Через несколько дней – запись в дневнике, где Игорь рассуждает о смерти. «Смерть страшна, – пишет он, – потому что она знает обо мне все, потому что она обладает мною, распоряжается мною, как госпожа своим рабом. Христианство дает знание о смерти и о будущей жизни, уничижая этим власть смерти. Да, и о христианине смерть знает все, но он знает о ней ровно столько, чтобы не бояться ее. Христианство превращает смерть из убийцы во врача, из незнакомца в товарища. Сколько б ни рассуждали о смерти атеисты и интеллигенты, она для них остается незнакомкой, явлением, не вписывающимся в круг жизни, явлением потусторонним, потому что они не имеют знания о смерти».
Игорь уже не раз говорил матери, что хочет уйти в монастырь, но она не принимала этого всерьез, а вообще была против этого. Когда в конце июня 1988 года Игорь поехал в Оптину Пустынь, она отнеслась к этому так же спокойно, как, бывало, к его поездкам в Псково-Печерский монастырь: мол, поработает на послушаниях и вернется. 21 июня Игорь прибыл в Оптину и пробыл здесь до конца августа. Он трудился на восстановлении обители, а в свободные часы вел свой дневник и читал. Он старался достать и прочесть как можно больше книг об Оптиной – это удавалось: старые издания, ксерокопии, машинопись… Не все отмечено в дневнике, но упомянуты два жизнеописания преподобного Амвросия (прот. Сергия Четверикова и иеромонаха Андроника), «Оптина Пустынь и ее время» И. М. Концевича, «Историческое описание Оптиной Пустыни» архимандрита Леонида (Кавелина), «Иеромонах Климент Зедергольм» К. Н. Леонтьева.
Он читал «Лествицу» св. Иоанна Лествичника. В дневнике его появляются новые выписки. Вот, например, из слова св. Исаака Сирина: «В меру жития бывает восприятие истины». Из бесед преподобного Варсонофия Оптинского: «Мир существует только до момента его окончательного самоопределения в сторону добра или зла. Мир существовал ради Тайны». Из творений святителя Иоанна Златоуста: «Единомыслие не всегда бывает хорошо: и разбойники бывают согласны». А вот и из собственных размышлений Игоря: «Темные силы злятся на нас, потому что мы, приближаясь к Богу осуждаем их (так человек, делающий добро бескорыстно, вызывает гнев и презрение у подлецов). Мы, немощные, скотские, и то выбираем Бога и стремимся к Нему, а они, бесплотные, зрящие величие Божие, уклоняются от Него. Наше стремление к Богу для них осуждение, намек на Страшный Суд».
2
Игорь принял решение остаться в Оптиной Пустыни. Ему пришлось выехать в Москву для того, чтобы рассчитаться с миром: на это ушло всего лишь две недели. 15 сентября он встал на колени перед матерью… «Я, конечно, знала, что сын собирается в монастырь, – вспоминает Анна Михайловна, – но и секунды не думала, что это всерьез. И вот настал день, когда сын опустился передо мной на колени – слезы в глазах, а он меня молит: „Мама, благослови меня в монастырь“»… После отъезда сына она все время плакала. Однажды видела сон, – будто раздался звонок в дверь, и она, подумав, что вернулся сын, бросилась открывать, увидела за дверью старого монаха и захлопнула дверь… Вскоре снова раздался звонок. Анна Михайловна открыла, опять ожидая увидеть сына, но увидела незнакомую женщину со сложенными на груди руками – как для причастия… Ей смутно почудилось, что она видела ее на иконах. И тут она осторожно затворила дверь. Она не поняла, что все это означает…
17 октября 1988 года Игорь прибыл в Оптину Пустынь уже не на время. Вместе с другими рабочими и послушниками он был поселен в общей келлии в монастыре, а потом переведен в Скит, в хибарку преподобного Амвросия, на половину, где и жил старец. В этот день он записал: «Пришел в монастырь. Преподобный отче Амвросие, моли Бога о мне!» Еще года не прошло с того времени, как обитель была возвращена Церкви. Шли усиленные труды по восстановлению келлий и храмов. Скит был возвращен не весь – только Святые врата с двумя примыкающими к нему домиками: один бывший старцев, другой – скитоначальников. На остальной территории располагался филиал Калужского краеведческого музея, находились дома и хозяйства мирских семей.
