Не успел я обдумать, на каком же языке мне следует продолжать разговор, как с моих губ вдруг сорвались, будто под давлением какой-то неведомой внутренней силы, такие слова:
— Сэр, мне почему-то кажется, что Вы сможете объяснить мне природу довольно странного видения, посетившего меня прямо сейчас, пока я стоял здесь, рядом с Вами. — И я описал ему только что виденное мною светящееся колесо.
Некоторое время он испытующе смотрел на меня, а затем кивнул головой.
— Смогу, — спокойно ответил он.
— Я довольно чувствителен к изменениям обстановки, а тот факт, что Вы находились рядом со мной в момент появления этого видения, наводит меня на мысль о том, что Вы, должно быть, обладаете какими-то феноменальными способностями,
— продолжал рассуждать я.
И вновь он смерил меня испытующим взглядом, после чего сказал:
— Я намеренно вызвал у Вас это видение. С его помощью я хотел кое-что показать Вам, и мне это удалось!
— Так значит Вы?…
— Я хочу рассказать Вам о Братстве, к которому я принадлежу.
Я уже успел догадаться. Весь его внешний вид указывал на то, что передо мной факир или йог довольно высокого ранга. В этом можно было убедиться даже без всякого колеса, достаточно было просто заглянуть в его глаза.
Первое, что привлекало к себе внимание, это, конечно же, поразительно огромные глаза — властные и блестящие, способные подолгу задерживаться на одном месте, что я успел заметить, когда он смотрел на меня. При разговоре с ним я никак не мог отделаться от ощущения их двойственной — пронизывающей и вместе с тем гипнотизирующей — силы. Они будто и читали в моей душе, и руководили ею. Они сразу же разглядели в моей памяти все или почти все мои секреты и заставили меня смириться с этим.
— Для меня это очень приятная неожиданность, — воскликнул я, — и право же, весьма удивительно то, что единственный человек, встретившийся мне в этой безлюдной пустыне, оказался членом тайного Братства.
— Вы находите это удивительным? — отозвался он. — А я нет. Просто настало время для этой встречи. То, что мы сейчас разговариваем с Вами,
— не случайность. Уверяю Вас — эта встреча была предрешена, а затем и подготовлена не случаем, но высшей силой.
Я впитывал каждое его слово с плохо скрываемой жадностью. Мои мысли отчаянно метались, пытаясь критически оценить ситуацию, в то время как мои чувства заставляли меня относиться к собеседнику с почтением, поскольку подсказывали, что я имею дело с человеком выдающихся духовных способностей.
А он тем временем продолжал рассказывать мне о том, как пути некоторых людей сходятся и пересекаются по воле незримых сил и как кажущиеся совпадения на самом деле оказываются намеренно созданными звеньями причинной цепи, призванной привести в будущем к определенным следствиям. Он рассказывал мне еще о многих других вещах, при этом называя себя Адептом — без какого-либо намека на чванство, но совершенно спокойно, будто касался давно и хорошо известного факта.
— Это слово я предпочитаю всем прочим терминам. Оно вполне устраивало древних, включая египтян, вполне устраивает и меня. В те времена все знали, что такое Адепт и каков его статус. Но сейчас об Адептах мало кто слышал, а если и слышал, то смеется над теми, кто верит в реальность их существования. Но колесо сделает очередной оборот, и ваш век тоже вынужден будет признать действие закона духовной эволюции, неизменно порождающего тех, кто способен одинаково свободно действовать как в материальном мире, так и в мире души.
Я интуитивно чувствовал, что все его слова — правда. Он и в самом деле был одним из тех загадочных людей, которых так часто упоминает восточная традиция, — одним из Адептов, допущенных к сонму богов и познавших глубочайшие тайны души, никогда не открывавшиеся человеку.
Они предпочитают действовать тихо и скрытно, чтобы им не противодействовал внешний, материалистически настроенный мир. А если им понадобится установить прямой контакт с человечеством (что бывает довольно часто), они отправляют в мир своего ученика, который, таким образом, превращается в мишень для насмешек непосвященных и нападок злопыхателей.
