Так хранит и благословляет Господь всех надеющихся на Его милосердие.
Иэбави нас от суетных мыслей, оскверняющих нас...
Из молитвы на сон грядущим
Да не подумает читатель, что, вырастив детей, нам с батюшкой можно было почивать на лаврах. Житейское море вокруг нас продолжало волноваться, волна за волной набегала на слабый челнок наших душ. Враг рода человеческого всячески старался чрез внешние обстоятельства жизни выбить нас из колеи мирного, тихого существования. И Господь попускал эти искушения, чтобы мы благодаря им беспрестанно взывали к Богу, возлагали на Него свои надежды. «Нет, видно, спокойно не поживёшь», — не раз слышала я от своего отца Владимира. В первой части моих воспоминаний я писала о том, что дом наш, в котором протекало моё счастливое детство, ещё в 1930 году постановили снести. Но снесли его лишь наполовину, а конец дома из двух стен, подпёртых кирпичной кладкой, продолжал стоять до 1975 года, то есть ещё сорок лет. Безобразные рельсы врезались все глубже в кирпич, стены из года в год продолжали расходиться вправо и влево. Трещины в стенах становились все глубже и глубже. От перекоса полка с посудой у наших соседей сорвалась и с грохотом свалилась. Крыша текла, полы сгнили, водопроводные трубы тоже требовали замены. Когда жильцы дома ходили хлопотать в конторы, то людям отвечали: «Шестой корпус дома двадцать? Да он ещё в тридцатые годы разрушен, в списке корпусов он давно не существует». Но так как жильцам на головы текла вода, то (за год до сноса дома) сменили железную кровлю на дорогую цинковую. Потом предложили жильцам потесниться, чтобы поднять в кухне и туалете полы и сменить ржавые трубы на новые. Я говорила родителям моим: «Не соглашайтесь на такой ремонт. Пусть сначала вас переселят в другую квартиру. Как вы будете без пола прыгать? Гнилые доски не смогут уложить обратно, они все рассыплются».
Наконец пришла комиссия, которая вынесла решение: ремонт обойдётся дорого, надо дом снести, а жильцам дать другие квартиры. Пока эти вопросы решались, время шло. Наш сын Николай с женой Светланой уже ждали ребёнка. Они сделали родственный обмен с сестричкой Любочкой и снова прописались в аварийную квартиру. Благодаря этому, когда стали выдавать ордера на новые квартиры, в нашей квартире оказалось уже две семьи: я с двумя дочками и Федей, а другая семья — Коля, Света и их сынок Алешенька. Рождение этого ребёнка, нашего первого внука, мы приняли с непередаваемой радостью. Среди недоумений и скорбей того года вдруг пришла радостная весть: «Света родила сына!» Мы, как на Пасху, кинулись в объятия друг к другу, целовались и обнимались... Как будто луч света озарил наши души.
Вскоре я поехала и без всякой волынки и очереди получила два ордера на две одинаковые квартиры.
В те годы я по временам тяжело болела: песок двигался из почек. Я лежала почти каждые два-три месяца, очень ослабевала, началась гипертония (давление подскакивало). Я была даже не в состоянии ехать и посмотреть квартиры. Отец Владимир был занят, Коля — тоже, у Светы — ребёнок. Батюшка послал Федюшу на разведку. Какова же была наша радость, когда наш пятнадцатилетний сынишка рассказал нам следующее: «Обе квартиры на восьмом этаже девятиэтажного дома. У этих квартир общая стена и общий балкон, с перегородкой. Через неё мы сможем ходить друг к другу в гости, не выходя на лестницу. Если чей-то лифт не будет работать, мы сможем воспользоваться лифтом родных. И Алешеньку родители передадут нам через балкон, если им надо будет куда-нибудь отлучиться».
Через это обстоятельство мы увидели заботу о нашей семье милосердного Господа Бога!
Нас часто спрашивали, кому и какую взятку мы дали, что получили взамен старой трехкомнатной квартиры две новые двухкомнатные, да, главное, рядом. И кто поверит, что это Царица Небесная так о нас позаботилась! Не напрасно же воспевает в своём храме отец Владимир за акафистом: «Радуйся, нечаянную радость верным дарующая».
Эта квартира в Отрадном оказалась намного ближе к храму в Лосиноостровской, где служил наш батюшка. Он сильно утомлялся от езды на службы с Планёрной, где мы жили. Поэтому мы стали сразу же думать о переезде. Ведь машину мы уже восемь лет как продали, так как ставить её было в Москве негде, да и шофёра не было.
Итак, началось опять переселение. Бабушка уже лежала в Гребневе на кладбище, а дедушку мы решили поселить на Планёрной с Любочкой, Катей и Федей, который там заканчивал десятилетку. Сборы вещей, перевозка мебели... О, как трудно бывает в подобной суёте сохранять душевный мир! Сердце просило покоя с Богом.
