И снова Белоусов
Мне пришлось согласиться с вескими доводами Мессинга. Но теперь уж они так просто от меня не отделаются! Впрочем, и без моих умозаключений дальнейший алгоритм действий предельно ясен. Даже не алгоритм, а всего лишь следующий шаг, от которого и будет зависеть этот алгоритм. Данный шаг предстоит сделать Насте — вечером сходить к Белоусову домой. У Александра Федоровича нет от нас секретов, но человек он непростой, может что-то важное и не досказать, руководствуясь только ему ведомыми соображениями. Да уж, проживешь подольше — увидишь побольше.
— Послушайте, Настя, — предупредил я журналистку. — Ваша задача все-таки не просто поговорить с Белоусовым, а с его разрешения сделать запись всего разговора, чтобы мы потом все вместе могли поразмыслить о дальнейших наших действиях.
— Конечно, — согласилась Настя. — Всем известно, что Александр Федорович часто основную информацию держит, что называется, между строк. Я сделаю все, чтобы мы эту информацию получили.
Алексия с Настей ушли, а мы с Мишелем остались в кафе.
— Мой друг, — начал Мессинг, — я должен вам сказать еще кое-что. Алексия будет нам полезна не только потому, что она специалист в области изучения нацистской Германии. Согласитесь, такого специалиста я вполне мог бы отыскать в университете или в Академии наук. Открою вам один секрет. Все те способности, которыми обладал мой дядя Вольф Мессинг, у Алексии развиты гораздо больше, чем у меня. Не сочтите, коллега, за нескромность, но сам я не перестаю удивляться дару дочери. Ей было пять лет, когда я заметил: Алексия обладает качеством предвидения ситуации на несколько ходов вперед, словно читает будущую историю. Были случаи, когда дочь предостерегала меня от непродуманных шагов. Меня — Мишеля Мессинга! Одну из таких историй я готов рассказать. Алексия тогда была совсем мала. Я должен был ехать в командировку в Армению. Самолет вылетал утром, а вечером я помогал Алексии с заданием по русскому языку. Так получилось, что ее родной язык — французский. Вдруг дочка как-то болезненно сосредоточила свой взгляд на стоящем у самой стены глобусе. «Папá, — проговорила она, — тебе не надо завтра никуда лететь». «Почему?» — спросил я, все еще думая, что это какая-то игра со стороны Алексии. «Там, куда ты собираешься, завтра ничего не будет. Ничего. И тебя не будет», — Алексия на этих словах горько заплакала. Детский каприз? Но лететь действительно было надо. По каким-то странным техническим причинам наш самолет тогда сел в Сочи, а не в Ереване. Нас предупредили, что ждать придется сутки, а то и больше. Пассажиры возмущались, требовали другой самолет. А к вечеру все мы узнали, что в Армении случилось страшное землетрясение, погубившее множество человеческих жизней. Я вернулся домой, а спустя неделю обнаружил за шкафом игрушечный самолетик, у которого были сломаны шасси. Я не знаю, как она эта сделала. Но она своей волей повредила самолет, на котором я летел, чтобы он был вынужден совершить аварийную посадку в Сочи. Думаю, этот факт, коллега, убедит вас в необходимости взять Алексию с собой в нашу экспедицию, куда бы мы ни собрались. И поверьте, впоследствии не раз приходилось мне убеждаться в даре своей дочери.
— Да разве я возражаю? Конечно, полетим все вместе, — признаться, рассказ Мессинга меня удивил. — Вот только куда?
Настя рассказывает о встрече с Белоусовым
На следующее утро мы все сидели в офисе Петровича и ждали Настю. Журналистка, как всегда, не вбежала, а влетела — ей было что сказать нам! Вернее, дать послушать запись в Настином диктофоне.
Беседа журналистки Насти Ветровой с профессором Александром Федоровичем Белоусовым.«Н.В.: Александр Федорович, ваша богатая биография включает в себя и годы Второй мировой войны. Вы были партизаном в Норвегии, видели самого Мартина Бормана. Известны ли вам факты, связывающие небезызвестную организацию Аненербе с камнями-звездами, камертоном, по которому настраивается Вселенная, атлантами?
