Шантепи Сосей - Иллюстрированная история религий

Наивысшей власти буддизм достиг в 4-м и 5-м столетиях, когда еще господствовала династия Хан, в то время, как преданные буддизму татары из дома Тоба завоевали северное государство.

Но около 440 г. император Ши-чу из династии Хан, вопреки традициям своего дома, стал ожесточенно преследовать "шаманов" (буддийские саманы); он приказал совершенно изгнать "богов запада", разрушить монастыри и храмы, уничтожить священные писания, преследовать монахов и исповедывателей.

Свастика на груди китайского Шакья-Муни

Однако, после смерти этого правителя все еще жизнеспособная религия быстро оправилась от разгрома; уже в 512 году число монахов и монахинь равнялось 13 000, и власть их над мирянами была очень значительна. Но вскоре начались второй и третий периоды преследования, пока буддисты наконец не были оставлены в покое почти в течение ста лет (начиная с 458 г.). В императорском синоде в 573 г., когда три религии Китая должны были защищаться друг против друга, буддизм оказался побежденным, и два миллиона буддистов должны были оставить духовное звание.

Дальнейших преследований, однако, не последовало, пока династия Чеу вновь не открыла травлю сектантов. То и дело могущественные министры вроде Фу-Ии (624 г.), Иао-Чунг (714 г.) и прежде все Хан-Ю (819 г.) подавали императору на буддистов жалобы, который имели целью помощью разумных и бессмысленных аргументов добиться полного уничтожения "западного варварства". Династия Танг постепенно настраивалась этим против буддизма. Законы, изданные этими императорами в течение VIII столетия, были проникнуты духом конфуцио-низма и стремились к возможно большему устранению или ограничению чужих элементов в государстве; но только с воцарением жестокого Вен-Тзунга (840 г.) начались невероятные гонения, нанесшие неизлечимые раны китайскому буддизму. Мало помогло и то, что, например, император Чен-Тзунг издал в 1019 г. указ о всеобщей амнистии, и не только терпел буддизм, но и покровительствовал ему; что могущественный евнух Хинг-Ниан (в 1450 г.), сам ревностный буддист, расположил царя в пользу общины; каждый раз пышный расцвет религий, который в такие периоды захватывал даже круги придворных и мандаринов, вслед затем вызывал тем более лютое преследование.

Но не всегда это делалось в интересах государства. Преследования, начатые императором Ши-Тсунгом в 1566 г. против сект белого лотоса, приняли характер религиозной войны, которая сделалась роковой для его династии и повлекла за собой победу маньчжурских князей над Китаем. Тем не менее и эта новая династия вскоре принялась за старое дело, и до сих пор она настроена по отношению к буддизму не менее враждебно, чем ее предшественники.

Первая глава законов против еретиков и сект, вновь подтвержденная еще в 1818 г., гласит, что все священнослужители и учителя, стремящиеся ввести чужих богов и святых, все общины, вроде "белого лотоса", "белого облака", Мингтзунская религия и тому подобные секты, – все, кто в общине имеет книги и образа, или идолов и воскуривают им, с помощью чего стараются, под видом обучения добродетели, ввести народ в заблуждение и возбудить его, все, кто этим занимается, присуждаются к удавлению или ста ударам длинной розгой. Этот закон висит дамокловым мечом над всяким религиозным новшеством и может каждый день, если только это придет в голову императору или власть имущим, быть примененным и к христианским миссионерам.

Этот закон не является результатом настроения правителя; это лишь логический вывод конфуцианских принципов китайского государства. Теоретически не признается никакого другого образа жизни, кроме издревле установленного, выработанного конфуцианской философией в цельную систему, которая не только научно объясняет всю совокупность мировых явлений, но и указывает каждому отдельному человеку его место в великой работе мира и возлагает ответственность на императора, как повелителя над богами и людьми, за весь ход этого механизма. В особенности же буддисты должны были рассматриваться как чужие и даже вредные пришельцы потому, что своею проповедью безбрачия, восхвалением бездеятельности, равно как и монашеской жизнью, они нарушали оба основных завета китайской морали: деторождения и упорного производительного труда. Поэтому им всегда ставится упрек, что они живут на счет китайского народа, не принося никакой пользы, и к тому же еще препятствуют умножению населения. Но еще большее впечатление производило иногда на императора утверждение, что те династии, которые сочувствовали буддизму, никогда не отличались долговечностью.

