— Итак, мы говорили о том, что мысли двигаются по этим трем каналам… — начала я.
— Дурные мысли о внешних вещах двигаются по правой стороне, дурные мысли о самих мыслях — по левой, благие мысли — вверх и вниз вдоль срединного канала, — процитировал он.
Он явно размышлял над этим дома, что намного упростит наше сегодняшнее занятие. Катрин настаивала, чтобы я трижды мысленно пересматривала каждое занятие перед следующим, и я считала этот подход одним из величайших приемов нашей древней духовной линии.
— Господин комендант! — Караульный вломился в дверь и замер при виде старшего по званию без рубахи.
— Караульный! Что вы себе позволяете?! Когда вы, наконец, научитесь стучать?
— Господин комендант! Беспорядки! Мы… вы должны немедленно вмешаться!
Комендант начал натягивать рубаху.
— Где? — сурово спросил он.
— Да прямо перед входом во двор, господин комендант! На дороге, господин комендант!
Комендант потянулся за своей дубинкой, которая стояла в углу, собирая пыль.
— Потребуется ли подмога? — отрывисто спросил он, — Сколько народу втянуто?
— Да вообще никакого народу, господин комендант.
— Никого? — Комендант замер, одной рукой схватившись за дубинку, а другой — за свою больную спину.
— Ну да, господин комендант, только корова, господин комендант!
— Корова?
— Корова, господин комендант! Доедает последние остатки изгороди во дворе, господин комендант!
Я вообразила двор перед участком — плоский уродливый клочок земли, без всякой зелени. Если там и была какая-то изгородь, то я не заметила ее, пока меня вели сюда.
Комендант умело крутанул в воздухе палкой, словно жезлом. Описав круг, кончик дубинки тюкнул караульного аккурат по макушке. Совсем не то же самое, что я получила от пристава — скажем так, не более чем рутинная экзекуция.
— Караульный!
— Да, господин комендант, — взвизгнул молодой человек, потирая набухающую шишку.
— Идите к корове сами.
— Сам? Есть, господин комендант, сам.
— Встаньте позади нее.
— Позади нее! Сам! Есть, господин комендант.
— Задерите ей хвост, повыше.
— Господин комендант!
— А потом дерните, хорошенько.
— Господин комендант! Есть… господин комендант!
— И поглядите, решит ли корова просто на вас нагадить или брыкнуть и переломать вам ноги.
— Нагадить? Переломать? Господин комендант?
Комендант взял караульного за плечи, вытолкнул его за порог и хлопнул дверью.
— Болван! — воскликнул он, развернулся и зашвырнул палку обратно в угол, ворча и держась за спину.
— Простите за вмешательство, — прошипел он.
— Никакого вмешательства, — ответила я. Я вдруг вспомнила, как Катрин невозмутимо обращала все, что бы ни происходило во время занятий, в часть урока.
— Комендант, вытяните руки вперед, ладонями вниз.
Он послушался. Руки у него тряслись, как осиновый лист.
— Замечательно! — просияла я, — Содержимое каналов прямо перед нами!
Он сжал кулаки и опустил руки по швам.
— О чем это ты? — воскликнул он, — Два караульных в день —
это больше, чем один человек в состоянии вынести!
Я рассмеялась.
— Не без того, — ответила я, — Но на самом деле, речь идет как раз о том, что двигается по каналам — о внутренних ветрах.
— Ветрах? — переспросил он.
— Их называют ветрами, потому что для большей части людей они незримы, подобно ветру. И потому, что они двигаются взад-вперед по каналам, вместе с мыслями. И как раз внутри каналов и находится место встречи тела и мыслей: плоти, крови и кости и ума, невидимого, неосязаемого, сияющего знанием, за пределами физической материи.
Здесь, в каналах, соединяются эти две части. Ветры, крайне тонкая форма физического, подобны лошадям. И верхом на ветрах, словно наездники, движется ум, мысли. Они всегда движутся вместе, связанные друг с другом, и как раз об этом Мастер говорит в следующих строках:
Ум улетает,
И вместе с этим появляется
В теле боль;
Несчастливые мысли;
Дрожь в руках
И других членах;
Дыхание сбивается с ритма,
Приходит и уходит.
