— Как складываются сейчас отношения с Ватиканом?
— Католичество очень активно в своей внешней деятельности. И православие в этом смысле, кажется, проигрывает, но при этом оно сохраняет некую глубину.
Разделение православия и католичества в чем-то похоже на распад Советского Союза. Обе истории ставят один и тот же вопрос: как и на каких условиях могут сосуществовать в едином государстве (или единой Церкви) народы со столь изначально разными культурами — прибалтийские, азиатские, кавказские. Скорее, чудом было то, что мы в СССР какое-то время были вместе. Этому надо удивляться, а не тому, что мы, в конце концов, разошлись. Вот и в Римской империи были очень разные народы, которые в конце концов свои различия стали ценить больше, чем плюсы тогдашней глобализации.
В послевоенные годы — с Иоанна XXIII и до конца 80-х годов католики проводили достаточно дружелюбную политику — пока между нами был «железный занавес». Их не пускали — а они говорили: «ну, и не надо, мы вас и так любим!». Но как только у католиков появилась политическая возможность действовать в России — былые клятвы в дружбе забылись. Так что при разговорах о том, как же могут мирно сосуществовать разные религии, я все чаще вспоминают немецкую поговорку: «чем выше забор — тем крепче дружба».
В России православие спокойно сосуществовало и сосуществует и с исламом и с буддизмом. Русский народ терпим. У нас только одно условие: нас не трогайте. Храните ваши национальные традиции, но и нашу веру не разрушайте. В русских сказках наше сосуществование выразилось в таких словах: «В одном городе жили два купца: один русский, а другой татарин. Русский купец пошел к своему приятелю татарину и просит у него взаймы. Татарин гворит: «Давай поручителя». — «Вот тебе порука — на церкви крест животворящий!». — «Хорошо, друг, — говорит татарин. — Я кресту вашему поверю; для меня все равно, что ваша вера, что наша»[185].
Но католический взгляд на Россию не таков. Я все же надеюсь, что нынешний конфликт недолговечен — до появления следующего Папы. Один итальянский кардинал еще десять лет назад мне в частной беседе говорил: «Поверьте, отец Андрей, если бы Папа Римский был итальянцем, а не поляком, проблем с Русской церковью у нас бы не было. Войтыла просто хочет взять реванш за поражение Польши в 17 веке».
Сегодняшние трения православного мира и Ватикана порождены Ватиканом. И в конце концов это проблема католиков, а не православных. Это католики хотят прийти в Россию, и это их проблема, как их активизм будет воспринят православными и русским государством.
— Почему Папа Римский так рвётся в Россию и почему Русская Православная Церковь против такого визита?
— У римского епископа есть совершенно законное право посетить свою паству, будь она в России, Белоруссии или на Украине. Римский папа может приехать в любую страну. Но католики, которые тяготятся тем, что слишком часто в истории их имя было синонимом агрессии и насилия, сегодня сами говорят, что папские визиты должны быть визитами примирения. И это значит, что папа может приехать только туда, где его желают видеть. Причем желают видеть все — не только католики, но и светское общество и, главное, — община религиозного большинства данной страны. Т. е. если эта страна не католическая, то папа откликается не на приглашение местной католической епархии, а на приглашение общины большинства (даже мусульманского большинства, — как было, например, в Ираке или Иране). И тогда папа едет как посланец мира и не вносит раскола в общество.
А вот на Украине это правило почему-то было нарушено. Церковь большинства, Русская Православная Церковь, не желала видеть папу на территории Украины. Тем не менее, он приехал.
Почему Церковь не хотела его видеть? Потому, что на Западной Украине на рубеже 80-90-х годов с поддержкой местных властей началась волна не просто возрождения униатства, а настоящего разгрома Православия. Боевики на автобусах приезжали в православные села и вышвыривали православных священников, захватывали храмы. Детей православных священников избивали на улицах, лилась настоящая кровь, были погромы.
Тогда была создана комиссия из представителей Московского Патриархата, Киевской митрополии, униатов и представителей Ватикана. Эта комиссия в 1989 году приняла мудрое решение — в каждом приходе на Западной Украине провести локальный референдум. Если большинство прихожан желает, чтобы храм стал православным, он остаётся таковым. Если большинство желает перейти в унию — храм становится униатским. Но при условии: победившее большинство в обоих случаях помогает меньшинству построить второй храм. На бумаге всё казалось просто замечательным, но ничего этого сделано не было, и все храмы захватили униаты. Тогда мы обратились в Ватикан, а нам ответили: «К сожалению, они нас не слушают». Это удивительно, потому что вся суть унии состоит в том, что униаты слушают папу, сохраняя православные обряды. А тут вдруг такая непослушность! Но главное не это.
