Не было ни одного дня, чтобы владыка не исполнил монашеское правило. Даже в невыносимых условиях. Даже в лагере, в бараке, когда вокруг такие страсти творили, блуд разный, он все равно уходил в уголок и молился. Когда я молился рядом с владыкой, всегда чувствовал, что он знает все мои мысли, все приходящие ко мне во время молитвы искушения. Иногда борешься, борешься с рассеянностью, чаще поклоны начинаешь класть, стараешься вслушиваться в слова молитвы. А после службы владыка и скажет: «Что, навоевался?»
Однажды владыка приехал ко мне, прошел в комнату, упал на колени, поднял руки и молился четыре часа. Я уже устал на него смотреть, а он все на коленях стоит и молится. Думаю: «Ну что он там делает? Ну о чем так долго можно молиться?» Спустя некоторое время он рассказал, что Господь открывает ему страдания его духовных чад — за них он и молится. Наши грехи он брал на себя. За некоторых, которые сильно согрешали, он молился особенно сильно.
Стоим один раз на молитве. Вдруг владыка начинает читать молитву о путешествующих, называя конкретные имена. Удивляемся — почему. Через некоторое время стучатся в двери те самые люди, которых он поминал. Не раз так бывало, хотя об их приезде заранее никто не знал.
Как-то вечером в Дрогобыче духовная дочь говорит владыке: «Владыченька, поживите с нами хотя бы месяц». А он отвечает: «Поживу, если Господь благословит». Вдруг видим, владыка стал на колени и молится, а потом быстро говорит ей: «Иди скорее покупай мне билет». Она в слезы. Владыка ей: «Быстрей иди, где ж твое послушание?» Купили билет, я проводил владыку. Сидим, головы повесили, грустно так… Вдруг стук в дверь. Открываем — перед нами милиционер. Спрашивает: «Кто у вас в доме без прописки проживает? Я должен проверить квартиру».
До Дрогобыча я жил в Сочи в отдельной квартире со всеми удобствами. Некоторые духовные чада владыки хотели обменяться на другой город, но он не благословлял. А мне вдруг разрешает: «Меняйся на Дрогобыч». — «Почему именно на Дрогобыч?» — «Потом узнаешь». И я узнал. Оказалось один мой «доброжелатель» хотел меня посадить. И вот пришли они за мной — а меня и след простыл, я уже в другом городе. Вот зачем обмен нужен был. Владыка множество подобных ситуаций спасал. Мне рассказывали, что сочинский следователь вздыхал по мне: «Всех посадил, один Лаптев от меня ушел».
Однажды ехала к владыке в Бучу некая раба Божия — Дарья и везла очень много писем-исповедей от духовных чад. Первый раз она была у него летом, а второй раз поехала зимой. Ее спрашивали: «Ты найдешь владыку?» — «Конечно найду». Ну и поехала, и проехала нужную остановку. Вернулась, и опять проехала — никак не может вспомнить, где выходить. Так она ездила с пяти утра до пяти вечера. Наконец приехала в Киев на вокзал и уже совсем в отчаянии взмолилась покойной схимнице — Серафиме прозорливой из Балашова: «Матушка Серафима, помоги!» А надо сказать, матушка Серафима при жизни еще всем говорила: «Когда тебе скорбно будет, крикни: Матушка Серафима, помоги!»
И вот в это самое время в Буче владыка зовет матушку Антонию и велит ей ехать в Киев на вокзал опустить там письмо. Матушка: «Так письмо и здесь, в Буче, можно опустить». — «Нет, езжай». Едет с этим письмом, думает, что такое… Приехала на ночь глядя в Киев и на вокзале столкнулась с этой Дарьей. Та бросилась к ней: «Откуда ты?» — «Владыка послал». Когда вместе приехали в Бучу, Дарья к владыке в ноги: «Откуда узнали, что я ищу вас?» А он отвечает: «Матушка Серафима балашовская явилась, говорит: „Забери мою овечку, с утра ходит, вас никак не найдет“».
Вообще, надо сказать, поначалу прозорливость владыки очень удивляла. Но постепенно мы стали к ней как бы привыкать. А то, грешным делом, и «проверяли» его, по молодости, конечно, по глупости. Однажды иду с работы и думаю: «Если владыка прозорливый, он узнает, что я хочу кушать». Только в дверь вошел, он мне протягивает яблоко: «Как ты проголодался, возьми яблочко». В другой раз иду и думаю, узнает ли он, что мне надо идти в баню. Прихожу, он сразу: «А теперь иди в баню, помойся».
Владыка не позволял себе много кушать, все время недоедал. Матушка Антония к нему иногда пристанет: «Владыченька, поешь вот это, это». А он: «Не буду». Помидоры свежие однажды принесла, отборные: «Не буду». — «Почему?» — «У меня от них малярия». Что-нибудь всегда выдумает. А на другой день: «Ну, где там помидоры?» То есть когда был аппетит, тогда и отказывался от вкусного. До смерти человек боролся.
