Послал Охозия пятидесятника с его пятидесятком к Илии. Подошел тот к Илии и сказал ему:
— Человек Божий! Царь просит тебя придти.
— Если я человек Божий, — отвечал Илия, — то пусть сойдет огонь с неба и попалит тебя и твой пятидесяток.
И сошел огонь с неба и попалил его и пятидесяток его.
Не дождавшись гонцов, послал к нему царь другого пятидесятника с его. Опять нет ответа… Послал третьего — тот же эффект.
Наконец, сам Илия все же пришел к царю и сказал ему:
— Почему ты посылал послов вопрошать Веельзевула, божество Аккаронское, как будто в Израиле нет Бога, чтобы вопрошать о слове его? С постели, на которую ты лег, не сойдешь с нее, но умрешь.
И умер Охозия по слову Господню, которое изрек Илия. И воцарился Иорам, брат Охозии.
Огненная колесница для Илии
В то время, как Господь восхотел вознести Илию в вихре на небо, шел Илия с Елисеем из Галгала. И сказал Илия Елисею:
— Останься здесь, ибо Господь посылает меня в Вефиль.
Но Елисей не захотел покидать Илии, и пошли они в Вефиль вместе. Вышли из Вефиля и опять говорит Илия:
— Елисей, останься здесь, ибо Господь посылает меня в Иерихон.
Елисей опять отказался. Пришли они в Иерихон. Потом Илия сказал, что идет к Иордану, и Елисей опять увязался за ним.
Пятьдесят человек из сынов пророческих пошли и стали вдали напротив их, а они оба стояли у Иордана. И снял Илия свою безрукавку из овчины, в которой ходил, свернул, и ударил ею по воде. И что бы вы думали? Правильно! Расступилась вода туда и сюда, и перешли оба посуху. (В дохристовы времена техника хождения по воде аки посуху была еще неизвестна, поэтому приходилось «раздвигать воду» и ходить по дну.) Когда они перешли, Илия сказал Елисею:
— Проси, что сделать тебе, прежде нежели я буду взят от тебя.
— Дух, который в тебе, пусть будет на мне вдвойне.
— Трудного ты просишь, сын мой! Если увидишь, как я буду взят от тебя, то будет тебе так, а если не увидишь, не будет.
Когда они шли и дорогою разговаривали, вдруг явилась колесница огненная и кони огненные, и разлучили их обоих, и понесся Илия в вихре на небо. Елисей же смотрел и воскликнул:
— Отец мой, отец мой! Колесница Израиля и конница его!
Что бы это значило? С коих пор у Израиля колесницы — да еще огненные — носились по небу? Видать от страха и изумления слегка сбрендил Елисей.
Елисей творит чудеса и преступления
И не видел Елисей Илии более. Схватил он одежды свои и разодрал их на две части. Потом поднял овчину Илии, упавшую с него, и пошел назад. Став на берегу Иордана, он взял овчину Илиеву и ударил ею по воде. И вода расступилась и перешел Елисей по сухому дну ее.
Увидели его сыны пророков издали, и сказали: «Опочил дух Илии на Елисее!»
И тут же жители того города стали нагружать Елисея бытовыми просьбами:
— В общем и целом, благодаря заботе лично Господа и нашего родного правительства, положение нашего города отличное, да вот вода паршивая и земля бесплодна. А в остальном, прекрасный маркиз, все хорошо, как никогда!
Елисей быстро начал входить в роль пророка:
— Ну, это мне, как два пальца об песок! Подайте мне новую чашу и положите туда соли.
Ему принесли чашу с солью, он пошел к истоку воды, бросил туда соли, и сказал:
— Колдуй баба, колдуй дед, заколдованный билет! Да будь вода здоровою и чтоб не было от тебя впредь ни смерти, ни бесплодия.
И та вода стала здоровою до сего дня! Да и люди стали плодиться, что твои тараканы. Такова была мощь новоявленного пророка Израиля.
* * *
Из того места Елисей пошел в Вефиль. Когда он шел дорогою, малые дети вышли из города и насмехались над ним, крича ему вслед: «Эй, плешивый, человек фальшивый! Плешивый, плешивый, не спали волос!»
Оглянулся Елисей на обидчиков и предпринял совершенно неадекватные действия: проклял их именем Господним, и вмиг вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребенка. А Елисей удовлетворенно пробурчал в бороду: «Жив Господь!»
* * *
Господь-то жив, а вот детишек жалко…
Одна из жен сынов пророческих, плача, говорила Елисею:
— О, Пророк! Раб твой, приходившийся мне мужем, умер. Ты же знаешь, как беззаветно он служил Господу и родному правительству. А вот теперь пришел заимодавец взять обоих детей моих в рабы себе.
