Он сел на упавшее дерево и расплакался, можно даже сказать, разрыдался, как малое дитя. Так сидел он и плакал, но постепенно его рыдания становились все тише, наконец, перешли во всхлипы. Глаза отца Никифора, обсохнув от слез, застыли в молчаливой тоске. Так он сидел с полчаса, бессмысленно уставившись в одну точку, потом, как бы очнувшись, произнес:
– Господи, я не сойду с этого места, пока не явишь мне чудо. А не явишь, так и умру здесь, потому как жизнь моя без чуда Твоего не имеет уже никакого смысла.
Со стороны болота послышался треск сучьев. Отец Никифор, привстав, увидел идущего по лесу мужчину в сапогах, с корзиной в руках.
– Эй! – обрадованно крикнул отец Никифор.
Человек, вздрогнув, остановился, прислушиваясь.
– Я здесь! – закричал отец Никифор.
Но человек вместо того, чтобы идти на голос, резко повернулся и быстро пошел в противоположную сторону. Отец Никифор забыл о больной ноге, кинулся следом:
– Постойте, ради Бога, не уходите, я болен и нуждаюсь в помощи!
Человек в нерешительности остановился, как бы над чем-то раздумывая. Затем нехотя повернулся и пошел в сторону отца Никифора. Тот поджидал его, прислонясь к дереву и морщась от боли в ноге.
– Священник… – удивленно произнес подошедший мужчина. – Откуда вы, святой отец, здесь и что с вами случилось?
– Это у католиков святые отцы, – буркнул отец Никифор, которого всегда коробило такое обращение, употребляемое обычно нецерковными людьми, – а я просто недостойный иеромонах Никифор.
– Ну хорошо, недостойный так недостойный, что же у вас произошло?
– Да вот ногу подвернул.
– Присядьте, посмотрю, как уж вас называть, не знаю.
– Зовите просто отец Никифор.
– Повезло вам, отец Никифор, я по образованию врач, медицинский окончил, к тому же хирургический факультет.
Мужчина присел возле отца Никифора на корточки, лов ко развернул повязку и стал осторожно ощупывать ногу.
– Конечно, не мешало бы рентгеновский снимок сделать, но по всему видно – вывих сустава. Потерпите немного, постараюсь что-нибудь сделать. Он дернул резко ногу, что-то щелкнуло, и после кратковременной боли наступило блаженное облегчение.
– Спасибо вам, вы мне посланы Богом.
– Ну не знаю, кем я вам послан, в Бога я не верую. Но вот шинку вам опять нужно наложить. Потому что у вас может быть растяжение, а скорее, разрыв связок. У футболистов такая травма часто бывает. Ничего, недельки через три все пройдет. Где вы живете?
– Да здесь, рядом.
– Где ж тут рядом можно жить? Я второй год здесь грибы собираю, никакого жилья не видел. А, так вы, наверное, в тех развалинах поселились, где раньше полеводческая бригада размещалась? Кстати, кто-нибудь с вами еще живет?
– Никого, я один.
– Тогда я вам помогу туда добраться, обопритесь на мое плечо.
– Спаси вас Христос, только вначале надо воды в болоте набрать.
– Помилуйте, зачем вам вода из болота?
– Для питья и приготовления пищи.
– А чистая вода разве для этого не подойдет? – изумился грибник.
– Очень даже подойдет, да где же ее взять прикажете? – раздраженно ответил отец Никифор.
– Ничего я вам приказывать не буду. Хотите – пейте из болота, только у вас в ста метрах, за дорогой, в овражке, чудный источник ключевой воды.
– Правда? – обрадовался отец Никифор. – Да вы действительно мне Богом посланы.
– Ну, Богом так Богом, обопритесь на меня, и пойдем потихоньку.
Приведя отца Никифора в его так называемую келью и осмотрев всю обстановку, он удивленно спросил:
– И чего ради вы здесь живете, отец Никифор, тоже от кого-нибудь прячетесь?
– Почему «тоже»? – в свою очередь, удивился монах. – Ни от кого не прячусь. Меня сюда отец наместник монастыря прислал организовать скит.
– Это за какие грехи вас сюда сослали?
– Какие грехи, все мы грешники. Кому-то же надо и скит организовывать.
– Понятно, – не совсем уверенно произнес мужчина и представился: – Меня зовут Анатолий. Ну я пошел к источнику за водой, а вы лежите. Кашель мне ваш не нравится, вы еще и простыли, вам в больницу надо.
– Не надо мне ни в какую больницу, так вылечусь.
– Ну смотрите, дело ваше. – И Анатолий, взяв ведро, ушел.
