К концу зимы, когда условия жизни немного улучшились, я начал просматривать свои заметки и рисунки диаграмм Гурджиева, которые с его разрешения хранил со времён работы в Петербурге. Особое моё внимание привлекла энеаграмма. Было ясно, что толкование энеаграммы до конца не доведено, и я угадывал в ней намёки на дальнейшее продолжение. Очень скоро я понял, что это продолжение связано с неправильным положением "толчка", который входил в энеаграмму в интервале "соль-ля". Тогда я обратил внимание на то, что в московских комментариях на энеаграмму говорилось о влиянии трёх октав друг на друга в "диаграмме пищи". Я нарисовал энеаграмму в том виде, в каком она была нам дана, и увидел, что до определенного пункта она представляет собой "диаграмму пищи". Точка 3, или "интервал ми-фа", была тем местом, где входит "толчок", дающий начало "до 192" второй октавы.
Когда я прибавил начало этой октавы к энеаграмме. я увидел, что точка 6 приходится на "интервал ми-фа" второй октавы и "толчок в форме третьей октавы до 48", который начинается в этой точке. Окончательный рисунок октавы выглядит следующим образом:
Это означало, что здесь совсем нет неверных мест для "толчков". Точка 6 показывает вхождение "толчка" во вторую октаву, и "толчком" является "до", начинающее третью октаву. Все три октавы достигают Н12. В одной это "си", во второй "соль", в третьей "ми". Вторая октава, которая кончается на Н12, в энеаграмме должна идти дальше. Но "си 12" и "ми 12" требуют "дополнительного толчка". В то время я много думал о природе этих "толчков", но поговорю о них позднее.
Я чувствовал, что в энеаграмме содержится очень много материала. Согласно "диаграмме пищи", точки 1, 2, 4, 5, 7, 8 представляют собой различные "системы" внутри организма: 1 – пищеварительная система; 2 – дыхательная система; 4 – кровообращение; 5 – головной мозг; 7 – спинной мозг; 8 симпатическая нервная система и половые органы. Согласно этому толкованию, направление внутренних линий 1 – 4 – 2 – 8 – 5 – 7 – 1, т.е. содержание части 7, показывало направление тока или распределение артериальной крови в организме и последующее её возвращение в виде венозной крови. Особенно интересно, что пунктом возвращения оказалось не сердце. а пищеварительная система, которая и в самом деле является таковым, ибо венозная кровь прежде всего смешивается с продуктами пищеварения, после чего идёт в правое предсердие, проходит через правый желудочек в лёгкие для поглощения кислорода, оттуда в левое предсердие и левый желудочек. а затем через аорту в артериальную систему.
Рассматривая далее энеаграмму, я понял, что семи точкам соответствуют семь планет древнего мира: иными словами. энеаграмма может быть астрономическим символом. Расположив планеты в том порядке, который соответствовал порядку дней недели, я получил следующую картину:
Дальше идти я не пытался, так как у меня не было под рукой необходимых книг, да и времени было совсем мало.
"События" не оставляли времени на философские размышления. приходилось думать о жизни, т.е. попросту о том, где жить и работать. Революция и всё, связанное с ней, вызывали во мне глубокое физическое отвращение. Однако, несмотря на мои симпатии к "белым", я не мог верить в их успех. Большевики не колеблясь обещали такие вещи, которые ни они, ни кто-либо другой не мог выполнить. В этом была их главная сила, в этом никто не мог с ними состязаться. К тому же их поддерживала Германия, которая видела в них шанс для будущего реванша. Добровольческая армия, освободившая нас от большевиков, могла с ними сражаться и побеждать. Но она не способна была правильно организовать ход жизни в освобожденных провинциях. Её вожди не имели для этого ни программы, ни знаний, ни опыта. Конечно, нельзя было от них этого и требовать, но факты остаются фактами. Положение оставалось весьма неустойчивым, и волна, которая в то время катилась к Москве, в любой день могла покатиться обратно.
Необходимо было уезжать за границу. В качестве конечной своей цели я наметил Лондон. Во-первых, потому что мне казалось, что среди англичан я встречу больше понимания и интереса к тем новым идеям, которыми я теперь обладал, нежели в другом месте. Во-вторых, я побывал в Лондоне по пути в Индию ещё до войны, а возвращаясь, когда война уже началась, я решил поехать туда, чтобы написать и издать там начатую в 1911 году книгу "Мудрость богов". Впоследствии эта книга появилась под названием "Новая модель вселенной". В России книгу, в которой я касался вопросов религии и, в частности, методов изучения Нового Завета, издать было невозможно.
Итак, я решил отправиться в Лондон и организовать там, лекции и группы, подобные петербургским. Но всё это случилось только через три с половиной года.
