«Следующим шагом на этом пути была философия языка В. фон Гумбольдта. Здесь мы видим гораздо более зрелые суждения по интересующему нас вопросу. По сравнению с Гумбольдтом философия языка и семиотика XVII–XVIIIвека кажется наивной, ведь он ставит такие вопросы, которые и по сей день не получили адекватного разрешения» (Портнов, Сознание. Язык. Смысл, с. 71).
Возможно, и само понятие «языкового сознания» оказалось именно таким неразрешенным вопросом для Философии. Портнов очень чуткий исследователь, к тому же от работы к работе пытающийся понять, что видят под «языковым сознанием» другие философы. Поэтому, когда он высказывается, за его высказываниями ощущается культура, общая для всей современной философии языка, его понимание — это понимание всего философско-языковедческого сообщества.
В работе, посвященной парадигмам исследования языка и сознания, Портнов дает простые и четкие определения того, как Гумбольдт понимал языковое сознание. Их оказывается два. Первое:
«Более подробно разработана Гумбольдтом идея языкового сознания. К этому понятию он обращается неоднократно. Оно рассматривается в нескольких отношениях.
Прежде всего, как способность сознания в определенной степени рефлектировать при речеобразовании над адекватностью претворения мысли в слово.
В этом случае акцент делается на индивидуальном в языковом сознании» (Портнов, Язык и сознание, с. 41). Чуть дальше он уточняет:
«Таким образом, языковое сознание в этом смысле — это осознание возможностей языка в их устойчивости и соотнесение их с собственным творческим мышлением» (Там же, с. 42).
И второе определение:
«Языковое сознание понимается Гумбольдтом также и в ином смысле: как способность рефлексии языкового коллектива над путями оформления неязыкового материала в языке…
…языковое сознание проходит в своем развитии определенные стадии, сущностью которых является та или иная степень выраженности способности к созданию новых форм» (Там же, с. 43).
Если я читаю Гумбольдта и Портнова затем, чтобы понять, что такое язык и как он работает, — все хорошо, все кажется не только приемлемым, но и очень четким. Но я читаю, чтобы понять, что такое сознание. И я вижу, что о сознании как таковом в данном случае они как философы в действительности не задумывались и используют это слово как знак, а не как понятие. Вчитайтесь еще раз в первое определение Портнова; повторяю, оно действительно соответствует и всей философии языка, и тому, что пишет Гумбольдт.
Идея языкового сознания — это способность сознания в определенной степени рефлектировать при речеобразовании над адекватностью претворения мысли в слово. Языковое сознание в этом смысле — это осознание возможностей языка.
Слово «идея», использованное Портновым, могло бы внести некоторую понятийную путаницу, поскольку добавляет сложность предмету исследования. Но уточнение, где слово «идея» опущено, показывает, что оно не имеет самостоятельного значения в этом определении. Речь идет не об «идее языкового сознания», а собственно о «языковом сознании». Оно и определяется. Да и в последующих рассуждениях понятие «идеи» больше не встречается, поэтому я считаю, что это определение понятия «языковое сознание».
Итак, языковое сознание рассматривается Гумбольдтом «как способность сознания». В сущности, второе определение совпадает с этим.
Языковое сознание есть не сознание, а способность языкового коллектива рефлектировать, то есть созерцать.
Но «языковой коллектив» состоит из людей, а люди могут «рефлектировать» только если у них есть сознание. Это вытекает из первого определения.
Как я уже говорил, при определении понятия «язык» этот уход в психологию дает дополнительную глубину. Но я гляжу на него как раз из психологии, и у меня возникают вопросы относительно сознания. Языковое сознание — это совсем не сознание. Это просто не очень продуманно использованное слово, которым языковеды обозначают что-то им очень нужное, какую-то способность сознания.
Какую способность? В уточнении сказано: «языковое сознание — это осознание возможностей языка». Иными словами, Гумбольдт, говоря о сознании, понимает под ним осознавание. И похоже, точно так же Портнов.