В 1974 году к нашему дому в Гребневе подвели, наконец, сетевой газ. Воду подвели ещё в 1960 году, так что появились там все удобства, как в Москве. Батюшка мой ликовал: отпала забота об угле и дровах. Мы поставили газовую печку и решили, что теперь дом наш всю зиму будет тёплый, а не замороженный, как в прошлые годы, когда в нем никто уже не жил до самого лета.
Наступила осень. Молодёжь уехала в Москву учиться. Светлана, жена Коли, работала, играла на скрипке в театре. Коля собирался на год в армию, так как он только что окончил консерваторию. Сентябрь был тёплый, и мы с Алешенькой вдвоём оставались пока в Гребневе. Мальчику доходил первый год, я его пока носила на руках. Батюшка и Светлана часто навещали нас, рассказывали мне о новых квартирах, куда пришло время переезжать. Голова моя была забита проблемами переезда. А батюшка мой говорил:
— Я теперь здесь буду зимовать, тут тепло, уютно.
— Нет, — возражала я, — у меня на руках внучонок, а дел с переездом много. Ты хоть за малышом поглядишь, пока я хлопочу по хозяйству. Да и ездить в Лосинку из Гребнева тебе скоро станет не под силу; машину мы продали, а впереди осенняя тьма и морозы. Нам с тобой надо свою комнату освобождать, снять все иконы, так как у дедушки много своих икон, которые он захочет иметь в новой квартире на Планёрной.
Муж мой спорить не любил, но я видела, что его тянет жить опять в Гребнево. Он взял отпуск. Я ждала, когда он приедет на машине и на ней же отправит меня с внучонком в Москву. Я упаковывала вещи, сидела, как говорится, на узлах. Наконец подъехало такси. Но что это за саквояжи, которые муж мой вносит в дом? Ведь все мы из Гребнева на зиму уезжаем, так зачем же сюда везти вещи? И кто их упаковал? Что в этих чемоданах? На руках у меня ребёнок, и я не могу сама ничего ни внести, ни вынести. Володя все делает сам.
— Где несгораемый ящик? — спрашивает он меня.
— Чтобы не затерять его в суёте, — отвечаю, — я завернула его в одеяла. Вот самый большой тюк с подушками, внутри тюка — ящик.
Володя берет у меня Алешеньку, велит мне достать ящик.
— Зачем он тебе? В нем все наше богатство: твои кресты, дорогие ложки, золотые вещи и тому подобное. В пустом доме это нельзя держать, мы сегодня же все перевезём в Москву.
— Там деньги. Они мне нужны.
— Но у меня в кармане хватит денег, чтобы расплатиться за машину! Не вынимай тяжёлый ящик, — настаиваю я, -ведь без машины ты эту тяжесть не сможешь привезти в Москву...
Однако Володя унёс металлический сундучок в дом, а меня отправил в Москву со словами: «Я буду тут жить». Спорить было бесполезно и некогда — машина ждала, ребёнок был на руках.
С грустью и недоумением приехала я в нашу квартиру на Планёрной, где мы прожили уже семь лет. Вошла я в нашу комнату и ахнула: стены голые, иконы сняты, их нет. Один только старинный образ преподобного Сергия висел на прежнем месте. «Ты не оставил нас, батюшка Сергий», — сказало моё сердце.
— Володенька, зачем же ты снял все иконы? — спросила я мужа.
— Да ведь дедушка сюда свои привезёт. А наши я пока все в Гребнево свёз...
Так вот что за саквояжи батюшка вносил в гребневский дом! Ясно! Но все это надо бы в Отрадное везти, пора там устраиваться... Ну, как муж хочет, не моё дело.
В последующие дни, когда Володя опять поехал в Гребнево, я ему сказала:
— Конечно, несгораемый ящик ты на себе не потащишь. Но вынь из него маленький кожаный мешочек с золотыми вещицами. Там и крест, которым меня дедушка Вениамин благословил, и обручальные кольца, и чьи-то часики... Сам знаешь, привези. Да возвращайся скорее: пора капусту рубить, а мне внучонок все руки связал. Я буду ждать...
Володя съездил в Гребнево, привёз мне просимое.
— А где ключи от дома? — спросила я.
— Я их родным оставил.
— Что ты наделал! Разве забыл, как в прошлые годы они...
Муж не дал мне договорить:
— Нельзя быть злопамятной. Я с ними и чай пью, я им и нашу комнатку в старом доме отдал.
— Нет, ключи отбери назад! Я родным не доверяю, -требовала я.
В следующий приезд отец Владимир привёз и ключи от дома. Погода испортилась, целые дни лил дождь, шумела буря, в Гребнево не тянуло. Но прошёл Сергиев день (8 октября), и отец Владимир снова поехал навестить свой любимый домик.