Понятно, что Западная Украина — очень проблемная зона, и все мы люди, и, возможно, в аналогичной ситуации православные повели бы себя не лучше: толпа есть толпа. Но Римский папа есть Римский папа. Мы 15 лет ждем от него одного: нравственной оценки погромов на Западной Украине. Он этого не сделал, не сказал простых слов: «Это грех, так нельзя». Когда он приехал в Киев в 2002 году, то и там он сказал только общую формулу: ну, мол, простите нас за всё, чем мы согрешили за 1000-летие разрыва. Журналисты в восторге! Но подумайте, если на исповедь придёт женщина и скажет: «Батюшка, во всём согрешила!». Что, мол, в мелочах копаться, оптом отпущение подавай… Это — псевдоисповедь. Один мой знакомый священник в таких случаях спрашивает: «Во всем грешна? А мотоциклы по ночам угоняла?»
Вот так и Римский папа — якобы «во всём грешен». Это не покаяние, а пиар.
Почему слова папы, которых мы никак не дождемся, нам так важны? Дело в том, что и Православная и Католическая Церкви — это институты с традиционалистским мышлением, прецедентным правом. Если событие, которое однажды произошло в нашей истории, не было потом осуждёно, то оно становится прецедентным. Поступок такого-то патриарха в такой-то ситуации может стать примером для подражания, даже если патриарх не святой. Если его преемники гласно не осудили этот его поступок. Представляете, проходит 100 лет, и «национально сведомым» гражданам Украины в конце XXI века захотелось ещё кому-нибудь намылить шею. И они начинают вспоминать, можно или нет мылить шею инаковерующим. И вспоминают: а наши-то святые предки, мученики, которые выжили в советские годы, москалям-то шеи ещё как мылили, и Римский папа их за это не осудил. Так значит, это путь ко спасению. И, вдохновленные этим примером, идут еще кого-то изгонять со своей земли… Чтобы этого не было, Ватикану необходимо сейчас, на памяти этого поколения, дать нравственную оценку погромам. Он этого не делает.
Если папа официально приедет в Москву — это значит, что с ним надо будет целоваться. Но это будет жест лжи, это будет предательством реальных людей, которые ещё живы, которые были вынуждены бежать с Западной Украины. Через их боль целоваться перед телекамерами? Это лицемерие. Так что ключи от Москвы в Ватикане. Папе нужно сказать только одну фразу, и его с радостью здесь примут.
А еще надо понять, что в Белоруссии, Украине и России католики занимаются прозелитизмом от отчаяния. Не от избытка сил, а из последних сил. Пару лет назад, когда я ездил по городам Западной Белоруссии, меня удивило, как много там католических семинарий. Им же не нужно сейчас столько священников в Белоруссии. Я начал спрашивать. И выяснилось, что это на экспорт. Т. е. они привлекают и перевоспитывают белорусских мальчишек, чтобы потом их отправить на служение священниками в Западную Европу. Потому что там нет священнических призваний. Они потеряли свою паству.
Помню, в одном немецком городе я зашёл в местную католическую семинарию, и меня порадовала и удивила карта, которая висела в коридоре. Это была карта той федеральной земли, на ней было несколько флажков. Оказалось, так отмечены приходы, чьи ребята учатся в семинарии. Такая память о каждом ученике меня, конечно, порадовала. А рядом я увидел другую карту-график, отражающую число учащихся этой семинарии и число людей, принявших сан после семинарии за весь XX век. По карте видно постепенное падение обоих показателей до середины 30-х годов. Затем абсолютный ноль — с конца 30-х и 40-е годы (нацистские гонения на Католическую церковь). Послевоенные годы — резкий всплеск, затем идёт плавный спад в конце 50-х годов и резкий обвал, начиная с конца 60-х годов: после Второго Ватиканского Собора и реформ.
Как ни странно, хотя Католическая церковь стала на путь реформ, они не очень-то ей помогли. Это надо помнить. А то сегодня очень часто говорят: реформы, реформы — это панацея от всего. Скорее, наоборот.