I.31
Точно так же, как пытаться сосредоточиться на уроке йоги, и вдруг какой-то… — тут я чуть было не повторила комендантское «болван», но спохватилась, — человек врывается, и ум уже улепетнул куда-то, спугнутый. И благодаря связи между лошадью и всадником — между мыслями и ветрами внутри каналов — ветры тоже оказываются побеспокоены, и это влечет за собой ответ по всему физическому телу, поскольку каналы и ветры добираются до каждого его уголка.
И вот уже руки трясутся, отражая состояние ветров внутри. Дыхание меняется, сбиваясь с ритма, потому как дыхание — это то, что плотнее всего связано с внутренними ветрами.
Беспокойство мыслей накапливается в течение минут, часов, дней или даже месяцев, если не получается пресечь его, и тогда внутри укореняется состояние несчастья. И это несчастливое состояние ума движется… — я замолчала, желая посмотреть, не закончит ли комендант мою мысль. Катрин постоянно пользовалась этой уловкой на наших занятиях, чтобы убедиться, насколько внимательно я ее слушаю, и чтобы заставить меня размышлять.
— … движется по двум каналам вдоль спины, по обеим сторонам от срединного канала, — докончил он, гордясь своим ответом, словно школьник — вполне заслуженно, впрочем, — Потому что несчастье — это дурная мысль, — добавил он.
— Точно так, — ответила я, — А теперь я должна показать вам еще кое-что, и тогда у вас уже будет полная картина.
Я развернула его спиной к себе и еще раз попросила его снять рубаху.
Указательными пальцами обеих рук провела вдоль боковых каналов — солнца и луны, вниз по спине. В нескольких местах — на загривке, за сердцем и снова в той точке на пояснице, где ему было больно, — я перекрестила линии.
— Эти два хулигана — боковых канала — располагаются вдоль спины, подобно венам. Они пересекаются в нескольких точках, сплетаясь вокруг нашего паиньки — срединного канала — и по том продолжают свой путь. В точках пересечения они могут перекрыть срединный канал.
— Перекрыть срединный канал? — переспросил комендант.
— Да, перекрыть, особенно если они плотные и сильные — когда… — я замолчала.
— Когда они до отказа наполнены дурными мыслями? — сделал попытку ответить комендант.
— Именно, — я улыбнулась ему в спину, отчего та еще чуть больше расправилась, — Потому что мысли и ветры, на которых они мчатся вдоль трех каналов, — они подобны воздуху, который дети закачивают в свои кожаные игрушечные мячи. Стоит вытеснить воздух из одной части — скажем, хорошей части, — и он перемещается в другую, дурную, и делает ее толще. Более того, в нашем случае благое оплетено дурным, что еще больше усложняет вытеснение воздуха из дурного в благое.
— Тогда смысл того, что ты говоришь, сводится к следующему: когда я, допустим, сержусь на караульного, то мысли несутся с такой силой по моим боковым каналам, что в определенных местах перемыкают срединный, что еще больше усложняет мне возвращение в нерассерженное состояние.
— Именно так, — подтвердила я, — И еще одно, напоследок перед тем, как мы займемся позами. Помните, в каких местах пересекаются на спине боковые каналы?
— Шея, между лопатками, поясница — последняя как раз там, где у меня болит.
Затаив дыхание, я ждала, чтобы он сам дошел до ответа.
— Места… — проговорил он с растущим волнением, — в точности те места, которые у всех болят — и в которых люди, старея, теряют подвижность, благодаря всяким артритам и тому подобному.
— Точно, — ответила я, — стоит только поддерживать себя в дурных мыслях, посильнее и почаще залавливать срединный канал, и начнется то, что Мастер называет «болями в теле», в точности там, в тех самых местах…
— А позы, в таком случае, — заспешил он, — Позы — каждая из них, должно быть, делает что-то, чтобы расслабить пережатые места, чтобы вновь заставить ветры двигаться по срединному каналу. Что, в свою очередь, должно добавить благих мыслей, — добавил он задумчиво, — хороших, тех самых, которые двигаются по срединному каналу.
Я развернула его лицом к себе и одарила широчайшей улыбкой.
— Похоже, именно поэтому вы и комендант, — сказала я, и мы хорошенько прошлись по нашему традиционному набору поз, чтобы он не слишком зазнавался.
Глава 11. Дыхание и улыбка
Первая неделя мая
На следующий день пристав открыл дверь моей камеры и без всяких церемоний указал мне палкой на выход из участка. Я собрала свои пожитки — шаль и плошку — в сумку и сказала, вполне нарочито, для ушей Бузуку:
— Так я уже иду на работу, к ткачихе?
