«А так как представления относятся к предметам, то утверждается, что сами они — предметы, которые исчезают и появляются, но никогда не перестают существовать.
Сравнение сознания со сценой принимается здесь не только за образное выражение, но и за соответствующее самой действительности. Главной задачей психолога признается в таком случае не только наблюдение того, что происходит на этой сцене, но иразузнавание каким-либо путем того, что совершается за кулисами.
Однако, на самом деле, представления, так же мало, как и волевые акты, суть пребывающие субстанции; это — деятельности.
Как таковые, если их рассматривать с общей точки зрения нашего внутреннего переживания, они суть акты сознания, и, коль скоро они перестают быть таковыми, они вообще перестают существовать» (Там же, с. 349).
Если приглядеться к этому заключительному рассуждению, то станет ясно, что оно чрезвычайно важно. Ведь «предметы, которые исчезают и появляются, но никогда не перестают существовать» — это идеи или Платоновские эйдосы. И значит, здесь сквозь рассуждения естественника проступает Война Богов — война Материализма с Идеализмом. А верный воин Материализма — Вильгельм Вундт — не может признать существование каких-то идеалистических понятий, даже если без них становится неудобно.
Завершает Вундт это исследование сознания рассуждением о степенях сознания, иначе говоря, о его ясности или чистоте. Ясно, что это связано не с сознанием, а с его способностью осознавать, со времен Лейбница называемой апперцепцией.
«Мы обозначаем словом степень сознания то, что, если его рассматривать как свойства самих процессов, мы называем их различною ясностью» (Там же, с. 350).
Из этого выводится определение:
«Ведь сознание и есть не что иное, как эта связь процессов» (Там же).
Определение само по себе неясное, но если вспомнить все предыдущее, то его можно перестроить так: «сознание есть осознавание или связь различных осознаваний». Наверное, связи, которые образуются в нашем уме или в сознании, уже перестают быть осознаваниями, даже если это «связи процессов». Вероятно, они превращаются в некие образы, связывающие представления, или в понятия…
Впрочем, не буду играть в домыслы. Через двадцать лет Вундт снова возвращается к понятию сознания. Наверное, тогда он сумел сделать яснее то, что не удалось высказать понятно в ранних работах.
Глава 2. Вундтовская психология сознания
Рубеж веков был для Вундта какой-то значимой вехой. Еще в 1896 году в «Очерках психологии» он без тени сомнения повторяет:
«…более широкую связь психических процессов мы называем сознанием.
Понятие сознания не означает таким образом ничего такого, что существовало бы отдельно от психических процессов. <…>
Носителем симптомов индивидуального сознания всегда и везде служит индивидуальный живой организм (надо понимать, тело — АШ), а в организме человека и подобных ему высших животных ближайшим органом сознания является кора большого мозга, в сетях клеток и нитей которой представлены все органы, имеющие отношение к психическим процессам.
Эту связь элементов коры мозга мы можем рассматривать как физиологическое выражение данной в сознании связи психических процессов, а разделение отправлений между различными областями коры— как физиологический коррелат многообразных различий между отдельными процессами сознания» (Вундт, Очерки психологии, с. 174–175).
Матерый отец психофизиологии, которому психологи обязаны тем, что он сделал их равными среди равных — членами сообщества ученых-победителей. И вдруг с 1900 года он начинает издавать книгу за книгой «Психологию народов», которая до сих пор не признана научным сообществом. А в 1911 году выпускает небольшую работу, называвшуюся «Введение в психологию», но вернее было бы назвать Введением в психологию сознания. Она и начинается с главы «Сознание и внимание», да и вся посвящена сознанию. И это не совсем то же сознание, что раньше, если не сказать совсем не то сознание.
Начинает Вундт с рабочего определения сознания.
«На вопрос о задаче психологии примыкающие к эмпирическому направлению психологи обыкновенно отвечают: эта наука должна изучать состояния сознания, их связь и отношения, чтобы найти в конце концов законы, управляющие этими отношениями.
