ПО НАШЕМУ НАСТОЯНИЮ МАСТЕР АНДРЭ ПРЕДОСТАВИЛ НАМ СВОИ ФОТОГРАФИИ,
КОТОРЫЕ МЫ И ПОМЕЩАЕМ В КНИГЕ, ДАБЫ НИКТО НЕ МОГ ВВЕСТИ ВАС В ЗАБЛУЖДЕНИЕ. ВОШЕДШИЕ В КНИГУ ИЛЛЮСТРАЦИИ, ИЗОБРАЖАЮЩИЕ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ АСАН, ТАКЖЕ ВЫПОЛНЕНЫ С ФОТОГРАФИЙ МАСТЕРА АНДРЭ, КОТОРЫЕ ОН ЛЮБЕЗНО ПРЕДОСТАВИЛ ИЗДАТЕЛЮ.
(Подпись издательства)
ОТ ИЗДАТЕЛЯ
ТРЕТЬЕ ОТКРЫТИЕ СИЛЫ
ОТ АВТОРА
ВНИМАНИЕ!!!
Часть первая
НУЛЕВОЙ ЦИКЛ
ПОСЛЕДНЯЯ СМЕРТЬ
РЫБА ДХАРМА
ШИЗИК
ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ
Часть вторая
ТЕХНОЛОГИЯ МАСТЕРА ЧУ
ДИКИЙ ГОЛЫЙ МЭН И АЗЫ БЕЗРИТУАЛЬНОЙ МАГИИ
ИСХОДНОЕ МЕСТО
ВОСПРИЯТИЕ ТОНКОГО
ОГНЕННЫЙ ЦВЕТОК
ОСТАТОЧНЫЙ ПОДАРОК СИЛЫ ЗЕМЛИ
ВЕЛИКИЙ ПРЕДЕЛ
ОГОНЬ
УЛЬТИМАТИВНЫЙ ВЫЗОВ
КОФЕЙНЫЙ ЦИГУН И ПАМЯТЬ О ЗАПАДНОМ ВЕТРЕ
Часть третья
ТРЕТЬЕ ОТКРЫТИЕ СИЛЫ
У ПОГИБШЕГО АКВАЛАНГИСТА
РЕЖИМ "НАБЛЮДАЕМОЙ ТРЕНИРОВКИ"
КАРМА, ДХАРМА И ИСКУССТВО СЧИТАТЬ ШАГИ
ХРАНИТЕЛЬ В СТРУКТУРЕ СОЗНАНИЯ
АЛГОРИТМ ТРЕНИРОВКИ И БЛАГОРОДНЫЙ ТАБАК
ПУТЕШЕСТВИЕ НА ГРАНЬ ПУСТОТЫ
ТЕЛО В ПАРАЛЛЕЛЬНЫХ МИРАХ И УРОВНИ БЕССМЕРТИЯ
ИГРЫ ВОСПРИЯТИЯ
БЕЗМОЛВИЕ И ВОЙНА "ВОВНУТРЬ"
ПЛАВАНИЕ КАК ТЕХНИКА ИНТЕГРАЛЬНОЙ ТРЕНИРОВКИ
ОМНИО-ТРЕНИНГ-ТЕХНОЛОГИЯ, КОНТРОЛИРУЕМЫЙ СЕКС И ПОСЛЕДНИЕ ТОЧКИ НАД "I"
ЗНАМЕНИЕ ДЛЯ МАСТЕРА ЧУ
Часть четвертая
ДОРОГА ДОМОЙ
СИНДРОМ КУНДАЛИНИ
СОВМЕСТИТЬ НЕСОВМЕСТИМОЕ...
...И ПРИ ЭТОМ ОСТАТЬСЯ СОБОЙ
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Часть первая
НУЛЕВОЙ ЦИКЛ
ПОСЛЕДНЯЯ СМЕРТЬ
С тихим шипением ласковое море мягко облизывало светлый песок.
- Ciрьожа, Сергiй! Зараз же припини! Боже ж мiй, та шо ж це такеi робиться! Зроби жив╥т, негайно живiт шоб на мiсцi був!
Не переставая с интересом щупать свой проступивший сквозь кожу рядом с пупком позвоночник, маленький светловолосый мальчик поднял на воспитательницу спокойные, похожие на два бездонных омута глаза. Потом он вдохнул, и его изчезнувший было непонятно куда живот принял нормальный вид.
- А что? - тихо спросил мальчик.
- Шо?! Вiн ще питаi - шо! Господи, та за шо ж це менi таке i наказанii, ╥нш╥ дiти як дiти, а це i шось таке?!! Нi, я через нього точно у дурку загудю! То горби на спинi поробить, наче крилами хлюпа, чи очi на лоба випне, то язика мало не до пупа висуне! Тепер живiт он десь подiв! Наче не дитина, а йог якийсь дурний, чесне слово! I шо тi батьки собi думають?!