Отец Никифор, оставшись один, глубоко задумался. Он еще не успел оценить всего происшедшего. Теперь до его сознания стало доходить, что там, в лесу, совсем недавно Бог сидел с ним рядом на поваленной березе и гладил его по голове, успокаивая, как неразумного ребенка, а он даже этого не заметил. Сейчас, когда это стало для него явным, ему захотелось бежать к той березе и целовать ту землю и ту березу: наверное, они еще дышат Его незримым присутствием.
Анатолий принес свежую родниковую воду и рассказал, что он живет в пяти километрах отсюда на хуторке – все, что осталось от былой деревеньки Пеньковки. Там доживают свой век трое пенсионеров: две старушки и один старик.
– А вы что там делаете? – не удержался от вопроса отец Никифор.
– Потом как-нибудь расскажу, – помрачнел Анатолий, – утром приду пораньше и принесу вам лекарства.
Распрощавшись, он ушел, чему отец Никифор был несказанно рад, так как ему не терпелось остаться одному, чтобы излить свою душу в благодарственной молитве Богу.
После ухода Анатолия отец Никифор хотел было встать на молитву, но взгляд его задержался на стопке книг, взятых им с собой из монастырской библиотеки. За все время своего невольного отшельничества он так ни одной и не прочел, хотя, когда ехал сюда, утешал себя мыслью, что теперь в скиту будет много времени для чтения духовной литературы.
Присев на лавочку, монах взял одну из книг и, раскрыв наугад, стал читать при свете свечи: «…Необходимо прежде всего искать благодати Божией, которая одна только может победить грех. Человеку, который предоставлен собственным силам, грех победить невозможно. Истинно духовная жизнь может быть построена лишь на основании смирения. И основание это должно все время углубляться и укореняться: только в смиренном сердце действует Бог, только смиренному Он являет Свою силу. У Отцов есть афоризм: «Бог слушает послушного». Критика монастырской жизни, хотя бы она была формально правильной, основана на самомнении человека, считающего, что он понимает духовную жизнь лучше игумена… Выше монастырской жизни может быть лишь жизнь отшельническая, но и для нее требуется приготовление в монастыре… Смиренному послушнику дается в дар сердечная молитва, а непослушный «аскет» никогда не приобретет ее. Не слушая игумена, он не слушает Христа, поэтому слова молитвы остаются без ответа. А как часто непослушание происходит от уязвленного самолюбия! Выходя из послушания, монах повторяет тем самым грех сатаны».
Отец Никифор сидел как громом пораженный: каждое прочитанное им слово, несомненно, было обращено прямо к нему и все сказанное было сказано именно о нем. Он сидел в глубокой задумчивости, пока не догорела свеча. Но и после в полной темноте размышлял обо всем происшедшем с ним: «Разочаровавшись в несовершенной земной любви, я устремился к совершенной – небесной. Но так и не постиг ее сокровенной сущности, потому как продолжал измерять ее земными мерками. Монашество я воспринял только как красивую форму иной жизни, думая, что она отличается от пошлой действительности лишь этой внешней формой. И что же в результате? Столкнувшись с первыми трудностями, сразу раскис, впав в смертный грех уныния. Но самое главное – не исполнил послушание наместника, не стал служить Божественную литургию. Вот теперь, когда я вижу свое полное несоответствие монашеской жизни, свою немощь души и тела, что делать мне теперь? Как быть дальше? Бежать отсюда в сознании того, что недостоин, «не по Сеньке шапка», потому что не готов к такому высокому подвигу? Нет, бежать – значит потешить врага рода человеческого. От себя не убежишь. Остаться? Но ведь не справлюсь. Действительно, не готов к такому подвигу. Сейчас ведь только в книге об этом прочел, что отшельническая жизнь выше монастырской, для нее требуется приготовление в монастыре. Может быть, действительно, вот оно, соломоново решение – возвратиться в монастырь и там готовиться к подвигу отшельничества? Нет, что-то здесь не то. Хотя вроде бы все логично, но чувствую – это от лукавого. Что же предпринять? Господи, помоги! А что, если я сейчас раскрою книгу на любой странице, и пусть это будет мне ответом от Бога».
Отец Никифор затеплил свечу и, раскрыв книгу, прочел: «Не надо воспринимать свое дело как ярмо, надетое на шею животного. На свою работу надо смотреть как на послушание, данное от Бога, делать ее как перед лицом Божиим, со всем усердием и добросовестностью, имея при том всегда мысль, что мы служим не людям, а Самому Богу». Да, это ответ.
– Выходит, не наместник послал меня сюда, а Сам Господь привел в это глухое место. И если я буду нести свой крест со смирением и радостью, Господь поможет, Он не оставит меня. Ведь на самом деле: иго Его – благо, а бремя Его легко есть. Хватит сомневаться и колебаться, надо начинать что-то делать, – рассудил отец Никифор.
