Святитель Игнатий Брянчанинов - Том 7. Письма

Филарет, М<итрополит> Московский.

СПб.

Мар<т> 10, 1842

Ваше Высокопреосвященство!

Милостивейший Архипастырь и Отец!

Когда имел я счастье быть у Вас и Вам благоугодно было спросить, не имею ли усердия участвовать в Цензуре духовных книг, — то внезапность вопроса не дозволила мне представить на благорассмотрение Вашего Высокопреосвященства удовлетворительного ответа Сими строками хочу пополнить оный.

Нахожу деятельность цензора весьма для себя отяготительною и по душе и по телу. По телу: должен я по крайней мере в неделю раз ездить в Петербург, для общих совещаний с прочими членами цензурного комитета. Весьма часто должно будет мне являться для объяснений к членам Святейшего Синода, в случае {стр. 29} их нездоровья или отлучки должен повторить приезд. Для человека, живущего в Столице и пользующегося здоровьем, сие удобно и легко; но мне при сильном расстройстве нерв, загородному жителю, до безмерия отяготительно. За каждую поездку в город плачу дорого; должен лежать целые сутки, так ослабну, так заломит все кости! По душе: решился я принять монастырскую жизнь не для цели честолюбия земного, ниже для цели пострижения; напротив должен был не без сильной душевной борьбы отказаться от честолюбивых видов и призраков, являвшихся мне во всем блеске в мирской моей жизни. Если присовокупить к сему любовь моих родителей, то могу сказать: сколько сделал я пожертвований многоценных, дабы наследовать уединенную келлию, то село, на коем скрыт бесценный бисер! Десять лет уединяясь (более или менее) в келлии и отвлекая ум мой от многообразности и многочисленности предметов — уже чувствуя, что многие воспоминания во мне замерли, — не могу без очевидного бедствия душевного вдаться в море забот внешних, суждений, прений, выездов, — в жизнь путешественника. Самым пребыванием в Сергиевой Пустыне до зела отягощаюсь, — и единственно потому не утруждаю просьбою о увольнении из оной Государя Императора, чтобы не быть перед Ним до конца неблагодарным — молчу до времени, ожидая, что перст Божий укажет мне приличное к уединению время. О сем прилежно молю Господа. — Изволили также спрашивать: чем я занимаюсь? Позвольте, нет у меня лишнего времени. Не говорю уже о том, сколько оного похищает у меня слабость тела, монастырские заботы, — а паче всего выезды.

Прошу и убеждаю Ваше Высокопреосвященство: как милостивое расположение Ваше и доверенность внушили Вам мысль возложить на меня упомянутую должность, так оное же милостивое расположение и внимание к слабостям моим, к душевному направлению и к покорнейшей просьбе да убедят Вас оставить грешного Игнатия плакатися о гресех его. Довольно, предовольно для осуждения моего на страшном Суде Христовом собственных грехов и Настоятельского ига, недостойно носимого. — Прошу святых молитв и прощения за многословие.

Архимандрит Игнатий.

21-го декабря 1837

Его В<ысокопреосвященст>ву, Филарету, Митроп<олиту> Московскому

{стр. 30}

Ваше Высокопреосвященство!

Милостивый Архипастырь и Отец!

Позвольте мне и в единонадесятый уже час поздравить Вас с пресветлым праздником Воскресения Христова и приветствовать радостнейшим приветствием: Христос Воскресе.

С того времени, как узнал я, что Вы должны провести нынешнее лето в Петербурге, не могу не беспокоиться насчет Вашего здоровья, коим запасаетесь Вы в продолжении лета на целый год. Кажется, Сергиева пустынь относительно воздуха могла бы заменить Москву, более других окрестностей Петербургских, если б Вы благоволили провести в оной нынешнее лето. Комнаты сухие, при Вашей неприхотливости весьма достаточны, кухня особенная, стойла для шести лошадей, навес для кареты, для Секретаря особенная, отдельная и поместительная комната, для келейника так же, земляники в саду предовольно.

Прошу Вас и молю, Высокопреосвященнейший Владыко, не отриньте сего усерднейшего приглашения!

Не нужно говорить, сколько братия и я были бы утешены Вашим присутствием. Нашу радость разделили бы все те, кои к Вам привержены и кои готовы Вас встретить, заботиться о Вашем летнем пребывании, как бы о верном залоге вашего здоровья.

