Может ли все это само по себе отнести человека в категорию подобных сатане? Ничего не говорится в защиту противоположного мнения и, каким бы невероятным это ни казалось, в сознании многих Свидетелей, включая старейшин и разъездных представителей, этого было достаточно, чтобы относить таких людей к данной категории и поступать с ними соответственно.
Ниже приводится таблица, составленная по данным Правления, отражающим деятельность Свидетелей Иеговы по всему миру, которая показывает число крещеных и общее число активных членов организации с 1970 по 1979 год включительно.
Год Число крещеных Общее число докладывающих о своей деятельности 1970 164193 1384782 1971 149808 1510245 1972 163123 1596442 1973 193990 1656673 1974 297872 1880713 1975 295073 2062449 1976 196656 2138537 1977 124459 2117194 1978 95052 2086698 1979 113672 2097070 Всего крещено за 10 лет 1793898
Таблица показывает, что за десять лет (1970 — 1979 гг.) всего было крещено 1793898 человек. Обычно предполагается, что 1% членов ежегодно умирает. Подсчитывая это год за годом, мы получим, что таким образом было потеряно приблизительно 185308 человек. Если мы вычтем это число из количества крещеных, то получим 1608590 человек, которые добавились бы к организации за десять лет, если бы в ней оставались все ее члены.
Что же мы видим? Если прибавить 1608590 человек к количеству активных членов в начале десятилетнего периода — 1256784 человека (в 1969 году), — получится, что в 1979 году в организации должно быть в целом 2865374 человек. Но отчет 1979 года показывает только 2097070 человек. Это значит, что за приведенные десять лет 768304 человека вышли из организации или прекратили деятельность. Это равно четырем из десяти крещенных за эти же десять лет. Или, другими словами, на каждых трех человек, работающих в организации, приходится один вышедший из нее.
Для этой ситуации «двери–вертушки» есть много причин. Я не обманываюсь, думая, что все покинувшие организацию за эти десять лет поступили так по велению совести или что каждый из них был смиренным человеком, с истинными мотивами и заботился более об истине, чем о себе. Многие такими не являются; некоторые вступили на путь безнравственности до или после выхода из организации; другие, вышедшие из организации из–за несогласия, в дальнейшем совершали те же проступки, с которыми боролись, выказывая мстительность, используя насмешки, полуправду и преувеличения. Кто–то даже пытался внести беспорядки в проведение ассамблей Свидетелей Иеговы,— что я считаю недостойным. Но я лично знаю многих, которые во всех отношениях являются достойными, богобоязненными, сострадательными людьми. Если рассматривать их с эгоистической точки зрения, они теряли все и не приобретали ничего, становясь на избранный путь и следуя им в дальнейшем.
Во многих случаях их беспокоило недоброе отношение не к ним самим, а к другим; их тревожило то, что они видели людей, страдающих из–за жесткости, узости мышления, даже высокомерия тех, кто находился у власти, старейшин и других; то, что они понимали вред, причиняемый определенными решениями организации, не основанными на твердых библейских принципах. Они не были мстительными ворчунами–жалобщиками; скорее, они просто просили о большем сострадании, о более близком следовании примеру Сына Божьего, Господа христианской твердыни веры.
Мне кажется, что это сострадание другим людям является определяющим фактором истинности мотива. Подобным же образом я считаю, что стремление не искажать Слово Самого Бога, не быть лицемерным, не притворяться, что веришь в то, во что на самом деле не веришь, не поддерживать то, что не позволяет поддерживать совесть, не осуждать то, что нигде в Писании не осуждается, — это стремление является таким же определяющим фактором для истинности побуждений людей, занимающих эту позицию. Я.знаю многих, кто явственно выказывает такое стремление и кого, тем не менее, клеймят как «отступников», «антихристов», «орудия сатаны». И раз за разом доказывается: единственным основанием для такого осуждения было то, что эти люди не могли искренне согласиться с учением и работой организации.
