— Поэтому он и жил у вас?..
— Поэтому тоже… Мать всегда его с другими нашими воспитанниками путала. Ну а у нас такая радость пасхальная получилось… Ведь Лариса Евгеньевна его как раз в Лазареву субботу и разыскала…
— Только тут воскрешение не Лазаря, а Вадима получилось… — сказал я.
— Да, — кивнула Мария Сергеевна. — Вадима Лазарева. Оказалось, что он там на подворье при церкви и жил… Он и в детдоме любил молиться. А причащался так, что у него лицо светлело. Господь не мог допустить, чтобы он погиб, и не допустил…
— А почему он ушел из интерната, не выяснили?
— Выяснила… — сказала Мария Сергеевна. — Он, оказывается, причащаться пошел. У нас-то в те месяцы не было службы в церкви… На Святой земле отец Игорь был, а потом болел. Вот Лазарев и пошел искать церковь…
— И нашел! — сказал я.
— Да! — кивнула Мария Сергеевна. — Нашел…
Все собирался выучить Божественную литургию, а то многого не понимал в церкви во время службы…
И даже книжку купил, чтобы проштудировать как следует, но так и не собрался, хотя и часто ходил в церковь.
И вот однажды заметил вдруг, что все понимаю…
Еще и слова не разобрал, а уже ясно, что Херувимскую поют.
Вот дивно-то…
По голосу узнал…
— Так дивно было бы ангелов-то не узнать по голосу… — сказал батюшка, когда я рассказал эту историю. — Просто, значит, раньше не слышал…
— Я же столько литургий выстоял… Как такое могло быть?
— Видно, Бог не давал слышать… А теперь услышал и узнал…
В церковь Вера пошла прямо со смены, даже домой не стала заезжать, и все равно едва поспела к началу службы.
Когда она вошла в храм, уже часы кончали читать…
Приложившись к иконам, Вера встала в очередь на исповедь, что выстроилась в правой половине храма.
1
Исповедовал сегодня молодой священник…
От того ли, что еще не обзавелся этот батюшка опытом, позволяющим обрывать пустословие, от того ли, что бабы на исповедь шибко разговорчивые шли, но очередь едва двигалась.
Уже отзвучала ектения, совершился Малый Выход, и:
— Вонмем. Мир всем…
— И духови твоему…
— Премудрость…
— Прокимен, глас…
— Премудрость…
— К римлянам послания Святого Апостола Павла чтение…
— Вонмем…
Началось чтение Апостола, а Вера, как встала у колонны с иконою, изображавшей апостола Петра с ключами, так и стояла, не двигаясь вперед.
После ночной смены гудели ноги.
Стараясь не раздражаться, Вера закрыла глаза, вслушиваясь в слова молитв.
— Рцем вси от всея души и от всего помышления нашего рцем! — басил на амвоне диакон.
— Господи, помилуй! — серебряными голосами откликался сверху хор.
— Господи Вседержителю, Боже отец наших, молим Ти ся, услыши и помилуй!
— Господи, помилуй! — звенел хор — Господи, помилуй! Господи, помилуй!
— Еще молимся… — забасил дьякон.
Слова трудно было разобрать — очередь загораживала от Веры молитву, вместо Царских врат перед нею в сплошную стену сливались чьи-то плащи, пальто, куртки…
2
Как раз в это время дверь исповедальни открылась, и в проеме показался чем-то похожий на апостола Петра с иконы молодой священник. И только теперь стоявшая впереди женщина в белой пуховой шапочке повернулась назад и, перекрестившись, поклонилась всем, испрашивая прощения.
— Бог простит… — прошелестело в ответ, а Вера неприязненно подумала, что и эта женщина в пуховой шапочке могла бы и заранее поклониться и не задержать хотя бы здесь людей.
Священник пропустил женщину в пуховой шапочке в исповедальню и закрыл дверь исповедальни.
— Иже Херувимы тайно образующе и животворящей Троице Трисвятую песнь припевающее… — запел хор.
Ликующие звонкие голоса заполнили помещение храма, перепутались и зазвучали совсем неразборчиво, Вера прикрыла глаза.
— Всякое ныне житейское отложим попечение… — неслышно повторяла она.
Она хорошо знала службу, и ей не нужно было и смотреть на алтарь, она и так видела, что сейчас, когда прозвучал возглас священника: «Яко да под державою Твоею…» — открылись Царские врата, и диакон с кадильницей вышел на амвон…
Действительно, все вокруг зашевелились, поворачиваясь следом за диаконом, который, помахивая кадильницей, шел по храму.