— Что мне сделать тебе? — Спросил ее Елисей. — Скажи мне, что есть у тебя в доме?
— Нет у рабы твоей ничего в доме, кроме горшочка с елеем.
— Пойди, попроси себе порожних горшков у всех соседей твоих, потом запри дверь за собою и за сыновьями твоими, и наливай во все эти горшки масло из твоего горшочка, а каждый наполненный отставляй.
— Мил человек! Что же это за профанация? Из пустого-то да в порожнее переливать?
— Делай, женщина, как говорят! Тут тебе не дискуссионный клуб!
Так она и сделала и наполнены оказались горшки маслом, чем был посрамлен закон сохранения материи Лавуазье, пардон, Ломоносова-Лавуазье соответственно российской исторической науке. Впрочем два означенных ученых были посрамлены и девочкой из сказки братьев Гримм, у коей был горшочек, который варил кашу в любых количествах.
Когда наполнились все сосуды, то недогадливая женщина спросила человека Божьего:
— Ну, масла — хоть залейся! А толку что?
— Глупая баба! У тебя же отличный бизнес! Пойди, продай масло и заплати долги твои. А что останется, тем будешь жить с сыновьями твоими.
Непальцы делают не пальцем, а Елисей…
В один день пришел Елисей в Сонам. Там жила одна богатая женщина, которая упросила его к себе есть хлеба. И всегда, когда он ни проходил, всегда заходил туда есть хлеба на халяву. А женщина та сказала мужу своему:
— Я по секрету разузнала, что человек, который приходит к нам постоянно, святой, он человек Божий. Давай соорудим ему небольшую горницу, поставим ему там постель, стол, седалище и светильник, и когда он будет приходить к нам, пусть заходит туда.
Пришел Елисей как-то опять в тот дом, зашел в указанную ему горницу, прилег там, а слугу своего Гиезия послал узнать у хозяйки, не нуждается ли она в чем. Спросил слуга у женщины Сонамитянки:
— Вот, ты так заботишься о нас, добрая женщина. Не можем ли мой господин оказать тебе какую услугу? Может, устроить тебе рандеву с царем? Или с каким из его министров?
— Да нет, это я и без вас могу…
— Ну, а чем же все-таки помочь тебе? Что для тебя сделать?
— Муж мой стар, а сына у меня нет…
— Ну, это дело поправимое. — Хихикнул Гиезий. — Был бы сосуд, а чем наполнить — всегда найдется! Хочешь, я тебе помогу наполнить твой сосуд жидкостью животворящей?
— Не пошличай, молодой человек! Я мужняя жена! Я другому отдана и буду век ему верна, понял?
Вернулся слуга к Елисею и рассказал про насущные потребности Сонамитянки. Позвал Елисей ту женщину к себе, и стала она в дверях, а Елисей изрек ей:
— Через год, в это самое время ты будешь держать на руках сына.
— Нет, господин мой, человек Божий, не обманывай рабы твоей.
— Проводи ее обратно, Гиезий, прием закончен.
Проводил ту женщину Гиезий, а женщина почему-то и впрямь стала беременною и родила сына на другой год, в то самое время, как сказал ей Елисей.
Во блин! А вы не верите в непорочное зачатие!
Первый в мире Склифосовский
Подрос упомянутый выше ребенок и в один день пошел к отцу своему, к жнецам. Пожаловался он отцу, что болит у него головка. И сказал его отец слуге своему, чтоб отнес он мальца к матери его. Отнесли мальчонку к мамке, посидел он на коленях у нее до полудня, и умер.
Пошла она, и положила дитя свое на постели человека Божия, заперла его, позвала мужа своего и сказала:
— Пришли мне одного из слуг и одну из ослиц, я поеду к человеку Божию и возвращусь.
— Зачем тебе ехать к нему? Сегодня не новомесячие и не суббота.
— Сама знаю, зачем, рухлядь ты бесполезная!
Оседлала она ослицу и отправилась к человеку Божию, к горе Кармил. Когда увидел человек Божий ее издали, то узнал в ней ту самую Сонамитянку.
Когда же пришла она к человеку Божию на гору, ухватилась за ноги его и рыдала. И подошел Гиезий, чтобы отвести ее, но человек Божий сказал:
— Оставь ее, душа у нее огорчена… Опояшь чресла свои, возьми жезл мой в руку свою, и пойди к дому Сонамитянки. Придешь — положи посох мой на лице ребенка. Да давай живей: одна нога здесь — другая там!
— Хорошо, господин мой, смотри в оба!
А мать ребенка завопила, что не отстанет от Елисея. Тогда он вынужден был встать и пойти за нею. Застали они Гиезия, когда тот уже положил жезл на лице ребенка. Но не было ни голоса, ни ответа.