Я чувствую себя должником перед этими людьми. Практически в каждом случае они предстали перед маленькой группой («судебной комиссией»), состоявшей из трех–пяти человек, на тайном разбирательстве, где свидетели могли только дать свои показания, но не могли остаться и присутствовать при дальнейшем обсуждении. Потом в собрании зачитывалось краткое сообщение о лишении общения, которое не содержало никаких свидетельств и никаких оснований для такого лишения. После его прочтения ни один Свидетель не должен был даже говорить с исключенным, — и, таким образом, у последнего отнималась возможность растолковать случившееся друзьям или сотрудникам. Если бы он попытался объяснить все до зачтения сообщения об исключении, его обвинили бы в «попытках обращения в свою веру», «подрыве единства собрания», «возбуждении разногласий», «организации секты». Если бы кто–нибудь заговорил с ним после прочтения сообщения, он тем самым поставил бы под угрозу собственное положение и сам мог бы лишиться общения.
Таким образом, обеспечивается надежный «карантин»; всякое обсуждение подобного дела плотно закрыто «люком». Запись о лишении общения и все свидетельства покоятся сейчас в одной из множества объемных папок в бруклинском служебном отделе (или филиале) с надписью «Не уничтожать». Папка, содержащая обвинения, выставленные против исключенных, а также запись о слушании дел, также засекречена и не подлежит рассмотрению.
Писание говорит нам: «Друг любит во всякое время и, как брат, явится во время несчастия»[38]. Когда–то мне казалось, что у меня есть множество таких друзей. Но когда кризис достиг решающей точки, оказалось, что их у меня только несколько человек. И все–таки я помню об этих немногих драгоценных друзьях, которые выступают в мою защиту. О моем состоянии спрашивают из–за прежнего высокого положения. Однако почти никто не интересуется теми, кто не занимал такого положения, хотя они тоже пережили все это, перенесли те же страдания и заплатили ту же цену.
Что это значит для матери, которая рожала дочь, кормила ее грудью, выхаживала во время болезней, воспитывала, переживая все ее трудности, принимая печали и разочарования дочери, как собственные, вместе с ней проливая слезы, — что значит для матери, когда дочь, уже взрослая, вдруг отвергает ее просто потому, что мать решила быть верной своей совести и Богу?
Как чувствуют себя отец или мать, когда их сын или дочь вступают в брак и просят их, по той же причине, «не приходить на свадьбу» — или когда у них рождается внук или внучка, а им говорят, что видеть малыша они не должны?
Это — не плод воображения. Именно это происходит со многими родителями, которые сталкивались со Свидетелями Иеговы.
Вот лишь один пример. Пишет женщина из Пенсильвании:
«В Организации — мои дети, у них есть собственные семьи, и в то время, когда меня лишили общения с Организацией, они даже предложили мне зайти к ним домой, передохнуть, и их мнение обо мне как о человеке не изменилось. Позднее (когда в «Сторожевой башне» за 15 сентября 1981 года появились подробные инструкции по поводу общения с исключенными) они начали сторониться меня и до сих пор не желают говорить со мной по телефону или поддерживать какую–либо другую связь. Я должна что–то сделать, но не знаю, что. Я ничего не предпринимаю, чтобы не сделать неверного шага и не вызвать еще большего отчуждения. Я не звоню им, потому что боюсь, что они сменят номер телефона и не укажут его в телефонных книгах. Я не пишу им, потому что, как я уже говорила, боюсь сказать что–нибудь, что может показаться им обидным. Меня уже отправляли в больницу из–за эмоционального истощения, и вдобавок ко всему я перенесла кризис — все это в самое короткое время после событий, каждое из которых было, к сожалению, ошеломляющим.
Может, вы пережили что–то подобное. Я не знаю, как пережить потерю детей (и будущих внуков). Эта потеря огромна».
Если бы мое прошлое высокое положение помогло мне сейчас сделать так, чтобы подобные ситуации и люди рассматривались с более открытым мышлением, если бы оно было способно помочь другим пересмотреть свое отношение к этим людям, мне кажется, что в таком случае, это мое положение принесло бы, наверное, единственно возможную пользу, которую вообще можно из него извлечь.
