Если эти слова, как они сохранились в Евангелии от Луки, перевести с греческого на иврит, то получится: «И возрадовался дух Мой о Боге, Иисусе Моём». Поэтому, когда мы говорим про Господа Иисуса Христа «Спас» или «Спаситель», мы просто переводим Его имя Иешуа с иврита на русский язык. Но поразительно, что все эти ветхозаветные параллели сохранены именно в Евангелии от Луки, который, несомненно, не знал иврита. Значит, Лука сумел сохранить всю информацию не потому, что он хотел сохранить её, но потому, что Сам Бог захотел этого!
В ответ на слова архангела Мария восклицает: «Да будет Мне по слову твоему» (Лк 1: 38). Очень обидно, что это «да будет» совершенно не передано ни в одном переводе. Дело в том, что в греческом языке кроме изъявительного, сослагательного и повелительного наклонений есть ещё optativus – желательное наклонение, которого нет ни в латинском, ни в славянском, ни в английском, ни во французском, ни в каком-либо другом из более или менее употребляемых языков.
В греческом тексте Евангелия от Луки Мария восклицает Своё «Да будет Мне по слову твоему» именно в желательном наклонении. Она говорит не просто «Да будет», а «Да будет, как Я того радостно желаю» – генойто. Какие-то две буковки, один дифтонг – суффикс – ой – абсолютно изменяют зачение всего текста: не просто согласие, но согласие, исполненное радости и желания. «Да будет Мне, как Я радостно того желаю, по слову твоему». То есть уже здесь, в самом начале Евангелия от Луки, Мария делает удивительный первый шаг в Своём служении. Она многого не понимает, но, не спрашивая ни о чём, радостно принимает волю Божию.
Совершенно особый момент Евангелия – его поразительная, удивительная радость. Архимандрит Зинон в «Записках иконописца» говорит о том, как грустно и страшно, приходя в церковь, не видеть там ни одного радостного лица, – как не похоже это на христианство, как не похоже это на православие! Именно к радостности служения призывает нас Мария, Матерь Божия, не только Своим «Да будет Мне, как Я того радостно желаю, по слову твоему», но всеми евангельскими текстами о Ней, которые не всегда легко прочитать, не всегда легко усвоить, но которые на самом деле занимают очень важное место в Новом Завете.
Когда-то средневековая Церковь, усвоив почитание Марии с апостольских времён, но не вполне понимая, почему она это делает, почитала Марию Матерью Божией. В какой-то момент это почитание пережило кризис – началась Реформация. Церковь XX века к такому почитанию пришла совсем другим путём, на новом уровне – через прочтение Евангелия от Марии. Папа Иоанн Павел II, выбравший своим девизом слова Totustuus, «Весь Твой», обращённые к Матери Божией, один из минувших годов провозгласил Годом Марии, связав христианство будущего с тем местом, которое в Церкви занимает Богородица.
Христианство XXI века непременно должно стать богородичным, иначе это будет какая-то сухая, беспомощная и, в общем, никому не нужная, подверженная старению теория, потому что всякая система рано или поздно устаревает. И не случайно особую благодать стяжал преподобный Серафим Саровский – с самого года его смерти, с 30-х гг. прошлого века, его почитают именно как святого, открывшего место Матери Божией в нашей Церкви: не просто ритуальное место Богородицы в песнопениях и в ектениях, но особое, очень личное место, с трудом выразимое в словах, но необходимое. И все мы должны прийти от такого ритуального, традиционного почитания Богородицы к подлинному, новому, радостному почитанию Матери Божией и, став вместе с Ней у Креста Христова, радостно принять вместе с Ней волю Божию о нас.
Понять евангельский рассказ о воскресении Христа из мёртвых нам помогает Евангелие от Иоанна, повествующее о воскресении Лазаря. Лазарь, пролежавший после смерти четыре дня в гробнице и уже начавший разлагаться, поднимается Иисусом из гробницы, возвращается к жизни и со временем, как говорит церковное предание, становится епископом на острове Крит. Лазарь умер, затем был воскрешён, потом снова умер.
Что именно было с Лазарем? Этот вопрос чрезвычайно волновал читателей Евангелия на рубеже XIX-XX вв.: умер ли он действительно, был ли это летаргический сон или что-то другое и каким образом он был воскрешён?
