Павел добровольно предложил взять на себя долг Онисима, чтобы виновный был пощажен и снова обрел доброе имя. «Если ты имеешь общение со мною, – писал он Филимону, – то прими его, как меня. Если же он чем обидел тебя, или должен, считай это на мне. Я Павел написал моею рукою: я заплачу».
Какая точная иллюстрация любви Христа к кающемуся грешнику! Раб, ограбивший своего хозяина, не мог возместить ему убытки. Грешник, лишивший Господа многих лет служения, не в состоянии погасить свой долг. Иисус встает между грешником и Богом, говоря – Я заплачу, пощади грешника, Я пострадаю вместо него.
Предложив взять на себя долг Онисима, Павел напомнил Филимону, скольким тот сам ему обязан. Он был обязан ему своей верой, поскольку Бог сделал Павла орудием его обращения. Затем он нежно и серьезно попросил Филимона, чтобы тот успокоил его дух, радушно приняв Онисима, как прежде всегда принимал святых. «Надеясь на послушание твое, – добавил апостол, – я написал к тебе, зная, что ты сделаешь и более, нежели говорю».
Письмо Павла к Филимону показывает, как Евангелие меняло отношения между господином и рабом. В Римской империи рабовладение было нормой жизни, и в большинстве церквей, в которых трудился Павел, имелись и господа, и рабы. В городах, где рабов было гораздо больше, чем свободных граждан, действовали крайне суровые законы, удерживавшие рабов в подчинении. Богатый римлянин часто имел несколько сотен рабов разного звания, разной национальности и достоинства. Обладая безграничной властью над телами и душами этих беспомощных существ, он распоряжался ими как ему заблагорассудится. Если кто-либо из рабов в отместку или пытаясь защититься, осмеливался поднять руку на своего владельца, вся его семья могла быть безжалостно уничтожена. Малейшая провинность или небрежность часто наказывалась самым жестоким образом.
Некоторые господа, отличавшиеся большей гуманностью, проявляли снисходительность к своим рабам, но подавляющее большинство богатых и знатных, безудержно предававшиеся своим страстям, потворствовавшие своим прихотям и извращенному вкусу, делали рабов несчастными жертвами собственных капризов и тирании. Вся рабовладельческая система безнадежно деградировала.
Апостол не ставил перед собой задачу ниспровергать установленный порядок в обществе. Это помешало бы распространению Евангелия. Но он проповедовал принципы, которые подрывали самую основу рабовладения, и будь они претворены в жизнь, рабовладельческой системе пришел бы конец. «Где Дух Господень, там свобода», – писал он (2 Кор. 3:17). Обращенный раб становился членом тела Христова; все должны были его любить и обращаться с ним, как с братом, потому что он становился наследником благословений Божьих и преимуществ Евангелия наравне со своим господином. С другой стороны, рабы должны были выполнять свои обязанности «не с видимою (только) услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души» (Еф. 6:6).
Таким образом, христианство сближает господина и раба, царя и подданного, служителя Евангелия и падшего грешника, который получает во Христе очищение от грехов. Они омыты одной Кровью, оживотворены одним Духом; они становятся одно во Христе Иисусе.
Евангелие всегда пользовалось наибольшим успехом среди простолюдинов. «Не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных» (1 Кор. 1:26). Трудно было надеяться на то, что Павел – бедный, всеми оставленный узник, сможет привлечь внимание богатых и знатных граждан Римской империи. Порок представал перед ними во всем своем обольстительном блеске, и они были его добровольными рабами.
Напротив, многие жертвы тирании, изможденные непосильным трудом, и даже многие рабы с радостью внимали словам Павла и обретали в христианской вере надежду и мир, которые ободряли их в жизненных трудностях.
Но хотя вначале апостол трудился среди бедняков и простолюдинов, его влияние расширялось и достигло даже императорского дворца.
В это время Рим был столицей мира. Высокомерные кесари издавали законы почти для всех народов, живших на земле. Царь и придворные либо ничего не знали о смиренном Назарянине, либо относились к Нему с ненавистью и презрением. И все же менее чем за два года Евангелие проложило путь из скромного дома узника в царские палаты. Павел находился в узах как злодей, но «для Слова Божия нет уз» (2Тим. 2:9).