Хотя это определение и кажется неопровержимым, однако оно до известной степени делает круг. Ибо, если спросить вслед за тем, что же такое сознание, состояния которого должна изучать психология, то ответ будет гласить: сознание представляет собой сумму сознаваемых нами состояний» (Вундт, Введение в психологию, с. 7).
Не такое уж хорошее определение — сознание есть сумма, но оно хотя бы в движении. Состояния — это не процессы, и хотя в советское время состояниями сознания считались психологические процессы, все же то, что стоит, двигаться не может.
Вундт и сам вроде как бы не очень доволен этим определением и ставит перед собой задачу создать описание сознания, перечислив свойства входящих в него предметов. Зачем?
В конце книги он называет цель, которая им движила, — это исследование «субъекта», то есть себя, и своей души.
«…физиология и психология рассматривают один и тот же, единый сам по себе психофизический индивидуум. Но обе науки рассматривают этот предмет с различных точек зрения: физиология — как объект внешнего мира, включенный в связь физико-химических процессов, из которых состоит органическая жизнь; психология же — как связь переживаний нашего сознания.
Но в каждом познании играют роль два фактора: познающий субъект и независимо от него мыслимый объект.
Исследование субъекта в его свойствах, данных нам в нашем человеческом сознании, образует поэтому не только необходимое дополнение к естественнонаучному рассмотрению самого человека, но оно приобретает и более общее значение — что все душевные состояния и их развитие возникают из непосредственно пережитых процессов сознания и поэтому понятны только через них.
Это именно мы и понимаем под принципом актуальности души» (Там же, с. 125).
Принцип актуальности души! Это же явное отступничество, которому не может быть прощения! Что это с отцом научной психологии? Да просто кончился его детский возраст, а с ним ушел и революционный запал. Вундту исполнялось 80 лет…
После 70 лет Вундт задумался о душе и о сознании. После 50 лет потраченных зря усилий он, наконец, приступает к тому, с чего мог бы начать полвека назад: к исходному описанию того явления, которое единственное стоило внимания настоящего исследования. В сущности, он хочет понять, может ли в том, на что он потратил свою жизнь, быть хоть какой-то намек на бессмертие или на жизнь после смерти. Ему 80, он уже стар и слаб, и у него не хватает силы ума, которой он так кичился в молодости, но он бьется из последних сил, пренебрегая общественным мнением и собственными убеждениями. К сожалению, его хватит только на одну главу…
Для исследования сознания он, вслед за Гельмгольцем и Спенсером, берет метроном, который «представляет собой простейший психологический прибор, который, как мы увидим, допускает такое многостороннее применение, что с его помощью можно демонстрировать все существенное содержание психологии сознания» (Там же, с. 8)
Задав метроному пару ритмов, Вундт делает не совсем обоснованное предположение: «наше сознание ритмично по природе своей. <…> Сознание ритмично потому, что вообще наш организм устроен ритмично» (Там же, с. 9).
Далее ритмичность оказывается для него свойством сознания:
«Когда мы воспринимаем в наше сознание впечатления через одинаковые интервалы, мы располагаем их в аналогичной этим нашим собственным внешним движениям форме <…> в обычной ходьбе, в беге, прыганъи и, наконец, в различных формах танцев.
Наше сознание представляет собою не какое-нибудь отдельное от нашего физического и духовного бытия существо, но совокупность наиболее существенных для духовной стороны этого бытия содержаний» (Там же, с. 10).
Уже в этом предварительном рассуждении, где Вундт еще не напрягается, чтобы выглядеть наукообразным, проскальзывают очень важные черты его понятия сознания. Во-первых, сказано, что мы «воспринимаем в наше сознание впечатления». Во второй главе, описывая «элементы», то есть части, из которых состоит сознание, он простейшие впечатления назовет ощущениями, а их сочетания — представлениями. И в том контексте это прозвучит дико и неестественно.