Японский буддийский алтарь

Тем не менее, буддизм все же пустил в Китае глубокие корни и пользуется даже до известной степени официальным признанием. Основание этому, однако, следует искать не только в идеалистической потребности многих китайцев, не могущих удовлетвориться плоским материализмом светского и государственного конфуцианизма и жаждущих спасения. Таких людей в Китае много, как это видно из широкого распространение мистического и монашеского таоизма, который во многих отношениях подготовил почву для буддизма и все время должен разделять с нам участь преследуемого.

В японском буддийском храме

Прочное место в Китае буддизм занял лишь потому, что он до известной степени дополнял конфуцианизм. Судьба мертвецов, близкая сердцу каждого китайца, получила более яркое освещение в буддийском учении о переселении души, и еще важнее: буддийский культ обладал средствами улучшить участь мертвых; ведь недаром магаянистское учение стремится освободить весь мир и вывести душу из великого круговращения в состояние блаженного покоя. Это тайное знание и магическая власть над потусторонним существованием до известной степени необходимы китайскому государственному укладу, что особенно заметно при погребении императоров, когда 108 групп лам должны взять высокий труп и украсить гроб тибетскими изречениями. После этого они должны вместе с буддийскими и таоистскими церковнослужителями прочитать над покойником много сутр и облегчить ему путь в тот мир (т.е. сделать его Бодисатвой). Уже по этому одному вблизи дворца и вообще в стране приходится терпеть целый ряд буддийских монастырей и храмов. Но есть еще один повод для сохранения этих буддийских сооружений, именно консервативная и суеверная теория "фунг-шуи", по которой разрушение подобных священных зданий нарушило бы взаимоотношение таинственных сил, от которых зависит счастье и преуспевание каждой страны, каждого города.

Таким образом, у китайцев достаточно оснований, чтобы сохранять буддизм. Но он находится на положении своего рода лекарства, которое хранится в государственной аптеке, но не может быть отпущено народу по его желанию. Отсюда – точное ограничение числа монастырей и монахов. Если умрет кто-либо из этих святых мужей, другой может занять его место. Выдача новых патентов производится с большим трудом, и то лишь со стороны высшего начальства.

В пределах этих ограничений буддийские секты должны вести довольно скрытое существование; одни проводят время в красивой простоте созерцания; но большинство образовало целую систему, с основателями и пророками, пантеоном, заповедями и философией морали, с введением и посвящением, ритуалом, священными писаниями и богословием, раем и адом; все это взято было главным образом из учения магаянитов, но отчасти также из древнекитайской философии и космогонии. Из многочисленных сект самая знаменитая "белого лотоса" (Pehlien-kiao), ибо она послужила поводом религиозной войны в 1566 году; кроме того, она самая крупная из всех этих организаций и до известной степени охватывает остальные. Для них великим святым был Будда-Амита; его "западный рай" есть царство чистоты, вечная цель их желаний.

Ожидание этого блаженства и, еще более, вера в Амиту как будущего Мессию, освободителя от всех зол, закалила эту секту в тяжелой борьбе, выработала энергичных вожаков, как воинственный Ванг-Шен во время восстания, и научила секту утверждать свое положение при помощи устойчивой организации.

Более тихую жизнь вела секта Сиен-Тиен, или Ву-вей. Ее основные положения полутаоист-ские: своею нравственностью они добровольно идут навстречу Тао, воле неба; но высший и твердый пункт неба они, на буддийский манер, объявляют "несуществующим" (Wu-kih) и ставят его рядом с нирваной. Основное правило жизни определяется поэтому отрицательно, как ву-вей, бездеятельность; всякий внешний культ они решительно отвергают, и изучением сутр и объяснением дармы (как тождественного с тао закона природы) они стремятся найти путь, ведущий к нирване, благословенному царству бездеятельности. Но на этот путь может ступить только тот, кто в практической жизни постоянно стремится творить добро, дела милосердия и проявлять чистоту. Основателем этой секты был патриарх Ло (или Hwoi), который после весьма деятельной жизни умер в 1647 году, 85-летним стариком.