Но едва Раньеро переступил порог храма, с одной из скамей поднялся старик и пошёл к нему навстречу. То был Оддо, отец подмастерья, работавшего когда-то у Раньеро и повесившегося из-за него.
Подойдя к епископу и Раньеро, старик низко поклонился. Потом заговорил громким голосом, чтобы все в храме услышали его:
– Великое это событие для Флоренции, что Раньеро привёз священный огонь из Иерусалима. Никогда у нас ни о чём подобном и не слыхивали. Многие, может, осмелятся даже сказать, что это невероятно. Поэтому я и прошу: пусть Раньеро оповестит весь народ о том, какие доказательства и каких свидетелей он имеет в подтверждение того, что это действительно огонь, зажжённый в Иерусалиме.
Когда Раньеро услышал эти слова, он сказал:
– Боже милостивый! Откуда мне взять свидетелей? Я весь путь совершил один. Пусть явятся сюда дебри и пустыни, чтобы свидетельствовать обо мне!
– Раньеро – честный рыцарь, – произнёс епископ. – Мы верим ему на слово.
– Раньеро сам должен был бы знать, что здесь могут возникнуть сомнения, – продолжал Оддо. – Наверное, он ехал всё-таки не один. Его слуги могут свидетельствовать о нём.
Тогда из толпы поспешно выступила Франческа дель Уберти и подошла к Раньеро.
– Зачем нам свидетели? – сказала она. – Все женщины Флоренции готовы поклясться, что Раньеро говорит правду.
Раньеро улыбнулся, и лицо его на мгновение просветлело. Но затем он снова устремил свой взор и свои мысли к пламени свечи.
Великое волнение началось в храме. Некоторые говорили: Раньеро не смеет зажигать свечу на алтаре, пока не докажет своей правоты. К ним присоединились многие из его старых врагов.
Тогда поднялся со своего места Джакопо дель Уберти и заступился за Раньеро.
– Я думаю, всем здесь известно, – сказал он, – что между мной и моим зятем не было чрезмерной приязни, но теперь и я, и мои сыновья готовы за него поручиться. Мы верим, что он совершил свой подвиг, и знаем, что тот, кто смог выполнить такой обет, – мудрый и благородный человек, и мы с радостью примем его в свою среду.
Но Оддо и многие другие не хотели, чтобы Раньеро вкусил счастья, которого он так добивался – зажечь огонь пред алтарём Мадонны. Они сбились в кружок, и было видно, что от своих требований они не отступят.
Раньеро понимал: если произойдёт столкновение, они прежде всего постараются потушить пламя. Не отрывая взгляда от своих противников, он как можно выше поднял свечу.
На лице его застыло выражение страшной усталости и глубокого отчаяния. Видно было, что он твёрдо решил бороться до последних сил, хотя и предвидел своё поражение.
Слова Оддо потрясли его. Он знал: раз сомнение пробудилось, оно будет распространяться и расти. Ему казалось, что Оддо уже погасил, и погасил навеки, его священное пламя.
Маленькая птичка впорхнула в храм через широкие, настежь раскрытые двери. Она полетела прямо на свечу Раньеро. Он не успел опустить её, птичка задела свечу крылом и погасила.
У Раньеро сердце упало, и слёзы брызнули из глаз. Но в первую минуту он почувствовал даже облегчение: это всё-таки лучше, чем если бы пламя погасили люди.
Птичка летала по храму, кидаясь то туда, то сюда, как это бывает с птицами, когда они попадут в закрытое помещение.
Но вдруг храм огласился громкими криками:
– Птичка горит! Священный огонь зажёг её крылья!
Маленькая птица жалобно пищала. Несколько минут она, словно порхающее пламя, кружилась под высокими сводами хоров. Потом быстро опустилась и упала на алтарь Мадонны. Она была мертва.
Но в тот самый миг, как птичка упала на алтарь, Раньеро был уже там. Он пробился сквозь толпу – ничто не могло остановить его – и пламенем, пожиравшим крылышки птички, зажёг свечу пред алтарём Мадонны.
Тогда епископ простёр к нему свой посох и возгласил:
– Так хочет Бог! Бог стал свидетелем Раньеро!
И все люди в храме, и друзья Раньеро, и недруги – все перестали сомневаться и недоумевать. Воодушевлённые чудом Божием, все они восклицали:
– Так хочет Бог! Бог – свидетель Раньеро!
А Раньеро, остаётся теперь сказать, до конца дней своих наслаждался великим счастьем, был мудр, заботлив и милосерден. Но флорентийцы называли его теперь сумасшедший Раньеро – в память о том, что когда-то они сочли его сумасшедшим. Раньеро положил начало благородному роду, принявшему имя Пацци, – по-русски это слово означает: «сумасшедший», – которое он носит и поныне.
Следует ещё упомянуть, что во Флоренции вошло в обычай устраивать каждый год в страстную субботу особое торжество в память возвращения Раньеро на родину со священным огнём. Тогда по собору пускали летать искусственную зажжённую птичку.
Многие полагают, что для носителей священного огня, живших во Флоренции и сделавших её одним из самых прекрасных городов мира, Раньеро стал образцом для подражания. У него они учились жертвовать собой, страдать и терпеть.
Но об этом мы предпочитаем здесь не говорить, ибо всего того, что было совершено благодаря огню, исходившему в те мрачные времена из Иерусалима, невозможно ни исчислить, ни измерить.
Герб рода Пацци
