То же самое было с ЭШТ. Вернер Ерхард брал с людей двести пятьдесят долларов и оскорблял их, не позволял им сходить в туалет. Сеанс продолжался весь день, но им нельзя было поесть, их унижали разными способами — и они заплатили за это двести долларов. Они не могли уйти в середине сеанса, потому что заплатили двести долларов. Они хотели увидеть все — возможно, в конце что-то выплывет. И что-то выплывало: многие люди начинали мочиться, сидя прямо там, в зале! А если вы сдерживали мочевой пузырь целый день и больше сдерживаться не можете, помимо вашей воли оно начинает выходить — то это такое огромное облегчение, что человек чувствует вкус отпускания! И людям это нравилось, потому что это было переживание. Это было переживание!
И они рассказывали друзьям: «Это сверхъестественно. Я почувствовал такое облегчение, ушло все напряжение. Каждая клеточка моего существа расслабилась». И только из уст в уста — Вернер Ерхард не давал никакой рекламы — только из уст в уста.
Он просто говорил людям: «Поделитесь со своими друзьями тем великим переживанием, которое вы вкусили».
И никто не хочет выйти и сказать, что это просто глупо, что это жульничество и нас одурачили.
Но фокус был выразительным — потому что никто никогда раньше этого не делал. Можете делать в одиночестве, хотя это будет трудно. А там было триста человек, и туалет был закрыт, и стоял человек, не позволяя никому зайти; вы можете выйти, но не можете попасть в туалет.
Вся методика в том, что ваш ум, ваши мысли — все останавливается. Весь смысл в том, как проконтролировать свой мочевой пузырь, вся ваша жизнь была в мочевом пузыре. И, естественно, это была настоящая концентрация.
Но есть предел. После определенного предела вы не можете с этим справиться. И когда один человек расслабился, сначала он почувствовал небольшое смущение, но расслабление было таким значительным, что люди вставали и говорили: «Я испытал его — переживание!» И тогда другие делали то же самое. Когда они видели, что те делают это прямо здесь, в зале, и испытывают переживание, а они как дураки сдерживаются… так что большая часть толпы испытала! И они передавали послание своим друзьям: «Ты должен пойти. Ты не должен упустить».
И, безусловно, после такого напряженного дня это было расслаблением; унижение с одной стороны — когда на вас кричат, выставляют дураком, неполноценным; когда вас заставляют признаться, что вы и есть дурак, что вы и есть неполноценный. «Выскажи все то, что ты чувствуешь, но никогда не говоришь! Будь правдивым, будь искренним!» И все это время вы сдерживаете мочевой пузырь. Весь фокус ЭШТ был заключен в мочевом пузыре.
Многие помочились, испытали переживание, и целое движение умерло! Теперь никто не хочет мочиться за двести долларов!
Ошо, когда я читала первую из прочитанных мною твоих книг, «Приди и следуй за мной», и дошла до истории Бодхидхармы, который пристально смотрел на стену, я почти час каталась со смеху. Той ночью у меня был необычный сон, потому что я спала словами — чего у меня никогда раньше не было. Этот сон длился четыре секунды.
Старик спросил юношу:
— Есть?
— Да, — ответил юноша.
— Что? — спросил старик.
— Ничего, — ответил юноша.
Пожалуйста, разъясни.
Сон, действительно, был самим посланием той книги, которую ты прочитала. Те несколько слов — оно пришло в словах, потому что нет способа создать изображение этого. Как создать изображение «есть» или изображение «ничего»… и изображение «да»? Вот почему ты впервые в своей жизни увидела сон в словах — потому что книга, которую ты читала, была связана с этими словами. Она была связана с есть ностью.
Старик спрашивает: «Есть?» Наверное, он мастер…
А юноша, наверное, ученик, отвечает: «Да».
Старик спросил: «Что?» Он хотел быть уверен, что юноша понял «есть?», а не просто рассудочно сказал «да». Если бы это был только рассудочный ответ «да», все было бы иначе. Вот почему он спрашивает: «Что?»
И юноша говорит: «Ничего». Потому что есть ность в то же самое время и ничто. Она и то, и другое. По сути, это одно, просто два названия одного.
Ты видела, действительно, золотой сон, который подводит итог всему моему посланию: ты должна прийти к ощущению есть ности как ничего; и больше ничего нет, больше нечего осознавать или понимать, ты познала все. Это был истинно, подлинно очень постигающий сон — слишком близкий к реальности, чтобы называть его сном.