В начале июня 1919 годы я уехал из Ессентуков. Мне это наконец удалось, к этому времени там всё успокоилось, и жизнь понемногу приходила в порядок; но я этому спокойствию не доверял. Пора было ехать за границу. Сначала я отправился в Ростов, затем в Екатеринодар и Новороссийск, оттуда вернулся в Екатеринодар, бывший тогда столицей России. Там я встретил несколько человек из нашей компании, которые уехали из Ессентуков раньше меня, а также несколько друзей и знакомых из Петербурга.
В моей памяти сохранилась одна из первых моих бесед. Мы говорили о системе Гурджиева, о работе над собой, и петербургский друг спросил меня, могу ли я указать какие-либо практические результаты этой работы.
Припомнив всё, что я пережил в течение предыдущего года, особенно после отъезда Гурджиева, я сказал, что приобрёл некую странную уверенность, которую невозможно выразить одним словом, но которую я попробую описать.
— Это не самоуверенность в обычном смысле, – сказал я, – совсем наоборот: уверенность в незначительности "я", которое мы обычно знаем. Но я, тем не менее, уверен, что если со мной произойдёт что-нибудь ужасное, вроде того, что случалось со многими друзьями в прошлом году, это событие встречу не я, не обычное моё "я", а другое "я" внутри меня, которому такая обстановка окажется по плечу. Два года назад Гурджиев спросил меня, чувствую ли я в себе новое "я", и мне пришлось ответить, что я не ощущаю какой-либо перемены. Теперь я ответил бы иначе. Я могу рассказать, как происходит эта перемена. Она возникает не сразу, я хочу сказать, что перемена охватывает не все моменты жизни. Обыденная жизнь идёт своим чередом: как обычно, живут все эти заурядные, глупые "я", за исключением совсем немногих. Но если бы произошло что-то большое, требующее напряжения каждого нерва, я знаю, что вперёд выступило бы не обычное малое "я", которое сейчас разговаривает и которое можно напугать, а другое, большое "Я", которое ничто не испугает и которое справится со всем. что бы ни случилось. Я не в состоянии дать лучшего описания; но для меня это факт – и факт, определенно связанный с работой. Вы знаете мою жизнь и знаете, что я не боюсь многого во внешней и внутренней сфере, чего боятся другие люди. Но тут совсем иное чувство, иной вкус. Я убеждён, что новая уверенность – не просто следствие богатого жизненного опыта; это следствие работы над собой, которую я начал четыре года назад.
В ту зиму в Екатеринодаре, а затем в Ростове я собрал небольшую группу и по составленному мной (за год до того) плану читал её членам лекции, объясняя систему Гурджиева, а также те стороны обыденной жизни, которые ведут к ней.
Летом и осенью 1919 года я получил в Екатеринодаре и Новороссийске два письма от Гурджиева. Он писал, что открыл в Тифлисе "Институт гармоничного развития человека" с очень широкой программой. Он приложил проспект этого "Института", заставивший меня изрядно призадуматься. Проспект начинался так:
"С разрешения министра народного образования в Тифлисе открывается институт гармоничного развития человека, основанный на системе Г.И. Гурджиева. Институт принимает детей и взрослых обоих полов. Занятия будут проводиться утром и вечером. Предметы изучения: гимнастика всех видов (ритмическая, медицинская и пр.), упражнения для развития воли, памяти, внимания, слуха, мышления, эмоций, инстинктов и т.п".
К этому добавлялось, что система Гурджиева "уже применяется в целом ряде больших городов, таких как Бомбей, Александрия, Кабул, Нью-Йорк, Чикаго, Осло, Стокгольм, Москва, Ессентуки, и во всех отделениях и пансионах истинных международных и трудовых содружеств".
В конце проспекта в списке "специалистов-преподавателей" Института гармоничного развития человека я нашёл своё имя, равно как и имена "инженера-механика" П. и ещё одного члена нашей компании, который в то время жил в Новороссийске и в Тифлис ехать не собирался.
В своём письме Гурджиев писал, что он готовит к постановке свой балет "Борьба магов"; ни словом не упоминая о прошлых трудностях, он приглашал меня приехать в Тифлис и работать с ним. Для него это было очень характерно. Но по некоторым причинам я не смог туда поехать. Во-первых, были трудности с деньгами; во-вторых, сохранились сложности, возникшие в Ессентуках. Моё решение покинуть Гурджиева обошлось мне очень дорого, и просто так отказаться от него было невозможно, тем более что я видел все мотивы Гурджиева. Вынужден признаться, что особого восторга от программы Института гармоничного развития человека я не испытал. Я, разумеется, понимал, что Гурджиеву приходится придавать своей работе какую-то внешнюю форму, учитывая окружающие обстоятельства, как он это сделал в Ессентуках: я понимал, что эта внешняя форма представляет собой карикатуру. Но я понял и то. что за этой внешней формой стоит точно то же, что и раньше, и это измениться не может. Я сомневался в своей способности приспособиться к этой внешней форме. Тем не менее, я был уверен, что вскоре опять встречусь с Гурджиевым.