3
Синеватым дымком окутало фигуры людей, стоящих в очереди, и они как бы плыли — неведомо куда. Дверь в исповедальню тоже как будто приблизилась, хотя по-прежнему впереди стояло много народа…
Вот дверь приоткрылась, и знобким светом потянуло из нее, но никто не спешил идти в исповедальню.
Вера поежилась.
— В чем дело? — спросила она, наклонившись к стоящему впереди мужчине. — Почему эта старушка, впереди, не идет…
— Видимо, не готова еще… — не поворачиваясь, ответил мужчина.
— Тогда других бы пропустила… — недовольно проговорила Вера. — Столько народа сегодня…
— Тоже, видимо, не готовы… — сказал мужчина.
— Как это?! — удивилась Вера. — А вы?
— А что я… — сказал мужчина. — Спешить туда, я извиняюсь, не собираюсь…
— Ну, тогда, может, меня пропустите? — недоумевая, сказала Вера. — Я не успеть боюсь.
— Если боитесь не успеть, пожалуйста! — мужчина подвинулся, освобождая путь. — Проходите…
Вера шагнула было вперед, но по знобящему яркому свету, бьющему из-за двери, поняла, что эта дверь не на исповедь…
То есть нет… Конечно, на исповедь!
Только на ту исповедь, которая последняя, на которой грехи отпускаются или не отпускаются, и это уже навсегда, до скончания времени…
Вера попятилась, но назад не пускали, и она оглянулась…
— Идите! — услышала она мужской голос.
— Нет! — сказала испуганно. — Сейчас не моя очередь.
— Ну как же не ваша? — сказал мужчина. — Если вы исповедаться стоите, как раз ваша…
4
Похоже, что задремала Вера…
Она стояла в очереди перед исповедальней, из открытых дверей которой смотрел, узнавая ее, похожий на апостола Петра с иконы священник.
Медленно Вера осенила себя крестным знамением.
— Простите меня, грешную! — повернувшись к очереди, сказала она и низко поклонилась.
— Бог простит… — прошелестело в ответ.
— Это — Семен Михайлович… — сказал священник, отец Евстафий, представляя мне своего спутника. — Я хочу, Николай Михайлович, чтобы вы обязательно познакомились с ним. Это наш благодетель. Я иногда прихожу к Семену Михайловичу и говорю, что вот такая-то и такая-то надобность возникла… Поэтому, Семен Михайлович, я сегодня к вашему сейфу и пришел… Сорок тысяч нам на кирпичи надо… Семен Михайлович ни слова не скажет, встает и к сейфу идет. А я все ему вслед говорю: дай, дай сорок тысяч! А он постоит там, потом мне пачку денег приносит. Правда, не сорок тысяч, а двадцать… Но всегда просит, чтобы я снова к нему пришел… Я у него спрашиваю: «А завтра можно?» «Можно, — говорит, — заходите завтра».
— А как же иначе… — вступил в разговор Семен Михайлович, когда отец Евстафий закончил рассказ. — У нас предприятие экологией занимается, сами, понимаете ли, еле концы с концами сводим…
— Ну, тем более… — сказал я. — Это у вас как лепта вдовы получается… Еще ценнее такая помощь…
— Вы меня не поняли… — усмехнулся Семен Михайлович. — Я про свое предприятие сказал, чтобы объяснить, что у нас свободных денег вообще почти никогда не бывает… И когда я к сейфу иду, я и сам не знаю, что я там увижу… А там всегда точно такая сумма, которую отец Евстафий просит…
— А почему же тогда только половину ему отдаете? — спросил я.
— Ну а как же? — Семен Михайлович удивленно посмотрел на меня. — Я же предприниматель… Мне надо и свои дыры чем-то затыкать…
Валентина Николаевна готовит в церкви обеды.
Считается, что за свою работу она получает жалованье, правда, каждый раз она приносит в церковь столько своих продуктов, что сразу становится понятно — никакого церковного жалованья на них не хватит.
Но Валентине нравится готовить, и готовит она великолепно.
— Повезло вашим домашним… — хвалят ее. — Можно и в рестораны не ходить. У вас вкуснее и интереснее!
— Не… — говорит Валентина. — Дома так не получается.
— Почему? Тут ведь и газовой плиты нет!
— Зато тут молитвы есть… Я ведь готовлю, когда литургия идет. Вот и получается вкусно.
— Так выходит, что вашим домашним и не удается такого попробовать?
— Не знаю… — сказала Валентина.
Потом подумала и рассказала историю.
— У меня дочка Таня тогда в Англию уехала… Я скучала сильно. А тут батюшка из алтаря на кухню выходит…