А.Б.: Именно для того, чтобы рассказать об этом, я и встречаюсь сегодня с вами, Настя. Память человеческая устроена таким образом, что порою какие-то факты забываются, уходят в закоулки мозга и дремлют там до поры до времени. Во время войны был со мной один случай, который я вспомнил только теперь, получив одно письмо от испанского коллеги. В письме помимо прочего содержался вопрос об экспедициях Третьего рейха в страны Африки и Азии и о контроперациях там НКВД. Я ответил, что такими сведениями не располагаю, и переадресовал моего корреспондента к одному крупному специалисту по истории Африки, но вдруг в памяти всплыла одна встреча времен войны. В 1942 году судьба занесла меня на оккупированный немцами Крым. И в Ялте мне пришлось беседовать с неким Карлом Кернстеном. Карл не скрывал, что работает на Аненербе. К тому времени я уже слышал об этой организации, руководимой Вольфрамом Зиверсом. Штаб Аненербе располагался в замке Вевелъсбург, где был создан своего рода центр новой религии нацистской Германии. Именно из Вевельсбурга мой собеседник и прилетел в Крым, который только что перешел в руки немцев. Карл не скрывал, что привело его на берега Черного моря: путем раскопок следовало доказать наличие на полуострове остатков древней готской цивилизации, от которой произошла немецкая нация.
Н.В.: Почему этот человек был столь откровенен с вами?
А.Б.: Да просто скрывать уже было нечего: раскопки к тому моменту завершились, готская цивилизация обнаружена не была. А я и встречался с Кернстеном как раз для того, чтобы помочь этому человеку перебраться в Советский Союз.
Н.В.: Ему это удалось?
А.Б.: Нет. Карл выразил желание сотрудничать с нами, но в какой-то момент не выдержал. Он застрелился — прямо там, в Ялте, перед нашей следующей встречей. Такого рода случаев в войну было много, а потому я и не придал тогда значения рассказу немца. И только теперь из той беседы мне припомнился один факт: Карл рассказал, что в 1936 году он сопровождал известного археолога Отто Рана в экспедицию в Азию. Искали они тогда ни много ни мало Святой Грааль. Конечно, ничего не нашли. Спустя год Отто Ран покончил с собой из-за взыскания за гомосексуализм: национал-социалисты не приветствовали таких вещей. То путешествие за Святым Граалем тоже проходило по программе Аненербе под личным патронажем Гиммлера.
Н.В.: Но куда же ездил Ран?
А.Б.: Это неизвестно. Я тогда не спросил у Карла, а теперь узнать это вряд ли возможно. Но как раз с именем Отто Рана и связана вся история, которую обнаружила Алексия Мессинг: дело в том, что обозначенные в записке Вольфрама Зиверса Гиммлеру районы J, K и O и были открыты именно Раном! Именно он исследовал макрокосмическую оболочку земного шара в этих районах, обнаружив там остатки атлантической цивилизации. Район J не составило труда установить: туда вскоре была собрана экспедиция. Это Египет. Однако там ничего обнаружить не удалось. Гиммлер после этого признал путешествие в район O нецелесообразным.
Н.В.: Известно, ли что это за район?
А.Б.: Да, достаточно посмотреть дневник Отто Рана. Там, конечно, сплошные шифрограммы, но страна O названа почти прямо. Попробуйте, Настя, сами отгадать эту простую загадку. Вот цитата из дневника Рана: „Мы не поедем туда, где Европа становится Азией, Черное море Средиземным, а христианский собор мечетью“.
Н.В.: Турция?
А.Б.: Конечно. Молодец!
Н.В.: Но что же за район K?
А.Б.: Если бы я знал это… Известно лишь то, что экспедиция туда состоялась много позднее — в 1943 году. Ни Отто Рана, ни Карла Кернстена в живых уже не было. Никаких сведений о составе группы, о целях и результатах путешествия обнаружить не удалось. Время было такое, что приходилось очень многое держать в тайне. Однако вчера вечером я стал копаться в своих бумагах. Видите, как их много. Этот листок, Настя, я передаю вам. Признаться, не могу вспомнить, как он попал ко мне. Когда я его обнаружил вчера, то, готов поклясться, видел его впервые. Честно говоря, не понимаю, что тут к чему. Но, уверен, Мессинги во всем разберутся.»
Настя выключила диктофон и положила на стол перед нами тот самый листок, о котором только что говорил Белоусов.
— Кто хорошо знает немецкий? — спросил Петрович. Листок взяла Алексия. Да она еще и полиглот!
— Я переведу дословно, — проговорила Алексия после минутной паузы. — «Вевельсбург — хорошее место, но зимы здесь дождливые, а кустарники слишком густые. Январь, 1943 год».