* * *
В этой книге представлены избранные страницы из наследия четырех великих Учителей суфийского Пути — Газали, Са-найи, Аттара и Руми. Их имена объединяет не только общность происхождения (все они местом своего рождения или своей жизнью связаны с Восточным Ираном — провинцией Хоросан, исторические территории которой сегодня частично находятся в современном Иране, а также в пределах Афганистана и новых среднеазиатских государств), но и то, что по истокам своего суфийского мировоззрения они принадлежат к восточной школе и к восточным традициям суфизма. Объединяет их и то, что жизнь и суфийское служение каждого образует своего рода эстафету во времени с передачей факела мистического Знания в той последовательности, в которой здесь приводятся их имена. При этом, если память прошлого не сохранила свидетельств о встречах Газали и Санайи, то история о свидании старика Аттара с мальчиком Руми в иранской литературе существует. Вот что об этом знаменательном событии пишет российский исследователь суфийской литературы Евгений Бертельс:
«Легенда рассказывает, что Аттар, будучи в преклонных годах, встретился с Джалал ад-Дином Руми, которому тогда было лет пять или шесть. Старый поэт сразу понял, кого он видит перед собой, и подарил мальчику рукопись своей книги «Книги тайн», как бы намечая его в свои преемники. Легенда эта, конечно, исторического факта под собой не имеет и изобретена кем-нибудь из составителей жизнеописаний поэтов. Но хотя это и легенда, нельзя отрицать, что соотношение Аттара и Джалал ад-Дина Руми ею выражено очень хорошо.
В творчестве молодого Руми мы видим завершение того дела, которое было начато его предшественником Аттаром. Большая поэма Руми, знаменитое «Месневи», построена так же, как и поэмы Аттара: без определенного сюжета, без задания — ряд рассказов, как бы случайно идущих друг за другом, связанных только ассоциацией мыслей, в данный момент возникших. С другой стороны, и это пламя, эти бурные порывы Аттара, тоже нашли свое отражение у его преемника. Аттар и Джалал ад-Дин Руми — это как бы одно и то же явление, луч, пропущенный через призму и падающий на два экрана. На более близком он меньше, на далеком — разросся до необычайных размеров. Если Аттар — поэт только персидский, то Джалал ад-Дин — уже поэт мирового масштаба, который, будь он известен шире, стал бы достоянием всего человечества, подобно Шекспиру и Гете».
Несмотря на то, что оценка Е. Бертельсом творческого наследия Руми и в том числе сравнение его с Шекспиром и Гете нисколько не преувеличены, первым в предлагаемой читателю книге стоит Газали, и это объясняется не только хронологическими соображениями. Как уже говорилось, суфийская история хранит память о многих своих мучениках, ставших жертвами исламских властей и толпы, подстрекаемой исламскими ортодоксами. Так было до Газали, который, завоевав непререкаемый личный авторитет непревзойденного знатока и толкователя Корана, использовал его, чтобы доказать богоугодность суфийского Пути, обеспечив тем самым безопасность и свободу развития суфийской философии и практики в рамках ислама.
Цепь духовной преемственности, восходящая к Газали, после Руми была продлена в Хоросане великими поэтами и мыслителями Джами и Навои, чьи притчи и высказывания также предлагаются вниманию читателя. Важнейшим звеном этой цепи стал бухарский шейх Накшбанд, жизнеописанию и учению которого посвящено несколько страниц этой книги.
А в дополненении к основным материалам приводятся фрагменты блестящего эссе Евгения Бертельса по истории суфизма и ряд очерков Идрис Шаха, иллюстрирующие работу известного современного суфия с суфийскими образами и текстами.
* * *
Как и всякое восхождение, Путь суфи имеет свои этапы, стадии или уровни. Единого мнения о количестве этих уровней в суфийском учении не существует. Достигнуть их и двинуться дальше к вершине суфи может и индивидуально, и с помощью великих Учителей прошлого, и в общении с себе подобными. Но, чтобы начать это движение, человеку нужно прежде всего осознать себя суфи и тогда тайны мира постепенно откроются ему. «Окруженный стеной сад Истины» — так назвал свою книгу Санайи, великий суфи и поэт из Хоросана. Нужно попытаться найти дверцу в этой стене и открыть ее. Удается это не всем. Попавший в конце своей жизни под мощное влияние суфийской поэзии, Сергей Есенин писал:
...В Хоросане есть такие двери, Но открыть те двери я не мог.