Мой новый знакомый заявил мне также, что по собственному желанию он способен обмениваться мыслями с другими Адептами, на каком бы расстоянии от него они ни находились. Адепт может на некоторое время воспользоваться телом другого человека (обычно — ученика), если обладатель данного тела сам ничего не имеет против этого и готов к этому — то есть достаточно восприимчив и пассивен. В этом случае Адепт как бы проецирует свою душу в чужое тело особым методом, обозначаемым термином — «наслоение».
— Я ждал Вас, — заявил он мне с едва заметной улыбкой. — Вы пишете. А у меня есть послание, которое я хотел бы передать миру. Я передам его
Вам, а Вы, пожалуйста, сами сделайте его достоянием гласности, поскольку это очень важно. Но сегодняшняя наша встреча — это всего лишь знакомство, мистер Поль Брайтон!
Я даже отшатнулся от неожиданности. Откуда ему известно мое имя? Но ведь Адепты всегда славились своим умением читать чужие мысли на каком угодно расстоянии.
— Позволено ли мне будет узнать Ваше имя? — собравшись с духом, спросил я.
Он поджал губы и зачем-то еще раз обвел взглядом расстилавшийся под горой ландшафт. Я же смотрел на его благородный профиль и ждал ответа.
— Да, пожалуйста, — сказал он наконец, — но это только для Вас, а не для вашей публикации. Я не хочу раскрывать всем свое настоящее имя. Вы же назовите меня Ра-Мак-Хотепом. Да, это древнее египетское имя, и ваши египтологи, я уверен, блестяще справятся с его дословным переводом, но для меня оно имеет только одно значение — покоящийся. Египет — вовсе не мой родной дом. Теперь мой дом — весь мир. Азия, Африка, Европа и Америка — мне знакомы все эти земли, я везде успел побывать. И египтянин я сейчас только по одежде, потому что в мыслях я не принадлежу ни одной стране, а в сердце своем принадлежу только Покою.
Он говорил быстро, уверенно и с чувством, хотя было заметно, что все свои эмоции он держит под непрестанным контролем.
Более часа длилась наша беседа о духовном. Все это время мы сидели на вершине горы, прямо под лучами Солнца, которое все еще слепило глаза, но палило уже не так нещадно, как в полдень. Или же я просто не замечал ни яркого света, ни зноя, увлеченный своим новым знакомым и его речью.
Он рассказывал мне о многих вещах, касающихся-всего мира, и много такого, что касалось лишь меня одного. Он дал мне наставления и подсказал упражнения, необходимые для того, чтобы я смог достичь духовного равновесия и просветления еще более высокого уровня, чем уже достигнутый мною на тот момент. И если моему дальнейшему духовному росту препятствовали какие-либо причины личного характера, возникшие по моей собственной вине, он говорил о них открыто и жестко, даже беспощадно. Наконец, он назначил мне встречу на завтра — у римского алтаря в колоннаде луксорского храма, стоящего на берегу Нила.
Затем, ссылаясь на большую занятость и обилие забот, он извинился за прерванную беседу и, не вставая со своего валуна, попрощался со мной.
Я расставался с ним с сожалением, не желая так скоро заканчивать познавательный и увлекательный разговор с человеком, чья личность сама по себе была в высшей степени загадочной и вдохновляющей.
Спуск с горы оказался крутым и скользким; мне пришлось пробираться пешком по камням и булыжникам, ведя осла за собой под уздцы. Когда же мы спустились на равнину, я вновь взгромоздился в седло и, обернувшись, бросил последний взгляд на пик, величественно возвышавшийся над нашими головами.
Ра-Мак-Хотеп все также неподвижно сидел на прежнем месте. Его силуэт ясно вырисовывался на фоне бледной вершины.
Что же это было за «обилие забот», удерживавшее его на вершине горы в полной неподвижности? Неужели он останется сидеть там даже тогда, когда Солнце опустится за горизонт и над розовыми террасами Ливийских гор сгустятся сумерки?
Гробницы: послание адепта
Вторая наша встреча, как и было намечено, состоялась в разрушенном храме Луксора. Я сидел на покрытой резными иероглифами продолговатой каменной глыбе.
