Ты уверена, что с тобой не случается такого часто ?
Никогда. Уверена.
Почему у меня на левом плече ? Почему у меня ? — все это становилось каким-то диким. В комнате был только свет колеблющихся языков пламени, и от этого все становилось еще и жутковатым.
Яне знаю. Но, похоже, это что-то важное. Я серьезно. Она была настолько серьезна, что я не мог удержаться:
еще раз посмотрел на свое левое плечо. Ненова ничего неувидел.
За месяц до бракосочетания Трейя пошла на медосмотр.
И вот я лежу на смотровом столе в кабинете моего доктора, у меня широко разведены ноги, на колени наброшена белая простыня, и я открыта для прохладного воздуха и рук своего врача — типичная поза для гинекологического обследования. Мне казалось, что это правильно — пройти общий медицинский осмотр сейчас, когда я собралась замуж. Родители устраивали такие проверки регулярно, а я нерегулярно. Конечно же, я чувствовала себя прекрасно. Я всегда была здоровой, как — простите мне это сравнение — лошадь. Кену должна была достаться здоровая жена. Я представила себе африканского вождя, который проверяет зубы и щиколотки девушки, перед тем как женить на ней своего сына.
У меня в голове полно планов и дел: где устроить свадьбу, какой выбрать фарфор и хрусталь, и еще множество проблем вселенского масштаба, и все их надо решить до того, как наш союз будет скреплен. На всевозможные приготовления не так уж много времени. Мы решили пожениться примерно через неделю после знакомства, а свадьбу назначили через три месяца.
Доктор продолжает осмотр. Теперь он прощупывает мой живот и желудок. Он славный человек и хороший врач. Он мне очень нравится. Он врач- терапевт, специалист, который любит свое дело во всех его ипостасях, и поэтому занимается не только наукой, но и врачебной практикой. Мне нравится, как он работает с пациентами, какая атмосфера в его кабинете. Правда, славный человек.
Сейчас он обследует мою грудь. Сначала — левую. У меня всегда была большая грудь, начиная с двенадцатилетнего возраста. Помню, как я боялась, что она не вырастет, помню времена, когда мы сидели с подружкой в ванной и массировали и оттягивали свои соски, чтобы поскорее превратиться во взрослых женщин. Грудь увеличилась — неожиданно и очень сильно; это стало заметно в летнем лагере, когда мне пришлось одалживать видавший виды лифчик. Моя грудь — сколько же у меня с нею было хлопот. Когда я была маленькой, на переполненных улицах мальчики часто дотрагивались до меня. Когда я стала старше, глаза мужчин, казалось, были не в состоянии сфокусироваться на моем лице. Сквозь блузки всегда просвечивали соски; одежда, которая на других смотрелась хорошо, мне не шла, в свитере я выглядела как толстуха или беременная, если я заправляла блузы, то казалась толстой и грудастой. Всю жизнь я была женщиной из тех, что, как я выяснила, мужчины называют «женщина на четыре крючка». Лямки лифчиков врезались в плечи. Красивых, кружевных, сексуальных лифчиков на мой размер просто не делали. А носить лифчики мне приходилось постоянно, причем мне нужны были очень жесткие лифчики, если я ездила верхом или делала пробежку. Бикини или даже просто купальники — если мне удавалось найти что-то подходящее по размеру — смотрелись на мне просто непристойно. Сплошные же купальники никогда не поддерживали грудь как надо.
Но я привыкла к приспособлениям, которых требовала эта моя особенность, и научилась любить свою грудь. Она мягкая, упругая и довольно красивая — в стиле журнала «Плейбой». Похоже, я унаследовала ее от бабушки по отцовской линии. Из четырех женщин в нашей семье эта проблема была только у меня одной. Мать как-то раз посоветовала мне уменьшить грудь. Думаю, она была озабочена моими проблемами с подбором одежды. Я решила, что в этом нет необходимости, но много лет назад все-таки сходила на прием к пластическому хирургу. Доктор объяснил мне, в чем суть процедуры, но согласился со мной. Грудь у меня большая, но не настолько, чтобы понадобились такие радикальные меры.
Теперь доктор начинает осматривать правую грудь. Осмотр тщательный — такие осмотры я должна бы сама устраивать каждый месяц. Смутно припоминаю, что мне говорили, что я сама должна осматривать свою грудь, но совершенно уверена, что никто не учил меня, как это делается. Доктор продолжает обследование.
— Вы знаете, что в правой груди у вас бугорок?
Что? Бугорок?
Нет. Не знаю.
Прямо здесь, в нижней части правой груди на внешней стороне. Вы легко его сами нащупаете.
Он кладет мою руку на это место. Да, я легко его нащупываю. Слишком уж легко. Найти штуку такого размера можно было бы запросто, надо было только поискать.
Как вы думаете, доктор, что это такое?
Ну, он довольно крупный и твердый. Но он не прикреплен к внутренним мускулам и легко перемещается. Если учесть эти характеристики, а еще принять во внимание ваш возраст, я бы сказал, что беспокоиться не о чем. Наверное, просто киста.
И что вы посоветуете предпринять? — Слово «рак» еще никто не произнес.
