…Алексей Михайлович так и останется в русской истории «самым счастливым из русских царей», тем сказочным царём-батюшкой, который сидел в Москве в расписном терему, выезжал на соколиную охоту в шитом золотом кафтане, который самолично изволил бранить дьячков в церкви, когда те путали службу; который купал в проруби провинившихся слуг, а потом награждал их с непомерной щедростью; который в праздники ел лебедей и печатные пряники, а в пост — одни солёные огурцы; который выбирал невесту из сотни «спящих красавиц» (со всей России свозили к нему, жениху, боярских дочек, во дворцовых палатах укладывали на кровати, укрывали одеяльцами, и, пока те спали, царь ходил от одной к другой — выбирал самую красивую)… Царь, который исцелил Россию от одной смуты и не допустил другую.
* * *
Бывает так: смотришь мысленным взором на длинный ряд исторических портретов и вдруг почувствуешь на себе чей-то живой взгляд, почувствуешь тепло дыхания… Вместо страницы из учебника перед тобою — человек из плоти и крови, — и уже не можешь относиться к нему как к «историческому персонажу», уже видишь в нём своего знакомого, едва ли не друга. Так было у меня с Александром Даниловичем Меншиковым.
21. ГЕНЕРАЛИССИМУС ДАНИЛЫЧ
Об Александре Даниловиче Меншикове мы судим главным образом по кино. «Пётр I», «Юность Петра», «В начале славных дел»… Жаров и Ерёменко — артисты замечательные, образы, созданные ими, — яркие, сочные, правдоподобные, узнаваемые… Никому и в голову не придёт, что на самом деле Меншиков мог быть иным, не таким, каким мы видим его на экране. А каким мы его видим? — ловким плутом, хитрым царедворцем, подхалимом, пакостником, вором…
А так ли это было на самом деле?
…Принято считать, что свою головокружительную карьеру Светлейший начинал, торгуя пирогами с зайчатиной, кои пёк его отец. Не то чтобы мы это хотим оспорить, но заметьте себе: пироги с зайчатиной — это всего лишь одна из версий, а всех их насчитывают не меньше десятка, столько же правдоподобных, сколь и бездоказательных. Меншиков шагнул из кромешного мрака безвестности и почти сразу просиял, как одна из ярчайших звёзд русской истории.
Он был замечательным полководцем. Не Суворовым, допустим, но военная удача его любила, и воевать он умел как раз по-суворовски «не числом, а умением». Когда при штурме Нотебурга Петр уже решил, что дело проиграно и приказал трубить отбой, поручик Меншиков со своим отрядом врезался в шведские ряды и сломил сопротивление врага; Нотебург был взят. Александру Даниловичу принадлежит вся слава Калишской победы — разгрома прославленного шведского генерала Мардефельда, и победы у Переволочины, где он пленил восемь тысяч вражеских солдат, офицеров, генералов и самого фельдмаршала Левенгаупта. Доля его в Полтавской победе — если не решающая, то значительная. Перечислять его виктории можно долго, но вот что ещё важно: никогда Данилыч не руководил войсками из укрытия — всегда сам бросался в бой, в самую его гущу, за что не раз по-дружески журил его Пётр.
Он был блестящим организатором. Именно он внушил русским солдатам первые понятия о дисциплине; он писал для войска уставы и артикулы; он быстро и чётко выстроил Олонецкую верфь, которая тут же начала спускать на воду первоклассные корабли. Он — столичный губернатор, наравне с Петром должен носить имя первостроителя Петербурга. Забот у тогдашнего губернатора было не меньше, чем у нынешнего: продукты, например, доставлялись в новую столицу лишь по воде — а это способ не из самых надёжных. Требовалось немало изобретательности и энергии, чтобы в короткий срок навигации успеть заготовить впрок как продовольствие, так и строительные материалы. Светлейший, отнюдь не обладая могучим здоровьем, с пяти утра принимался за дела и трудился до позднего вечера, прерывая работу только для вынужденного участия в увеселениях петровского двора. Буйные придворные попойки того времени он посещал исправно — положение обязывало! — но, кажется, тяготился ими, ибо натуру имел скорее положительную, не разгульную.
