Кардинал Ратцингер наказывал богословов, которые занимались сложными вопросами совести в реальной жизни народа Божия: Чарльза Каррена, писавшего о предупреждении беременности, Ганса Кюнга, ставившего под сомнение непогрешимость папы, Леонардо Боффа, смотревшего на проблему бедности через призму теологии освобождения, и других интеллектуалов. Ратцингер показал, что вопрос о нравственных истинах вправе решать лишь Ватикан, он требовал послушания – «добровольного согласия» с магистериумом, то есть органом его конгрегации, занимавшимся вероучением. Слово «Курия» происходит от латинского covir – люди среди людей. «Свобода, которую призван давать целибат для бескорыстного служения, практически сводится на нет, когда не признается свобода дискуссий», – писал Гарри Уиллс[533]. Не зашла ли церковь после Второго Ватиканского собора «слишком далеко» при столкновении с миром, который мог наблюдать за полетами на Луну? Вот какой вопрос беспокоил иерархов. Консерваторы с восторгом смотрели за тем, как Иоанн Павел и Ратцингер решительно борются с «отклонениями», но не обсуждали лицемерие Ватикана, защищавшего виновных епископов во время сексуальных скандалов или отца Масьеля.
Юджин Кеннеди писал об этом в своей книге «Незаживающая рана»: «Провозглашенная цель защищать учение церкви выглядит благородно. Церковь, нашу святую мать, как ее называют, не должны «осквернять» ложные учения или ошибочные практики, нельзя спорить против папского авторитета в вопросах веры». Тем не менее:
…За этим кроется психологическая и духовная реальность, которую нетрудно распознать. Мужчины борются против других мужчин, чтобы лишить их мужской силы… Чувство собственной правоты тоталитарно, оно оправдывает атаки на мужество других людей, стремление их кастрировать для блага института, который не замечает отбрасываемой им тени и думает только о своей победе. Женщин также следует контролировать и ставить на место, но мужчин с их потенцией нужно лишить силы, разрушить их как мужчин, а также унизить и покрыть их позором[534].
Ратцингер мог выразить свое разочарование на службе Страстной пятницы в 2005 году в Колизее, когда он заменял умирающего папу. Тогда кардинал произнес ядовитые слова: «Как много мерзости в церкви и даже среди священников», – которые затем повторяли СМИ по всему свету. Когда же тело Иоанна Павла было выставлено в базилике Св. Петра, масс-медиа демонстрировали миру величественную трагедию. Отец Том Уилльямс, член Легиона и преданный защитник Масьеля, давал свои комментарии для передачи Today канала NBC, при этом уверенная в себе и смелая Кэти Коурик не задала ему ни одного вопроса о его начальнике, подозреваемом в преступлениях. По иронии судьбы кардинал Ратцингер в своей проповеди на мессе перед открытием конклава отчаянно выступал за христианские ценности. Он сказал: «Мы строим диктатуру релятивизма, который не способен признать что-либо абсолютным».
Понтификат Бенедикта XVI был проникнут конфликтом между нравственными абсолютами и неизбежными при управлении компромиссами. Этот нравственный абсолютист, выступая в своем старом колледже в немецком городе Регенсбурге, процитировал нелестный отзыв византийского императора об исламе. Журналисты, которые могли заранее познакомиться с текстом выступления, предупреждали представителей пресс-центра Ватикана о том, что «эта речь вызовет проблемы в отношениях с мусульманами», писал биограф Иоанна Павла и замечательный корреспондент газеты La Repubblica Марко Полити. «Кардинал Анджело Содано предупредил Бенедикта о том, что эта лекция подвергает папу риску»[535]. Это не испугало Бенедикта, который выступил со словами, возмутившими мусульманских лидеров; после них произошли нападения на несколько церквей на Западном берегу Иордана и в Газе, а в Сомали была обстреляна и убита итальянская монахиня, работавшая в детской больнице. Полити продолжал:
«Когда я разговаривал с ним в ноябре 2004 года, всего за несколько месяцев до того, как конклав выбрал его папой, кардинал Ратцингер сказал: «Становится все очевиднее, что всемирная церковь, особенно в нынешней ситуации, не может управляться монархом с абсолютной властью… это означает, что иногда нужно будет глубокое сотрудничество епископов с папой, поскольку только это позволит нам ответить на те проблемы, которые перед нами ставит нынешний мир».
Бенедикт XVI не сделал ничего для того, чтобы этот принцип стал реальностью[536].