В прежние годы апостол всенародно с неистощимой силой проповедовал веру во Христа, подтверждая Божественный характер своей вести многими знамениями и чудесами. Благородство и твердость духа возвышали его над мудрецами Греции; своими познаниями и красноречием он посрамил гордых философов. С непоколебимым мужеством он стоял перед царями и правителями и свидетельствовал о праведности, воздержании и грядущем суде, так что надменные правители трепетали, как будто и в самом деле видели ужасы дня Божьего.
Теперь прикованный к своему жилищу, апостол не имел таких возможностей и проповедовал истину лишь тем, кто приходил к нему. Он не получил, подобно Моисею и Аарону, Божественного повеления идти во дворец распутного царя и во имя великого Я Есмь обличать его жестокость и тиранию. Однако именно в то время, когда главный поборник Евангелия был лишен возможности всенародно проповедовать, оно одержало великую победу: некоторые люди из дома самого кесаря присоединились к Церкви.
Нигде не царил столь чуждый христианству дух, как при римском дворе. Казалось, Нерон изгнал из своей души последние проблески божественности и даже человечности и стал воплощением сатаны. Его слуги и придворные в целом были такими же, как он, – жестокими, подлыми и развращенными. И казалось, что христианству не может быть места в его дворце.
Однако и в этом случае, как и во многих других, подтвердились слова Павла о том, что орудия воинствования его не плотские, но «сильные Богом на разрушение твердынь» (2 Кор. 10:4). Даже в доме Нерона крест одержал победу. Кое-кто из порочных слуг еще более порочного царя обратились и стали сынами Божьими. Они исповедовали христианство открыто, а не тайно. Они не стыдились своей веры.
Каким же образом христианство проникло туда, где его принятие казалось невозможным? Как оно смогло не только проникнуть, но и прочно утвердиться в этой цитадели порока? В Послании к Филиппийцам Павел объясняет успех Евангелия в доме Нерона своим пребыванием в темнице. Не желая, чтобы братья думали, что его страдания замедлили распространение Евангелия, он заверял их: «Желаю, братия, чтобы вы знали, что обстоятельства мои послужили к большему успеху благовествования» (Флп. 1:12).
Когда христианские церкви впервые узнали, что Павел намерен посетить Рим, они с нетерпением ожидали выдающейся победы Евангелия в этом городе. Павел распространил истину во многих областях; он проповедовал ее в крупных городах. Мог ли этот защитник веры не преуспеть в приобретении душ для Христа и в столице мира? Но их надежды рухнули, когда они узнали, что Павла привезли в Рим в качестве узника. Они опрометчиво надеялись, что Евангелие, утвердившись в этом великом центре, быстро распространится во всех странах и станет господствующей силой в мире. И каково же было их разочарование! Однако рухнули только человеческие надежды, но не Божий план.
Не проповедь Павла, а его узы привлекли внимание двора к христианству. Будучи узником, он разбил оковы, державшие многие души в рабстве греха. Но это еще не все. Он писал:
«Большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедовать слово Божие» (Флп. 1:14).
Терпение и радость Павла во время длительного и несправедливого тюремного заключения, его мужество и вера были несмолкающей проповедью. Его дух, разительно отличавшийся от духа мира, свидетельствовал о том, что в нем пребывает неземная сила. Павел своим примером побудил христиан более энергично защищать дело, от которого он сам временно был отстранен. Таким образом, узы апостола имели большое значение, и когда казалось, что он уже не сможет приносить пользу общему делу, он собрал снопы для Христа в тех местах, куда не имел доступа, находясь на свободе.
В конце двухлетнего заключения Павел мог сказать: «Узы мои о Христе сделались известными всей претории и всем прочим». Среди тех, кто приветствовал филиппийцев, он особо отмечает верующих «из кесарева дома» (Флп. 1:13; 4:22).
Терпение так же, как и мужество, увенчивается победой. Когда судят кротость, к Христу обращается не меньше душ, чем после дерзновенной проповеди. Христианин, сохраняющий терпение и радость в страданиях и лишениях, даже саму смерть встречающий с миром, спокойствием и непоколебимой верой, может сделать для Евангелия больше, чем христианин, добросовестно трудящийся всю свою жизнь. Часто, когда раб Божий не имеет возможности усердно трудиться, таинственное провидение, которое мы по своей близорукости не видим и не понимаем, открывает путь для совершения той работы, которая в противном случае никогда не была бы выполнена.