Путь в сад Истины у каждого свой и найти его непросто, но искать необходимо. Любые советы здесь бессмысленны. Впрочем, может быть в этих поисках и попытках поможет газель из «Дивана Шамса Табризи» великого суфи Джелал-ад-Дина Руми, также родом из Хоросана. Ее хорошо перевел Давид Самойлов; я лишь счел возможным несколько видоизменить его перевод в соответствии с собственным пониманием суфийского учения:
Вы, взыскующие Бога средь небесной синевы, Поиски свои оставьте: Вы — есть Он, а Он — есть Вы. Вы — посланники Господни, Вы Пророков вознесли, Вы — Закона дух и буква, Веры твердь, Вы — Правды львы, Знаки Бога, по которым вышивает вкривь и вкось Богослов, не понимая суть Божественной канвы. Вы — в источнике бессмертья, тленье не коснется Вас, Вы — ковер для Всеблагого, трон Господен средь травы. Для чего искать Вам то, что не терялось никогда? На себя взгляните — вот Вы, от ступней до головы, Если Вы хотите Бога увидать глаза в глаза, Со своей души смахните пыль смиренья, сор молвы, И любой, как я когда-то, Истиною озарен, В зеркале Его увидит, ведь Всевышний — это Он.
Сказать лучше и короче невозможно.
Счастливого Вам Пути!
Лео Яковлев
Газали. 1058—1111
АБУ ХАМИД АЛ-ГАЗАЛИ
«Если бы после Мухаммада мог быть Пророк, то это был бы, конечно, Газали».
Субки, биограф Газали, VIII век Ислама
Великий мыслитель и богослов Абу Хамид ал-Газали родился в 1058 г. Учился в Тусе, Джурджане и Нишапуре. В 1085 г. как выдающийся знаток и толкователь Корана был в числе прочих молодых интеллектуалов приглашен вазиром Низам ал-Мулком в Исфаган ко двору захватившего Иран сельджукского султана Малик-шаха.
В числе ученых, призванных Низам ал-Мулком ко двору Малик-шаха, был, как известно, гениальный математик и астроном Омар Хайям, чьи четверостишия, написанные в суфийской поэтической традиции, к тому времени уже получили большую известность. Рассказывают, что однажды Газали (он был на десять лет моложе Хайяма) посетил Исфаганскую обсерваторию. Хайяму, обладавшему феноменальной памятью и знавшему Коран наизусть, были не страшны богословские споры даже с таким авторитетным знатоком, как Газали, но Газали стал расспрашивать его о звездах, об обсерватории и ее работе. Хайям насторожился и стал рассказывать так подробно, намеренно запутывая свою речь, что Газали вскоре совершенно потерял нить разговора и не знал, как его закончить. В это время до них донесся призыв муэдзина к молитве. Услышав его, Газали сказал:
— Вот пришла Истина и ушла нелепость!
И с этими словами покинул обсерваторию.
Этот эпизод показывает, что во время своего пребывания в Исфагане Газали был еще очень далек от суфийского Пути, и поэтому доверительная беседа между ним и Хайямом тогда еще была невозможна.
Непоколебимо веривший в силу Знания Низам ал-Мулк доказал Малик-шаху необходимость открытия в стране нескольких университетов, получивших по имени всесильного вазира название «Низамийе». В один из таких университетов — в багдадское Низамийе — Низам ал-Мулк в 1091 г. посылает Газали преподавать исламское право (фикх) и другие науки.
Однако преподавательская деятельность Газали продлилась лишь до 1095 г. К этому времени Низам ал-Мулк и сам Малик-шах были убиты, и сельджукскую империю начинают сотрясать беспрерывные наследственные раздоры. То ли под впечатлением этих событий, то ли по иным причинам Газали заболевает и покидает Багдад, отправившись в паломничество в Мекку.
Совершив паломничество, Газали почти десять лет ведет странническую жизнь суфия-отшельника в Сирии, в Иерусалиме и Александрии. Именно в эти годы (1095—1105) им был создан главный труд его жизни — четырехтомное сочинение «Воскрешение наук о вере», примирившее суфизм и ортодоксальный ислам и обеспечившее ему пожизненную и посмертную славу обновителя ислама.
Тем временем наследственные споры престолопреемников Малик-шаха улеглись, а исполнительная власть при его сыне — новом правителе Ирана султане Баркьяруке — оказалась в руках Фахр ал-Мулка, сына Низам ал-Мулка, и молодой вазир настоял на том, чтобы Газали возобновил преподавание, которое продолжалось еще почти шесть лет. Затем Газали возвращается в Хорасан и становится суфийским шейхом в Тусе, но своей школы он там создать не успевает, поскольку в том же 1111 году умирает, а его мысли и вера продолжают жить в его книгах, известных уже в средневековой Европе и получивших высокую оценку Гегеля.
