте, они — это ваши дети, ваши внуки, это ваша вера, ваш Бог, ваша собственность. Вы более добродетельны, чем кто-то другой, вы это знаете, а другой не знает. Все это — способ ограждения себя, способ изоляции, не так ли?
«Но мы воспитаны таким образом, и каждому приходится жить. Мы не можем отрезать себя от общества, не так ли?»
А разве это не то, что вы фактически делаете? В этих взаимоотношениях, названных обществом, каждый человек отгораживается от другого своим положением, своей амбицией, желанием известности, власти и так далее. Но ему приходится жить в этих зверских отношениях с другими людьми, подобных ему самому, так что все это прикрывается и делается уважаемым с помощью сладко звучащих слов. В повседневной жизни каждый предан его собственным интересам, хотя это может быть во имя страны, во имя мира или Бога, и таким образом процесс изоляции продолжается. Каждый осознает весь этот процесс в виде навязчивого одиночества, чувства полной изолированности. Мысль, которая придавала себе важность, изолируя себя как «я», эго, наконец пришла к сути понимания, что ее держат в заточении, ею самой созданном.
«Боюсь, все это немного трудно понять в моем возрасте, и к тому же я не слишком образованна».
Это не имеет никакого отношения к образованию. Требуется размышление и все. Вы чувствуете себя одинокой, изолированной, и если бы вы могли, вы бы убежали от этого чувства, но, к счастью для вас самой, вы были неспособны найти средства, чтобы так сделать. Так как вы не нашли выхода, вы теперь в состоянии взглянуть на то, от чего вы пытались убежать. Но вы не можете взглянуть, если боитесь этого, верно?
«Я это понимаю».
Разве ваша трудность не основывается на факте, что само слово создает беспокойство?
«Я не понимаю, что вы имеете в виду».
С этим чувством, которое на вас находит, у вас ассоциируются определенные слова, например, слова «одиночество», «изолированность», «страх», «быть отрезанной». Не так ли?
«Да».
Теперь, так же, как имя вашего сына не мешает вам воспринимать и понимать его реальные качества и склад характера, так же вы должны позволять таким словам как «одиночество», «изолированность», «страх», «быть отрезанной» вмешиваться в ваше исследование чувства, которое они представляют.
«Я понимаю, что вы подразумеваете. Я всегда смотрела на моих детей прямо».
И когда вы смотрите на это чувство так же прямо, что происходит? Разве вы не находите, что само чувство не пугающее, а пугает только то, что вы думаете о чувстве? Именно ум, мысль, придают страх этому чувству, не так ли?
«Да, правильно. В этот момент я это очень хорошо понимаю. Но буду ли способна к пониманию этого, когда я уйду отсюда, и вас не будет, чтобы объяснить?»
Конечно. Это подобно тому, когда видишь кобру. Когда-то однажды увидев ее, вы никогда не ошибетесь. Вам не надо зависеть от кого-либо, чтобы они сказали вам, что такое кобра. Точно так же, когда как только вы поняли это чувство, понимание всегда с вами. Когда однажды вы научились смотреть, вы обладаете способностью видеть. Но нужно идти через и вне этого чувства, так как есть намного больше, что можно обнаружить. Существует уединение, которое не похоже на это одиночество, это чувство изолированности. То состояние уединения — это не воспоминание или узнавание, оно нетронуто умом, словом, обществом, традицией. Это благословение.
«За этот единственный час я узнала больше, чем за все мои семьдесят пять лет. Да пусть пребывает то благословение с вами и со мной».
Почему вы распустили Орден Звезды?
Купаясь в лучах вечернего солнца, с улыбкой на лице шел вразвалочку рыбак по дороге. У него было великолепное тело, на котором был только небольшой кусок ткани, прикрепленный нитью вокруг талии, практически он был почти гол. Со стороны было заметно, что он очень гордился собой. Мимо проехал автомобиль, в котором находились два человека: водитель, и нарядно одетая леди. На ее шее и ушах надеты драгоценности, а темные волосы украшены цветами. Вероятно ехали на какую-то вечеринку. Женщина была задумчива, и даже не взглянула на рыбака, который шел размеренным легким шагом, не замедляя свой темп даже мимо если проезжал какой-нибудь автомобиль. В деревню рыбак пошел по недавно сделанной дороге из яркой красной земли, которая в последних лучах заходящего солнца была еще краснее, чем когда-либо. Проходя через пальмовую рощу, рыбак пересек мост через канал, где стояли несколько легких барж, нагруженных дровами, и вышел на узкую дорожку, которая вела к реке.
У реки было очень тихо, поскольку поблизости не было домов. Только несколько домашних животных бродили здесь. Земляные крабы сделали большие круглые отверстия во влажной грязи. Легкий ветерок играл с пальмами, которые были величественны в своем движении. Казалось они танцевали под музыку.
Медитация — это не для медитирующего. Медитирующий может думать, размышлять, создавать или сокрушать, но ему никогда не познать медитацию, а без медитации его жизнь столь же пуста, как морская ракушка. Кое-что можно поместить в ту пустоту, но это не медитация. Медитация — это не поступок, чья стоимость может быть оценена на рынке, она имеет свое собственное воздействие, которое нельзя измерить. Медитирующий знает действие на рынке, с его шумом обмена, и сквозь этот шум бесшумное действие медитации никогда нельзя обнаружить. Действие причины, становящейся следствием, и следствия, становящегося причиной, является постоянной цепью, которая связывает медитирующего. Такое действие, находясь в пределах стен его собственной тюрьмы, — это не медитация. Медитирующему никогда не познать медитацию, которая только вне этих стен. Именно стены, которые сам медитирующий построил, высокие или низкие, толстые или тонкие, отделяют его от медитации.