Об этом, естественно, начинает думать читатель, но только в одном случае: если человек вырывает этот рассказ из текста всего Евангелия. Если же читать его в контексте всего Нового Завета, становится ясно, что вопрос этот второстепенен, потому что главное – сравнить воскрешение Лазаря Спасителем и воскресение Самого Спасителя. Лазарь, воскрешённый Иисусом, возвращается к своей прежней жизни, доживает остаток лет, сколько ему отмерено, и умирает, лишь на какое-то время победив смерть. А Иисус воскресает к новой жизни, чтобы уже не умереть никогда! Воскресение Иисуса – не шаг назад, к прежней жизни, а шаг вперёд, к новой, ещё не изведанной и во многом непонятной для читателя жизни.
Если внимательно читать эти два текста, можно увидеть, что сам евангелист предлагает нам их сравнивать. В рассказе Иоанна о Лазаре говорится: «Вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лицо его было обвязано платком» (Ин 11: 44).
А далее о воскресении Иисуса сообщается, что апостолы, войдя в гробницу, увидели «… одни пелены лежащие и плат, который был во главе Его, не с пеленами лежащий, но особо свитый на другом месте» (Ин 20: 6-7).
В первом случае Лазарь обвязан пеленами и лицо его покрыто платом, во втором – гробные пелены Иисуса и плат лежат на земле. Такие же гробные пелены, такой же плат, но при этом – всё другое. Одна сцена и похожа (по вещам) и не похожа (по ситуации) на другую.
Когда мы говорим о воскресении Спасителя, о Пасхе Христовой, мы часто мысленно обращаемся к Гробу Господню. Патриарх Никон, как известно, соорудил в Новом Иерусалиме, на берегах реки Истры под Москвой, полное подобие Гроба Господня, а в XIX веке был даже написан акафист Воскресению Христову с припевом: «Радуйся живоносный Гробе, из него же Христос воскрес».
Как в проповедях, так и в богослужебной литературе часто говорится о пустом гробе, который свидетельствует о Его воскресении. Для многих пустой гроб – это доказательство того, что Христос воскрес из мёртвых.
Однако, внимательно вчитавшись в Евангелие, мы увидим, что пустой гроб ничему не учит учеников и учениц Христовых. Наоборот, Мария, придя к гробнице рано утром в самый день воскресения и увидев, что она пуста, испугалась, пришла в отчаяние и заплакала. И после этого она трижды на одной маленькой страничке Евангелия повторяет одно и то же, только разными словами: «Унесли Господа моего, и не знаю, где положили Его» (см. Ин 20: 2, 13, 15).
Пустой гроб приводит её в состояние уныния, отчаяния, тоски и полной безнадёжности, а вовсе не вселяет в неё радость воскресения. Он умер, оставалось Его тело… А теперь даже тело отнято – так рассуждает Мария. Она говорит воскресшему Иисусу, Которого не узнаёт: «Господин! если Ты вынес Его, скажи мне, где Ты положил Его, и я возьму Его» (Ин 20: 15).
В апостольских Посланиях и творениях древнейших отцов Церкви, живших в первые три века христианства, нигде ни слова не говорится о Гробе Господа нашего Иисуса Христа: в течение первых веков истории Церкви Гроб Господень не привлекал к себе никакого внимания. Он был открыт царицей Еленой в тот момент, когда христианство стало государственной религией Византийской империи, и только с тех пор стал главной христианской святыней.
В первые времена этого не было. Зачем гроб, если Он среди нас?! Первые христиане жили, настолько остро чувствуя присутствие Воскресшего Христа, что о гробе они просто не думали. В самом деле, если человек считался умершим и был похоронен, а затем оказался живым, зачем ходить на его могилу? Неужели его родным она будет хоть чем-нибудь интересна? К живым на могилу не ходят – ходят к усопшим.
Архимандрит Зинон в своей книге «Записки иконописца» говорит, что в первые века христиане вообще не знали поклонения Гробу Господню. Но когда христианство пришло к грекам и римлянам, отношение к этому изменилось: он действительно понадобился, потому что культ конкретного места был привычен для античной культуры. Греку было недостаточно знать, что Артемида превратила Актеона в оленя, – ему надо было посмотреть на ту скалу, под которой спал Актеон в тот самый момент. Греку мало было знать, что Эдип убил своего отца, – ему необходимо было посетить тот самый перекрёсток дорог, где это произошло. Один древнегреческий учёный и писатель говорит, что некоторые люди сомневаются, будто Геракл убил эриманфского вепря; но, восклицает он, ведь каждый может поехать в такой-то храм и увидеть там череп этого вепря! Конкретный предмет – для грека уже доказательство!