Ну и что? А то, что при этом они не говорят об осознавании! И означает это, что для философов языка понятия «сознание» и «осознавание» либо смешиваются, либо для них вообще никакого собственно сознания нет, а есть лишь способ говорить, называя сознание, а подразумевая осознавание.
Если бы приведенные мною определения были единичными примерами подобного понимания сознания, я бы мог усомниться в своих выводах. Но понимание сознания философами языка вызывает у меня множество сомнений. Особенно смущают меня определения вроде этого:
«Сознание носит диалектический характер, оно одновременно и субъективно и интерсубъективно, осознанно, но опирается на бессознательные механизмы» (Портнов, Сознание. Язык. Смысл, с. 73).
Сознание — осознанно, уже одно это утверждение приводит в замешательство. Кем или чем можно осознать нечто, кроме самого же сознания? Но оно еще и опирается на «бессознательные механизмы»! Как это? Конечно, автор мог просто оговориться или у него не хватило места в короткой публикации развернуть какое-то иное понимание сознания. Но уж раз зашла речь о бессознательном, то оправданным становится вопрос: а почему стала возможна бессознательная оговорка? Нет ли у нее причины, корешка, скрывающегося в неосознаваемой части сознания? В любом случае, именно такие оговорки на каком-то этапе исследования и становятся для него основным материалом. Сквозь них видно, как в действительности устроено наше сознание. Нужно только не пропустить их и задать вопросы.
Кто носитель осознавания, осознающий сознание"? Наверное, я? А что в таком случае есть сознание, которое я осознаю? И из чего сделаны, из чего состоят «бессознательные механизмы»? Из того же, что и фрейдистское бессознательное? Иначе говоря, это действительно «механизмы»? Или тут опять надо понимать широко: и «механизмы» и некие содержания, которые они создают? А когда они их создают, то эти содержания становятся собственностью сознания или сохраняются неосознанными, пока некто их во мне не осознает? Но если такое возможно, то из чего они сделаны?
Это разговор обо всей философии языка и о Гумбольдте в частности, потому что он сам именно так и говорит, когда дело касается сознания.
К примеру, выражение «языковое сознание» он употребляет сплошь и рядом как само собой разумеющееся и понятное читателю по очевидности. Для того, чтобы создать те два определения, Портнову пришлось извлекать свое понимание из высказываний вроде вот такого:
«Поэтому слоговые размеры, подобно гекзаметру и шестнадцатисложному стиху шлок, дошедшие до нас из тьмы веков, но до сих пор неподражаемо чарующие слух одной только последовательностью своих слогов, являют собой, может быть, еще более сильное и надежное доказательство глубокого и тонкого языкового сознания породивших их наций, чем сами сохранившие их стихотворения» (Гумбольдт, О буквенном письме, с. 413).
Это хорошее высказывание, в нем отчетливо видно, что Гумбольдт действительно говорит о некой нашей способности, наверное, способности сознания к тонкому различению. Вероятно, это различение можно считать осознаванием, а в целом называть языковым сознанием. Но таких отчетливых высказываний у Гумбольдта немного, и Портнову пришлось поработать, чтобы извлечь свое понимание.
Сам же Гумбольдт, когда пытается дать определения своим понятиям, звучит отнюдь не так чарующе, как древние:
«В языке, в той мере, в какой он является реальным достоянием человека, различаются два конститутивных принципа: внутреннее языковое сознание (под которым я понимаю не особую силу, но всю совокупность духовных способностей относительно к образованию и употреблению языка, то есть лишь направление) и звук» (Гумбольдт, О различии строения человеческих языков, с. 227).
Вот и все определение языкового сознания, из которого ясно, что слово «сознание» Гумбольдт употребил если уж не совершенно случайно, то по наитию, по чувству языка, показавшему ему, что способность человека к созданию и использованию языка как-то связана с его сознанием. Вероятно, это глубокая мысль, и если постараться, то действительно можно доказать, что, говоря о «языковом сознании», Гумбольдт говорит о сознании.
И я даже допускаю, что если постараться еще больше, то можно найти и то, как это использовать для очищения. Вероятно, я когда-нибудь постараюсь и сделаю это.