Быть может, именно идея сотрудничества подвигла Бенедикта на реабилитацию ультраортодоксального Общества св. Пия X – которое Иоанн Павел запретил, считая его сектой. Этот плод трудов кардинала Кастрилльона породил скандал, когда один из епископов Общества, давая интервью для телевидения на шведском, заявил, что холокоста не было. Последовал шум, папа снова принес извинения.
У Содано были практические причины сделать так, чтобы Легион Христа получил одобрение Святейшего Престола. На карте стояла его собственная репутация. Фотографии кардинала украшали холлы кампуса Регина Апостолорум и центра Регнум Христи в Риме. Легион добивался поддержки важнейших служащих Курии, щедро оплачивая им совершение месс: они получали от $2500 до суммы в несколько раз больше, в зависимости от важности церемонии. В 2006 году Масьель удалился в Котиху, а семинаристы Легиона бегали по Риму, раздавая сторонникам ордена из Курии корзины с рождественскими подарками в виде изысканных вин и испанских окороков стоимостью в тысячу долларов. Масьель ушел, но его беспокойная – и она действительно стала для кого-то источником беспокойства – деятельность вросла в инфраструктуру Ватикана.
При своем бюджете в $650 миллионов Легиону приходилось руководить сложными операциями по сбору денег из Хэмдена, штат Коннектикут, где в лучшие времена в 2005 году на орден работала сотня нанятых профессионалов. «Если работник заболевал, они изо всех сил старались ему помочь, – сказал мне Фредрик Акерблом, работавший на Легион. – Если у кого-то находили рак, он продолжал получать свою зарплату и ему оказывали помощь. Это меня привлекало и вызывало мое уважение. Однако они не заботились о здоровье братьев [Легиона]. Они обсуждали это между собой и говорили, что молодые люди должны претерпеть это ради Христа, в результате чего семьи оплачивали их страховку».
Мэри Кунце – мать Криса Кунце, работавшая в госпитале Ильм-Грув (штат Висконсин) специалистом по биоэтике, – много размышляла о судьбе своей дочери, которая в 2010 году жила в общине Регнум Христи в Дублине, принеся свои обеты пятнадцать лет назад. «Я беседовала с Элизабет хотя бы раз в месяц, – сказала она мне. – В последний раз я спросила, брали ли у нее мазок шейки матки или делали ли ей маммографию. Там никогда не делали подобных вещей. Во время последнего медосмотра у нее не проверяли ни кровь, ни мочу. Их не заботило здоровье таких тихих скромных людей, как моя дочь. Она там не получает никаких денег и не может приехать домой, если мы ей не вышлем денег, и лишена даже элементарного медобслуживания. Ей уже сорок пять, и в таком возрасте женщинам нужно проходить эти простейшие тесты. У них нет страхования здоровья. А это ужасно богатый орден! Она говорит, что счастлива заниматься Божьим делом, но я в этом сомневаюсь – они умеют промывать мозги. Эти женщины не смеют просить о том, что им нужно. Им кажется, что подобные просьбы эгоистичны. Они не обладают основными правами человека. Я бы хотела, чтобы Бенедикт навел у них порядок».
«По большей части страхованием членов Легиона и Движения занимается орден, – сказал мне официальный представитель Легиона Джим Фэр. – Обычно это не страховой договор, но мы просто платим за оказанную помощь».
Роберта Гарса, младшая сестра отца Луиса Гарсы, ставшего заместителем главы Легиона, рассказала о том, что случилось, когда ее сестра, член Регнум Христи, переехала из Рима в Мексику: «Они полагали, что мы должны оплачивать расходы на ее лечение – а это были немалые деньги. Так, ей удалили селезенку и пролечили все зубы, я не говорю о мелких расходах. Похоже, там она не проходила регулярных осмотров и ей не назначали профилактических мер, когда ею занимался Легион, и вот она приехала домой, и за все накопившиеся за эти годы медицинские проблемы должна расплачиваться ее семья».
Акерблом был членом Регнум Христи в Коннектикуте, а затем вернулся в свою родную Швецию. «Со временем, – объяснил он, – я понял, что наши жертвователи видели в любой критике Легиона нападение на веру. Легион умело расправлялся с проблемой критики: мы никогда не говорим плохо о тех, кто нас ругает. Жертвователям казалось, что их преследует либеральная среда. Члены Легиона приучили всех к мысли, что они окружены врагами и что любое негативное высказывание в их адрес свидетельствует об испорченности падшего мира».