Высокопреосвященнейший Владыко! Прошу Вашего Архипастырского Благословения и молитв. С истинным высокопочитанием и преданностью честь имею быть Вашего Высокопреосвященства Милостивейшего Архипастыря и Отца покорнейшим послушником

Архимандрит Игнатий.

30-го апреля

Ваше Высокопреосвященство!

Милостивейший Архипастырь и Отец!

Здесь нашел я молодого Иеромонаха Даниила с весьма хорошими способностями, но с пьянственною слабостию, за которую он исключен из Киевской Академии, на Коневце он ведет себя довольно воздержанно. Я предложил ему заняться переводами святых Отцов, и с утешением увидел его готовность {стр. 31} к таковому труду. Наше монашество крайне нуждается в книге св. Аввы Дорофея, которая, по мнению Нямецкого Паисия, есть первая книга, долженствующая быть в руках новоначального. Эту мысль разделяло все опытное монашество, и даже сам Феофан Новоезерский [23], хотя дух Новоезерского братства был и есть совершенно противный духу этой книги, основывающей все здание добродетелей монашеских на откровении помыслов. В Сергиевой Пустыне я распространял сколько мог сию книгу, покупая для нее и издаваемую с оною книгу Ефрема Сирина; несмотря на то, что имеем до двадцати экземпляров, и еще нуждаемся; в особенности новоначальные отягощаются наречием Словенским. Как сочинение Аввы Дорофея находится у меня в Голландовой библиотеке на Греческом и Словенском языках, так думал бы я занять Даниила переводом оных на Российский язык, разумеется, в пользу казны, если труд сей найдет покровительство Вашего Высокопреосвященства, о чем прошу милостивейшего уведомления хотя чрез моего Казначея: ибо зная множество занятий Ваших, я не желал бы, чтоб Вы утруждали для меня многотрудящуюся руку Вашу. Теперь занимаюсь пересмотром книги св. Исаии Отшельника, и очень утешаюсь обильною духовною пользою от оной точащеюся. О когда бы наши монашествующие вместо газет и жизни Наполеона занимались Дорофеем, Исаиею, Макарием и прочими деятельными Отцами.

За тем поручаю себя и братство Отеческой любви, Архипастырскому благословению и молитвам Вашего Высокопреосвященства, с глубочайшим почтением и преданностию имею честь быть Вашего Высокопреосвященства покорнейший послушник

А<рхимандрит> Игнатий.

Август 1841 г.

Имею честь представить Вам новоизбранного Казначея Сергиевой Пустыни Иеромонаха Игнатия.

{стр. 32}

Н. С. Лесков в своей повести «Мелочи архиерейской жизни» приводит слова, сказанные Государем Императором Николаем I: «О церковном управлении много беспокоиться нечего: пока живы Филарет мудрый [Дроздов] да Филарет благочестивый [Амфитеатров], все будет хорошо» [24].

Святитель Филарет (в миру Федор Георгиевич Амфитеатров; 17 апреля 1779 — 21 декабря 1857) родился в селе Высоком Орловской губернии в семье священника В 1798 г. окончил Орловскую семинарию и в том же году был пострижен. В 1802 г. он ректор Орловской семинарии, в 1804 — Оренбургской, в 1810 г. — Тобольской семинарии; в 1814 г. инспектор Петербургской Духовной академии и в этом же году — доктор богословия, в 1816 г. — ректор Московской Духовной академии. В 1817 г. он архимандрит Ново-Иерусалимского монастыря; в 1819 г. — епископ Калужский, в 1825 — Рязанский, в 1826 г. — архиепископ. В 1828 г. переведен на Казанскую кафедру, в 1836 г. — на Ярославскую. С 1837 г. он Митрополит Киевский.

За время преподавания в Московской академии он из своих академических лекций составил полную систему Догматического Богословия. С этого времени между ним и ректором Петербургской Духовной академии Филаретом (Дроздовым, будущим Московским первосвятителем) «утвердилась та внутренняя искренняя духовная связь, которая во всю жизнь их продолжалась неизменно».

В период пребывания Преосвященного Филарета (Амфитеатрова) на Калужской кафедре, Оптина Пустынь нашла в нем «на веки незабвенного благодетеля». Задумав создать там Скит, он поручил настоятелю игумену Даниилу выбрать на пасеке удобное для него место (на котором постоянный благодетель Пустыни купец Брюзгин построил келлии) и пригласил туда монахов, известных своей подвижнической жизнию.