В вашем возраста маловероятно, что это рак, так что почему бы нам просто не подождать месяц и не поглядеть, изменится ли его размер. С наступлением менструального цикла он может измениться. Зайдите ко мне на прием через месяц.
Чувство облегчения. Я одеваюсь, прощаюсь и ухожу. В голове полным-полно планов, связанных со свадьбой, надо всем звонить, все организовывать. Вдобавок я учусь на психолога-консультанта, так что мне надо читать книжки, заниматься, работать в консультационном центре. Однако где-то подспудно — холодная волна страха. А вдруг у меня рак груди? Я осознаю, что напугана. Что-то такое, чего я не могу объяснить словами, просто чувство тревоги, чувство того, что мне что-то известно. Может быть, это предчувствие? Или просто беспокойство, которое в такой ситуации чувствует любая женщина? Я с головой ухожу в хлопоты перед предстоящим событием.
Но все-таки, все-таки мои пальцы украдкой тянутся к этому неизменно твердому и выпуклому узелку. Увы, он не исчезает. Я бегаю по магазинам в центре Сан-Франциско в поисках туфель для свадьбы — и он там. Сижу на лекции по психологии в аспирантуре — и он там. Сижу за столом и звоню по телефону, чтобы организовать все к свадьбе, — и он там. Именно там, где моя грудь прикасается к матрасу, когда я каждую ночь ложусь рядом со своим будущим мужем, уткнувшись в свое любимое место, а его длинные руки обвились вокруг меня, — он по-прежнему со мной.
Яне придал значения этому узелку. Он был удивительно твердым, как камень, и это плохо; но он был симметричным и неприкрепленным, и это хорошо. В любом случае вероятность того, что это рак, составляла один к десяти. И все наши друзья решили, что ничего страшного. Да и вообще — мы были влюблены. Что с нами могло случиться плохого? Единственное, что маячило на горизонте, — это свадьба, а после нее — «они жили долго и счастливо».
Еще три недели я носилась повсюду, хлопоча насчет предстоящей свадьбы. Это было невероятно приятно: я была полна решимости, хотя в то же время нервничала. Я готовилась к предстоящему событию, даже не представляя себе, насколько непростым оно окажется. Время от времени я чувствовала острую боль в правой груди, начинала тревожиться, снова ощупывала сгусток и впадала в раздумья.
Надо было сделать еще много дел. Мы только что вернулись из короткой поездки на восточное побережье — ездили знакомиться с родителями Кена. Мои родители приехали на выходные, чтобы помочь мне с делами; они помогли выбрать место для предстоящей церемонии, нужный бланк для приглашений.
Конечно, мы могли бы и подождать. Мне всегда хотелось, чтобы моя свадьба — если это событие, во- преки ожиданиям, все-таки случится в моей жизни — состоялась на зеленых горных лугах колорадских Скалистых гор. Но мне не хотелось ждать до следующего лета, хотя это означало, что наша свадьба будет в том же месяце, что и мой день рождения, и воткнется между Днем благодарения и Рождеством. Вообще-то было бы лучше отмечать годовщину нашего брака в менее насыщенный праздниками месяц. Но я спешила. Помню, что я говорила: «Есть причины, по которым я действительно очень тороплюсь выйти замуж». Помню, что я говорила это даже до того, как был обнаружен узелок.
Итак, после всех тех лет, что я опасалась, что ищу немыслимого совершенства или подсознательно боюсь предстоящего брака, мы поженились. Я была знакома с Кеном меньше четырех месяцев, но я была уверена. По дороге на бракосочетание, в лимузине, он шептал мне на ухо потрясающие вещи, говорил, что всю жизнь искал меня, что сражался с драконами, чтобы меня найти, — прекрасные, поэтичные, романтические слова, в которых была глубинная правда. Я была даже немного обеспокоена: не услышат ли этого мои мама с папой?
День нашей свадьбы был прекрасным, ясным, ослепительно солнечным; это был первый хороший день после недели безумных порывистых штормов. Все сверкало в солнечных лучах; казалось, что сам воздух исполнен света. Волшебный день. Нас обвенчали два моих близких друга — Дэвин Уилкинсон, священник методистской церкви, с которым я познакомилась, когда жила в Финдхорне, и отец Майкл Абдоу, аббат католического монастыря, расположенного рядом с моим прежним домом в Колорадо. (После нашей с Кеном помолвки я послала отцу Майклу коробку книг Кена и приложила письмо, в котором говорилось, что мы собираемся пожениться. Отец Майкл распаковал коробку и сказал: «Ого! Как я вижу, Терри обнаружила моего любимого автора». Потом он распечатал письмо и сказал: «Ого! Как я вижу, Терри выходит замуж за моего любимого автора».) Мой друг, методистский священник, напомнил, что брак может стать тюрьмой — позади нас над сверкающим заливом Сан-Франциско возвышался Алькатрас[13], а может принести красоту и свободу — и он махнул рукой в сторону устремившейся ввысь арки моста «Золотые Ворота», который соединял два участка суши, подобно тому, как мы соединили свои сердца в тот день.