Он умирал.
За врачом послали, но он вполне отдавал себе отчет в том, что это уже ни к чему. Внутри застряла разрывающая на части боль, в горле клокотало, и ему казалось - он вот-вот захлебнется собственной кровью. В течение нескольких последних дней он все время ощущал неумолимое приближение конца. Смерть набирала силу, разрасталась где-то рядом и чуть-чуть позади. А вчера он почувствовал какие-то мягкие удары по животу, начало болеть сердце, и ныли все раны. Но он отнесся к этому спокойно. Конечно, немного досадно, вроде как бы еще жить да жить, однако все равно не совсем понятно - зачем... Чужая земля, бестолковое времяпрепровождение, каждый день - одно и то же. Ждать нечего: там, откуда они бежали, теперь была новая жизнь, судя по слухам - достаточно жуткая и анекдотично веселая. Но в любом случае давно уже сбросившая их со счетов. Здесь они тоже никому особенно не нужны. И вообще, если бы кто-то знал, как ему все это надоело. Можно было бы застрелиться и раньше - кое-кто так и поступил - но он чувствовал: незачем брать грех на душу. Так или иначе старые раны не дадут долго протянуть. Многие из офицеров, осевших в этом приморском захолустье, уже умерли от ран и тоски. Некоторые спились, некоторые каким-то образом втянулись в мутный поток эмигрантского прозябания. Кому-то удавалось найти в себе силы начать здесь все сначала, но эти в поселке надолго не задерживались - перебирались в более оживленные места, поближе к деловой жизни и связанным с нею возможностям. Однако он почему-то знал - это не для него.
Он лежал на бильярдном столе, вокруг были шары. Кий стоял справа, прислоненный к засаленной касаниями множества рук бронзовой окантовке средней лузы. Слева он краем глаза видел вытертое зеленое сукно второго стола, с другой стороны немного поодаль - грязно-салатовую стену, под ней - дешевый стул светлого дерева, дальше - открытую дверь на террасу с парапетом и каменными ступеньками. Оттуда было видно море внизу. Когда шел дождь, им с Валерой нравилось пить кофе под вылинявшим до сизой белизны тентом на террасе и молча глядеть на серые волны. Сейчас было солнечно и жарко - средиземноморское лето.
Валера стоял сбоку и нервно крошил кусок мела о кожаную набойку на кончике кия. Валерины руки дрожали, на висках выступил пот, глаза были наполнены слезами...
Когда врач, наконец, пришел, Валера сидел на стуле под стеной и тихо плакал.
Я умер.
То ли где-то случился сбой, то ли это был некий подготовительный этап... В любом случае функциональная эффективность воплощения казалась нулевой. Если бы кто-то знал, как мне надоела эта планета...
Я неподвижно лежал с закрытыми глазами, делая вид, что сплю. Тех, кто не спал, воспитатели оставляли в постели после подъема до самого прихода родителей. Затем следовали нудные расспросы по дороге из детского сада домой. Почему ты не спал, может быть, что-то болело, или ты хотел есть?..
Я не умел тогда объяснить им, что существует масса вещей, тратить светлое время дня на которые намного целесообразнее, чем на сон. А чтобы выспаться, вполне достаточно ночи, тем более, что есть способы отдыхать, гораздо более эффективные, чем сон. И вовсе не обязательно даже закрывать глаза. Я не мог все это ясно сформулировать, и мне оставалось только недоумевать, как они сами не понимают. Взрослые ведь всегда очень умные и все знают... А тут - совершенно очевидные и такие простые вещи.
Я лежал и вспоминал большого дядю, который умер когда-то давным-давно в комнате с грязно-салатовыми стенами и стулом из светлого дерева. Меня тогда еще не было и не могло быть, потому что был он. Я видел ту комнату его глазами, но думать о нем как о себе не мог. Он - это был он, я - это есть я. Совсем разные люди. Было "что-то", что являлось общим, и для этого "чего-то" я был как бы продолжением того давным-давно умершего человека. Я явственно ощущал это, но объяснить...
Объяснить даже себе самому я ничего не умел. Да и какие могут быть объяснения у четырехлетнего ребенка? И потом - зачем? Кроме того, я почему-то боялся, мне казалось, что рассказывать об "этом" взрослым просто-напросто опасно.
Я мог только знать, что жил дядя, который умер. Теперь вместо того дяди живу я. Я, возможно, тоже умру, когда стану дядей. И "что-то", жившее раньше в умершем дяде, а сейчас живущее во мне, будет жить в ком-то следующем. Но может случиться так, что я не смогу умереть. Тогда что-то закончится. Однако я не знал, что сделается в этом случае с "чем-то" - общим для длинной цепочки людей, в конце которой был тот дядя, и теперь вот - я.