Да, он был примерным любящим супругом и заботливым отцом. Блуд терпеть не мог; в армейском артикуле писал: «Никакой явной блудницы у войска ниже в гарнизоне, ниже в походе, ни в обозе не держать, но доносить и того часу чрез профоса (палача) выгнать… Прелюбодеяние насильством конечно приносит с собою смертную казнь». Трогательна его переписка с женой Дарьей Михайловной, полная самых нежных и почтительных оборотов («Друг мой о Господе! От сердца любезнейшая!»); всякий раз перед битвой он заверял жену, что в баталию-де сам не полезет, чтобы не волновалась за него зря (и всякий раз летел в самое пекло баталии, чудом оставаясь невредимым). Его адъютанты, помощники, слуги, наконец, солдаты, служившие под его началом, всегда знали, что их челобитные Светлейшему никогда не останутся без ответа: князь рассмотрит, примет меры, не забудет, не обидит. Столь же трогательно (и искренне!) заботился Меншиков и о царских детях: из Петра отец был плохой, а Данилыч мог и с царевичем поиграть, и с царевнами поболтать… Любил строить церкви — многие из них и до сих пор стоят.
Итак — храбрый воин, умный, властный руководитель, почтенный отец патриархального семейства, крепко верующий христианин… Ещё надо сказать: плохой дипломат, человек не способный к интриге, привыкший действовать скорее силой и умом, чем хитростью и ловкостью… Как это не похоже на экранный образ лакея в генеральском мундире, проходимца у власти!..
И всё же, и всё же!.. Записывать в святые Светлейшего князя не стоит. Была в этой бочке мёда ложка дёгтя — и не одна… Государственной казной Александр Данилович пользовался — увы! — достаточно свободно, и подношения от благодарных сограждан принимал в огромных количествах. Но тут прошу вас обратить внимание на такие моменты: во-первых, назвать его самым крупным вором того времени нельзя — были в те времена руки и позагребущее, чем у Меншикова; для таких воров дело, как правило, кончалось плахой, Данилыча же Петр терпел и берёг, — стало быть, заслуги князя перевешивали грехи. Во-вторых, Пётр сам требовал, чтобы Светлейший жил соответственно своему блистательному титулу и не смущал иноземцев ложной скромностью. Известен случай, когда, погостив у Меншикова, царь долго распекал его: зачем дом маленький, зачем обстановка дешёвая — надо держать фасон! А фасон требовал денег… И в-третьих: за все свои грехи Меншиков расплатился сполна ещё при этой жизни.
Умер Пётр, вскорости последовала за ним и Екатерина — и тогда самым главным человеком в России оказался Меншиков. Он командовал всей страной — в том числе и малолетним государем Петром II. Без пяти минут царский тесть, богатейший человек, полновластный хозяин Империи… Кто мог встать у него на пути?
Встали. Андрей Иванович Остерман — вестфальский немец, протестант, выдвинувшийся ещё при жизни Петра, — вёл свою игру. Он старательно шёл к власти, он тщательно путал следы на этом своём пути… Он тоже боролся за влияние на мальчика-императора… Как-то раз Меншиков с высоты своего величия решил попенять Остерману: зачем, дескать, он, царский воспитатель, отвращает Петра II от Православия и учит его то ли лютеровой ереси, то ли попросту безбожию? Это было серьёзное обвинение. Андрей Иванович понял, что пора действовать решительно. Его сторону приняли могущественные Долгорукие…
Что было бы с Россией, если бы Меншиков остался у власти? Неизвестно. Известно, что с ней стало, когда к власти пришёл Остерман: долгие страшные годы немецкого засилья, бироновщина, казни, ссылки, разорение…
Меншиков пал. Со многими политиками случалась такая беда, но немногие вели себя в опале так же красиво, как Александр Данилович. Отправляясь в ссылку и проезжая по улицам Петербурга, он кланялся направо и налево из своей кареты, и, видя своих знакомых, прощался с ними так весело, что никто не замечал в нём ни малейшего смущения. Теряя своё невероятное богатство, он ни разу не вздохнул о нём. Во время следствия враги измывались над ним как хотели — Меншиков сохранял кротость и благодушие. Потеряв по дороге в ссылку любимую свою жену, он не сломался, не возроптал. Очутившись в Берёзове, не стал предаваться унынию, а тут же взял в руки плотницкий топор и принялся в одиночку строить деревянную церковь. Как только церковь была закончена, Данилыч преставился. Его и похоронили рядом с этим храмом, освящённым во имя Рождества Богородицы.
Есть рассказ о том, что, когда в XIX веке могилу Меншикова вскрыли, то обнаружили его останки нетленными. Потом факты начали проверять, перепроверять, завелась обширная переписка с Петербургом, канцелярская волокита и в конце концов было решено, что с могилой ошибка вышла и останки, соответственно, Светлейшему не принадлежат… Так ли это? Бог весть.
