— Подгони телегу и возьми себе, сколько тебе нужно. Джон спрыгнул с лошади, седло под ним жалобно скрипнуло. Он подошел и сел рядом с Михаилом.
— Почему ты не хочешь поехать за ней?
Михаил провел дрожащей рукой по волосам.
— Оставь это, Джон. — Ему так не хотелось это обсуждать.
— Просто проглоти свою гордость, сядь на лошадь и отправляйся искать ее. Я присмотрю за домом.
— Гордость тут ни при чем.
— Тогда что тебя удерживает?
Михаил поднял голову и, глубоко вздохнув, ответил: — Здравый смысл.
Джон нахмурился. — Ты говоришь так же, как Павел.
Михаил вопросительно взглянул на него. — И что же говорит Павел?
— Да, ничего особенного, — уклонился от ответа Джон. — Михаил, женщины эмоциональны. Иногда они делают глупости…
— Она обдумала это. Это не было импульсивным поступком.
— Откуда ты знаешь?
Михаил взъерошил волосы. Сколько раз он вспоминал то, что она сделала и сказала в их последний вечер? Он все еще отчетливо видел ее стройное тело в лунном свете, залитые призрачным сиянием волосы, трепещущие на ветру. Он прикрыл глаза.
— Я знаю.
— Мириам обвиняет себя в том, что случилось. Она не говорит, почему она так думает, но она уверена в этом.
— Это никак не связано с ней. Успокой ее за меня.
— Я ей говорил. Она пыталась уговорить Павла ехать с ней и искать Амэнду, чтобы вернуть ее домой.
Михаил мог с легкостью предугадать, чем закончился их разговор. По крайней мере, у Павла хватило чуткости, чтобы в последние дни не появляться на горизонте и не показывать свое торжество.
— Павел никогда не любил Ангелочка.
— Ангелочка? — переспросил Джон растерянно.
— Мара, Амэнда, Фирца… — Голос Михаила дрогнул. Он схватился руками за голову. — Иисус, — сказал он горько. — Иисус. — Ангелочек. За все это время она не смогла довериться ему настолько, чтобы сказать свое настоящее имя. Или, быть может, он всегда, сам того не осознавая, воспринимал ее как Ангелочка? Может быть, поэтому она снова ушла от него? «О, Боже, может, поэтому Ты хотел, чтобы я позволил ей уйти?»
Джон Элтман ощутил себя беспомощным перед лицом горя этого молодого человека. Он не мог представить себе даже на секунду свою жизнь без Элизабет. Он видел, как сильно Михаил любил Амэнду, а Мириам клялась, что Амэнда любит его. Он положил руку на плечо Михаила.
— Может, она сама вернется? — Его слова показались ему самому пустым звуком. Михаил даже не поднял глаз. — Могу я чем–то помочь тебе?
— Ничем, — ответил Михаил. Сколько раз Ангелочек повторяла то же самое. «Мне ничего не нужно». Она, наверное, тоже чувствовала сильную внутреннюю боль. Может быть, такую сильную, что от одного вопроса боль становилась невыносимой? А он, наверное, так же бередил ее раны, как сейчас Джон бередит его? Пытаясь помочь, он делал только хуже.
— Я вернусь завтра, — сказал Джон. Вместо него пришла Мириам.
Она села рядом с ним под плакучей ивой, не говоря ни слова. Он ощущал, как в ее голове крутится немой вопрос, витая в воздухе: «Почему ты ничего не делаешь?» Но она молчала, ничего не спрашивая. Порывшись в кармане, она что–то протянула ему. Увидев на ее ладони обручальное кольцо своей матери, он ощутил приступ дикой боли где–то в животе.
— Возьми, — донеслись ее слова. Он взял.
— Где ты нашла его? — спросил он хрипло.
Мириам ответила со слезами на глазах: — Она отдала его мне, когда садилась в почтовую карету. Я забыла вернуть его тебе в первый день. А потом… я была так смущена.
— Спасибо, — просто сказал он, сжимая кольцо в кулаке и больше ни о чем не спрашивая.
— Ты изменил свое решение, Михаил? Ты пойдешь ее искать?
Он смотрел на нее; его взгляд был твердым. — Нет, Мириам, и не проси меня об этом больше.
Мириам пробыла у него недолго. Она сказала все, что могла, в самый первый день после отъезда Ангелочка и так и не смогла убедить его.
Михаил знал все возможные причины бегства Амэнды. Но помимо того, что он понимал умом, он знал, что таким непостижимым для него образом исполняется Божья воля. «Почему так? — плакал он, разрываемый внутренней тоской. — Почему Ты сказал мне любить ее, если собирался отнять?»
Он сердился на Бога и тосковал по своей жене. Он перестал читать Библию. Перестал молиться. Он углубился в себя в поисках ответа. Ответа не было. А по ночам ему снились страшные, запутанные сны, в которых к нему подступали темные силы.
Тихий, ровный голос больше не говорил с ним. Так проходили неделя за неделей, месяц за месяцем. Бог молчал и словно прятался от него, не желая раскрывать тайну. Жизнь стала бесплодной пустыней, идти по которой становилось все тяжелее. Тогда, наконец, он возопил к Богу:
— Почему Ты оставил меня?
«ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ, Я ВСЕГДА С ТОБОЙ, ДАЖЕ ДО КОНЦА ВРЕМЕН».
Михаил прекратил свои попытки забыться в сумасшедшем ритме работы и теперь пытался найти утешение в Божьем Слове. «Я больше не понимаю ничего, Господь. Потеря ее — это как потеря половины меня самого. Она любила меня. Я это знаю. Почему Ты забрал ее у меня?»
Ответ пришел не сразу, на стыке времен года.
«НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ИНЫХ БОГОВ ПЕРЕД ЛИЦОМ МОИМ».
Это не то, что он хотел услышать.
Михаил почувствовал гнев. — Разве я поклонялся кому–то еще, кроме Тебя? — Он сердился. — Я следовал за Тобой всю свою жизнь. Никто никогда не занимал Твоего места. — Сжав руки в кулаки, он рыдал. — Я любил ее, но она никогда не была моим богом.
В тишине, которая последовала за ливнем его полных досады и огорчения слов, Михаил услышал — и, наконец, понял.
«ДА, НО ТЫ СТАЛ ЕЕ ИДОЛОМ».
Ангелочек стояла посреди окутанной тьмой ночной улицы и смотрела, как догорает кафе Харпера. Все, что она заработала за последние шесть месяцев, сгорало вместе с ним. Все, что у нее осталось, это поношенное платье и покрытый пятнами фартук.
Это было полной неожиданностью. С криком: «Пожар! Пожар!», Виржил ворвался в кухню. Он вытащил ее на улицу, прежде чем она успела выяснить, что происходит. Горели несколько соседних домов. Потом ветер, подпалив заодно еще пару домов, перебросил пламя на их здание.
Люди бегали в суматохе, кто–то предавался панике, кто–то давал указания, несколько человек, собравшись в цепочку, ведрами передавали воду, делая отчаянные попытки погасить пламя, но пользы от этого не было никакой. Пепел и дым летали в воздухе, а языки пламени взметались все выше, ярко освещая темнеющее ночное небо.
Ангелочек беспомощно стояла и смотрела, как рушится, охваченный пламенем, ее дом. Виржил рыдал. Бизнес только–только наладился. Хотя их меню было небогатым, но еда была вкусной и по–домашнему приготовленной, и слава об их кафе распространялась из уст в уста.
Ангелочек присела на бочку, которую кто–то выкатил из дома. Мужчины выносили все, что могли выкатить или вытащить из горевших зданий. Улица была заставлена мебелью, мешками, разным имуществом. Почему она не додумалась сделать то же? Она даже не вспомнила о том, что нужно бежать наверх и забрать свои вещи. Потребовалось бы всего несколько минут, чтобы упаковать ее скромные пожитки в сумку и выбраться из горящего здания.
Добравшись до конца улицы, огонь, наконец, остановил свой бег. Ветер утих, и с ним утихли волнение и суета. Вдоль почти всей улицы стояли люди, глядя, как огонь пожирает их мечты и надежды, и на их лицах отражалось отчаяние. Виржил сидел на земле, обхватив голову руками. Уныние и страх, словно холодное темное покрывало, опустились на Ангелочка. Что же ей делать теперь? Она оглянулась и увидела, что люди вокруг пытаются найти ответ на тот же самый вопрос. А что бы сделал Михаил, будь он сейчас здесь? Она знала, что он никогда бы не позволил депрессии и отчаянию сбить себя с ног и сейчас пытался бы помочь этим людям. Но что может она? Женщина, которая так же нуждается в помощи, как и они. Она знала только одно: что не должна просто так сидеть и смотреть, как рыдает Виржил.
Она присела рядом с ним посреди уличной грязи.
— Как только огонь совсем погаснет, мы отправимся на поиски того, что уцелело и что еще можно спасти.
— Что толку? У меня все равно не хватит денег, чтобы построить все заново, — продолжая рыдать, ответил он.
Она положила руки ему на плечи. — Земля стоит денег. Может быть, под залог участка вы смогли бы взять кредит и начать все сначала.
Люди спали на куче мешков, укрывшись одеялами, взятыми во временное пользование. На рассвете Ангелочек и Виржил стали исследовать обгоревшие здание, копаясь в золе и камнях. Давясь сажей, Ангелочек откопала брошенные чугунные горшки и кастрюли. Печь все еще была пригодна для использования, и много посуды и кухонной утвари уцелело. Если все это хорошенько оттереть, то вполне можно использовать.
Спустя несколько часов, когда ее лицо было измазано сажей, а в горле першило, она остановилась, чтобы немного передохнуть. Она устала, хотелось есть. Все тело ныло, но теперь, по крайней мере, у Виржила зародилась надежда, хотя он даже не нашел еще места для ночлега. Гостиницы были переполнены постояльцами, которые платили за ночь немалые деньги, и даже в холле трудно было найти место, если не заплатить. Мысль о том, что придется спать на улице, под холодным дождем и на ветру, была невыносима, но она утешала себя тем, что все могло быть еще хуже. Кто–то дал им еще пару одеял.