Ты, наверное, была настолько под впечатлением от этой книги, что оно сразу же попало прямо в самое твое сердце.
Но это должно стать всей твоей жизнью. Этот сон должен стать твоей реальностью.
Ошо, Шриватса Госвами, так называемый духовный мастер Международного Общества Сознания Кришны, Харе Кришны, недавно заявил, что ты «очень низкого пошиба, не должен считаться религией, отъявленный негодяй».
У тебя есть что сказать этому святому?
Я не знаю Шриватса Госвами. Это очень странно, что негодяй ничего не знает о святом, а святой знает о негодяе. Он думает, что критикует меня, — он ошибается.
Я никогда не говорил, что я священнее других, что я выше других. Я на самом деле нищий духом.
Я бы мог согласиться с Иисусом, если бы он немного изменил свое высказывание. Он говорит: «Блаженны нищие духом, ибо они унаследуют царство Божие».
Я раскритиковал это. Я бы не раскритиковал, если бы он сказал: «Блаженны нищие духом, ибо они в царстве Божием». Моя критика в том, что он помещает царство Божие в будущее и утешает тех людей, которые несчастны здесь. Его высказывание — больше утешение, чем истина. «Блаженны нищие духом, ибо они в царстве Божием в этот самый момент», — я бы согласился с этим всем сердцем.
Шриватса Госвами сказал, что я низкого пошиба. Я предпочел бы сказать, что я низший из низких.
Он говорит, что меня не стоит принимать во внимание. Тогда почему он принимает меня во внимание? Я удивлен. Эти люди в какой-то степени опасаются меня. Я никогда раньше не слышал его имени.
Я знал его мастера, Свами Прабхупаду, который создал движение Харе Кришны. Он был одним из величайших дураков, и у него был невероятный талант к привлечению дураков. Если вы хотите найти сборище дураков, вы найдете его в движении Харе Кришны.
Этот человек — если он стал преемником, — должно быть, доказал мастеру, что он самый большой дурак среди всех других дураков. Я хочу сказать ему одно: лучше быть негодяем, чем дураком. Чтобы быть негодяем, нужен хоть какой-то разум.
И когда я говорю, что эти люди — скопление дураков, я недаром это говорю.
Его зовут Говатс Госвами. Говатс значит сын коровы, а госвами значит муж коровы. Только дурак может дать такое имя, и только дурак может носить такое имя.
Эти люди пьют каждый день… потому что они полные фанатики; среди христианских культов есть христиане-фундаменталисты и есть свидетели Иеговы — Харе Кришна принадлежат к той же категории.
Преданные Кришны в Индии не называют рай так, как все остальные. Будда называет его нирвана, индуисты называют его мокша, джайны называют его кайвалья — прекрасные названия; кайвалья значит совершенное одиночество, мокша значит свобода, нирвана значит ничто. Последователи Кришны называют свой рай голок — земля коров. Похоже, что Кришна — самый древний коровий пастух. И они пьют каждый день определенную субстанцию, они называют ее панчамрит — пять эликсиров. Она состоит из пяти веществ, которые выходят из коровы: коровьей мочи, навоза, молока, йогурта и масла. Они смешивают все эти пять компонентов каждый день и пьют. Это — пять эликсиров; и те, кто пьет эти пять эликсиров, безусловно, достигнут голока. Я не знаю, почему нужно хотеть попасть в голок. Что вы там собираетесь делать?
Поэтому, когда я говорю, что эти люди дураки, у меня есть основания так говорить. Только дураки могут думать, что коровий навоз и коровья моча — это что-то духовное, и что они трансформируют ваше сознание. Они не трансформировали корову. Как они будут трансформировать человеческое сознание? И в чем смысл? Даже если ваше сознание и трансформируется и вы достигнете голока, здесь было лучше; вы, по крайней мере, были человеческим существом.
Я не думаю, что это критика, когда он называет меня негодяем. Я и есть негодяй. Это комплимент.
Для всех религий я и являюсь негодяем, потому что я разрушаю их безжалостно. Никто не был так жесток — зная, что у них те же слабости, что и у других религий, все молчали о слабостях других религий. Так как у меня нет никакой религии, у меня нет никакого страха. Я могу разоблачать всех. У них нет ничего, за что они могли бы критиковать меня, — они могут только обзывать меня.