У меня у самого была язва. Я уже не мог съесть и свежего помидора. И вот приезжает ко мне владыка. Садимся за стол. Он наливает мне вина. Я говорю: «Владыка, не могу». Объяснил почему. Он отливает вино и водой разбавляет. «Выпей, — говорит, — ради больного желудка». Ну, я выпил немножечко и забыл напрочь про желудок. Он меня больше никогда не беспокоил.
У хозяйки дома, в котором однажды гостил владыка, были страшные раны на обеих ногах. Врачи признались в своем бессилии. Владыка спрашивает у нее: «А веришь ли Богу?» — «Верю, владыка, помогите моему неверию». Он помолился, перекрестил ноги и обратился к матушке Антонии: «Чем-то нужно смазать раны. Что у тебя есть?» — «У меня только вазелин». Он помазал эти открытые раны вазелином. Наутро опухоль спала, через несколько дней раны затянулись и очень скоро совсем зажили.
Сам он, конечно, тоже болел, но все переносил на ногах. У него была двусторонняя паховая грыжа, открытые раны на обеих ногах. Легкие были больные. Слышал уже плохо. Держался он только молитвой. Жизнь его сплошь мученическая. Владыка часто повторял нам, что ничего в жизни не совершается без Промысла Божия. Нужно в это твердо верить и все, что посылается, переносить с терпением, ни в коем случае не обвиняя тех людей, через которых искушения приходят. Владыка учил возлюбить молитву и страдания, открытой грудью идти на Крест, который Бог посылает каждому по его силам.
Про лагеря вспоминал крайне редко. Однажды сказал: «Все, что делалось в сталинские времена, нужно правильно понимать как Промысл Божий». Но подробно про те годы не рассказывал. Иногда только обмолвится о чем-нибудь, например, как арестанты сделали ему крест и панагию из картона. Или, как он огорчался, что некоторые священники в лагерях не молились. Один протоиерей жаловался: «Как молиться, книг нет, условий нет?» А владыка на это отвечал: «Где стоишь — там и молись».
После смерти владыки я остался один. Некому было мною руководить. Не находил я такого человека. Никто для меня не мог сравниться с ним.
Иеромонах Сергий (Акинтиков)
Жила у нас одно время юродивая Екатерина. И вот как-то, уже после смерти, является она во сне моей сестре и говорит, что есть, мол, один епископ, очень добрый, и он очень нуждается в помощи. И называет адрес, по которому он находится. Сестра моя быстро записывает этот адрес. Собрала она посылку: белье теплое, носки, шапку, деньги — и посылает по «указанному» адресу. И что вы думаете? Мы получаем ответ от неизвестного нам тогда владыки Антония: посылочку нашу он получил, за что очень благодарит, она оказалась весьма кстати — он был тогда еще в лагере.
Чудо настоящее, которое совершилось на наших глазах, это исцеление моей мамы. У нее была болезнь с детства — порча ноги. И совпало так, что к приезду владыки рана на правой ноге открылась. Костевая часть начала гнить. Гниет, нарывает и лопается. Процесс этот дошел уже до колена. Врачи ничего не могли сделать. Оставался единственный выход — ампутировать ногу. И вот тут как раз приезжает владыка с матушкой Антонией. Рассказала мама ему о своих страданиях. Он прочитал молитву и спрашивает: «А ты веришь в то, что Господь может тебе помочь?» — «Верю, владыка, верю!» Ушел он молиться. Через некоторое время приходит, берет масло из лампадки и начинает крестообразно мазать вокруг раны. При этом молится. Потом дал маме крем «Идеал» и велел мазать ногу каждый день. Но что такое крем для открытой раны? Так он делал, чтобы скрыть свою молитвенную помощь. Вскоре рана начала затягиваться и в конце концов полностью исчезла. Прожила мама до 95 лет, и ни разу больше рана не открывалась.
Владыка Антоний был само смирение и кротость. Он никогда никого не обличал, не унижал. Обо всем говорил прикровенно. У него было такое смирение, такая кротость, что иногда трудно было его понять: то ли он серьезно говорит, то ли нет. Однажды сидели за чаем, беседовали. Владыка предсказал всю мою жизнь, но говорил как бы не обо мне, а о другом человеке. Он рассказал все, что со мной будет, какие я буду иметь преткновения, искушения. И все, что он говорил, все осуществилось в моей жизни. Говорил он мне все это как бы нехотя, как бы стесняясь своего пророчества.
У владыки было очень много духовных чад. В самых разных местах: и в Воркуте, и на Дальнем Востоке, и в Новосибирске, и в Москве — откуда только не приезжали к нему. Когда он сам приезжал в чей-то дом, то сразу после приветствия спрашивал: «Правило вычитали?» — «Да нет еще…» Он быстренько облачается. Двенадцать ночи, три часа ночи — неважно, сразу за молитву. Ничего из службы не опускал. Полностью и повечерие вычитывалось, и утреня, и все каноны, ничего не опускал. Нигде и никогда.