Из домика старцев Игорь ходил на послушания. Это были ночные дежурства на вахте, разгрузка кирпича, переборка картофеля, работа в иконной лавке, в гостинице… Он имел большую физическую силу и трудился усердно. Но уже тогда он удивлял своим высоким духовным устроением. Иеромонах Д. вспоминает: «Около пяти лет мне посчастливилось прожить рядом с о. Василием, а это был удивительный человек. Помню, зимой 1988–1989 года мы жили вместе в хибарке старца Амвросия. И хотя я был послушником, потом иноком, а он простым паломником, но уже тогда я чувствовал его духовное превосходство и особую духовную красоту… Он был сугубо монашеского устроения… Ему бы, как и о. Ферапонту и о. Трофиму – в Оптину столетней давности, ибо духом они были оттуда».
Келлия старцев много говорила Игорю. Вспомним, как старец Нектарий оставлял какого-нибудь паломника в одиночестве, в комнате, где живет и не исчезнет никогда благодатный дух великих наставников и прозорливцев. И как много она говорила чуткой верующей душе! Вот пишет Игорь в своем дневнике 3 января 1989 года: «Свято-Введенская обитель, / Оптина Пустынь достоблаженная, / присно уповающая на милость Богоматери, / на брегах реки, текущей в живот вечный, / взрастила чудное древо старчества / и уподобилася еси граду, сошедшему с небес, / идеже Бог обитает с человеки, / отымая от очей их всякую слезу, / темже возликуем, братие, / Христа Царя и Бога нашего воспоим / и Владычицу мира Пречистую Деву восславим, / яко дарова нам пристанище во спасение / и наставников – отцев преподобных».
В Скиту, в домике великих старцев, будущий мученик за Христа продолжил писание церковнославянских поэтических текстов, в основном называя их стихирами. Уже по первым пробам, где церковнославянский язык еще не всегда правилен, видно, что это произведения многообещающие, созданные от сердца, вдохновленного верой в Бога. Талант церковного песнописца – явление редкое, и он, несомненно, был у о. Василия. Он и сам, вероятно, чувствовал это, так как его стихиры со дня на день становились и многочисленнее, и богаче.
17 ноября того же 1988 года Игорь записал: «Икона Казанской Божией Матери и икона преподобного Амвросия источали миро. Матерь Божия, укрепи нас! Старец святый, заступись за обитель!» На его глазах и при его участии из руин восставала обитель – в прошлом заштатная, ныне ставропигиальная. Ее священноархимандрит – Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II – благословил братию Казанской иконой Божией Матери, некогда изъятой богоборцами у оптинцев.
Красота места, на котором располагается Оптина Пустынь, многими и в прошлом отмечавшаяся как имеющая неизреченную одухотворенность, навела и о. Василия на мысль о «словесности сотворенного», почерпнутую у святителей Иоанна Златоуста и Григория Богослова. «Все создано было Словом, – пишет Игорь, – и человеку, который уподобляется Слову, т. е. Христу, открывается словесная природа. Св. Амвросий куда бы ни взглянул, что бы ни услышал, везде находил эту словесность, потому он и говорил притчами, присказками и рифмами… Мир, сотворенный Словом, есть огромная Книга, Книга Жизни. Но читать ее может лишь тот, кто смотрит в нее чистым оком и чистым сердцем. "Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности" (2 Тим. 3, 16). Это сказано о Священном Писании, но то же самое можно сказать и о сотворенном мире, ибо и это – Писание, и оно начертано великой десницей Святой Троицы».
Откуда же в людях столько непонимания духовного слова? «Людям затруднено проникновение в смысл слова, – пишет Игорь, – затруднено приобщение к силе слова, и тем самым затруднено сознание истины – только действием (могуществом) греха. Это следствие падения, преступления заповеди Божией. Адам не послушал слова, т. е. отвергся сам от понимания смысла, как бы разделился с ним, и мгновенно образовавшийся промежуток заполнил грех… Путь восстановления возможности слушания Слова и Его постижения и приобщения к Нему – вот смысл наших трудов».
Это серьезный уровень богомыслия. С ним пришел Игорь Росляков в монастырь, собираясь углублять свое понимание духовной жизни. Он еще даже не послушник, а душа его уже начинает монашествовать… Вот идет Великий пост 1989 года. Вслед за преподобным Андреем Критским, вероятно, – памятуя и «Плач инока» святителя Игнатия, Игорь изливает всю боль своего истинно покаянного состояния в дневнике. Он пишет целый ряд тропарей и стихир. Они производят сильное впечатление, хотя частью не доработаны и имеют множество вариантов. Окончательной отделки нет, а может быть, это было и не нужно ему: дневник не предназначался для постороннего глаза. Но вот теперь мы читаем эти необычайной духовной красоты покаянные обращения к Господу…
«Откуду прииму слезы, аще не от Тебя, Боже? – говорится там. – Камо гряду в день печали, аще не во храм Твой, Владыко? Идеже обрящу утешение, аще не в словесех Твоих, Святый? Не отрини мене, Господи, и ныне помяни мя.
