Думаю, эти способности сознания надо не объединять, а поставить через запятую, просто перечислив в описании как его свойства.
Тем не менее, Франк их объединяет:
«Сознание в этом смысле есть, следовательно, поток актуальных переживаний, как таковых» (Там же, с. 189).
Оставлю, как есть. Задам только один вопрос. Вот Франк, чтобы доказать это свое утверждение, сказал: «если я представляю себе Наполеона». Можно ли считать представление, то есть образ Наполеона, «актуальным переживанием»? То есть действием? Вопрос без ответа. Франк его обошел или не заметил. Поэтому проследую за ним к описанию следующего наблюдения над сознанием:
«С другой стороны, под «сознанием» я могу разуметь не только актуально переживаемое как таковое, но и то, к чему оно относится, на что оно указывает вне себя» (Там же, с. 189).
Не менее дикое заявление, чем исходное. Как можно отнести к вещи то, что вне ее? Как можно считать город частью вывески или дорожного указателя, которые на него указывают? Явно ощущается, что Франк здесь задумал что-то хитрое, из разряда как перехитрить самого себя:
«Все «данное», как было указано, дано на почве не данного, «имеющегося»; картина «данного» естественно связана со своим продолжением — с неданным безграничным фоном; содержание, актуально заполняющее сознание в каждый данный момент, непрерывно слито с тем, что находится за его пределами, и потому сразу и непосредственно воспринимается не как таковое, не как только имманентное содержание, а как знак отсутствующего «иного». Одновременно и непосредственно вместе с восприятием «данного» мы имеем неданное, и эта связь так тесна, что нужна трудная работа анализа, чтобы отделить, например, образ письменного стола, в данный момент конкретно стоящий в моем сознании, от не-данного мне «стола» как длительной реальной вещи, не вмещающейся ни в какой образ, ибо стол как непрерывную длительную реальность я потенциально имею непосредственно и в тот же момент, когда мне актуально дан текучий "образ стола", изменяющийся или исчезающий с каждым поворотом головы.
Поэтому столь же естественно, как первое понятие сознания, нам навязывается и второе его понятие, согласно которому в состав сознания входит не только актуально данное как таковое, но вместе с ним и все содержания, потенциально доступные сознанию» (Там же, с. 189–190).
Да-а… Так и хочется распахнуть дверь и крикнуть: Анализ, заходи! Вот так просто без бутылочки вина, распитой на пару с Декартом, и не разобраться. Кстати, это крутое философское словечко «актуальный» тоже заимствовано из французского. Actuel — это может быть современный. Явно не то. Может быть насущный, тоже как-то слабо. А вот основное значение — действенный, прямо читается в самой основе слова: акт — действие, движение. Сказать: «содержание, актуально заполняющее сознание», значит, сказать: содержание сознания составляют действия. Но если над этим задуматься, то станет очевидно, что сознание при этом само не есть действие, а есть то, что их вмещает и содержит. Но это мог бы увидеть носитель «наивного сознания». А философы не наивные, они многобитые. Они помнят, с чего все началось.
И если не учитывать, с чего все началось для Франка, всех этих его мучений и самоистязаний с тем, как увязать не увязываемое и примирить непримиримое, вообще не понять. Почему-то это свое исходное основание всех рассуждений он упрятал чуть не в самый конец сочинения. Наверное, потому, что писал только для своих, кто принял это исходное как символ веры и сомнения не допустит. Строгая философия — это когда строго для своих!
«За исходную точку рассуждения мы берем декартово Cogito ergo sum. <… >
Мы имеем здесь классическую формулу идеализма: абсолютно достоверно сознание, и только одно сознание» (Там же, с. 204–205).
Декарт говорит: мыслю, — философы понимают сознание… А кто не с нами, тот — наивный! Почему? Потому что ему, наверное, проще жить, он столько не мучался.
Вот и пример, в котором Франк поясняет свое второе «понятие» сознания, откровенно показывает, что наивно-научное мышление сознание от мысли не отличает.
«Моя мысль свободно облетает все мироздание, погружается в отдаленное прошлое, гадает о будущем; нет ничего на свете, что было бы ей абсолютно недоступно. Не есть ли поэтому все на свете также ее достояние, не входит ли все мыслимое вообще в состав сознания?» (Там же, с. 190).
Как в одном предложении у него совмещается: и все на свете и все мыслимое? И вещи и их образы.
Думаю, оно не совмещается, оно еще не расторжимо, оно еще цельно, как исходный клубок, в который и сплелись все понятия о сознании, складывающиеся из наблюдений еще в том самом «наивном», то есть обычном сознании. И именно сейчас, на наших глазах, философ бьется за их разделение и различение. И я намеренно показываю его труд, как мучительный и очень запутанный, чтобы вы почувствовали, что вычленение понятий из начальной мглы так же сложно для мудрецов, как для мифологических героев отделение неба от земли.
Благодаря усилиям таких, как Франк, мы сейчас знаем, что сознание действительно хранит не только образы «актов», то есть какие-то действия, но и образы вещей, включая образ мира. А все мыслимое действительно входит в него. А при этом его вопрос о «составе сознания», им самим вряд ли осознанный, становится вполне оправданным. У сознания есть Состав или Устройство, одна из частей которого и есть образ мира. Другая, к примеру, образ себя. Но всего этого еще нет в Образе Сознания Семена Людвиговича Франка, он лишь создает этот состав, как птица, бьющаяся в паутине слов и наблюдений. Он лишь пахтает безобразную материю сознания, сбивая ее в понятия. И пока они еще неточны и неясны, но они позволяют с ним спорить, говоря, где он не прав. Так рождается истина о сознании.
«Сознание «большое» и «малое» — как мы могли бы их назвать — суть как бы два круга, из которых меньший помещается внутри большого.
При этом содержания меньшего круга, вмещаясь в него, то есть будучи имманентным ему, в качестве актуальных переживаний, — в качестве содержаний знания необходимо мыслятся вошедшими в него из "большого круга" и уходящим назад в последний; и помимо этих содержаний, в составе большого круга мыслится еще безграничная полнота вех остальных содержаний, не проступающих из него в "малый круг"» (Там же, с. 191).
Что получается? Определенно, есть то «большое» сознание, в котором хранятся образы всего мыслимого. И есть какое-то «малое» сознание, которое действует, переживая воспринятое и осознавая его. Думаю, именно к нему относится понятие «интенциональности», которым болеет в это время и русская, и европейская психология. И Франк болеет. Он точно забывает то, что только что сам нашел, но никогда не забывает, что нашел Гуссерль.
«Сознание, по существу, есть «интенционалъностъ», переживание, состоящее не в какой-либо простой наличности известных отграниченных состояний, а в направленности на иное, запредельное.
Различие между сознанием как совокупностью актуальных переживаний и вне его стоящим предметным бытием уже произведено и опирается на единственно возможное первичное понятие сознания как направленности» (Там же, с. 195).
Почему единственно возможное? Вот я беру и понимаю сознание как, к примеру, воспринимающую среду. Значит, возможно и иное. Почему Франк пишет так? А он, как полагается настоящему философу, не договаривает того, что свои обязаны понимать. Книга-то писана не для любого. Тайным языком писана. Для приобщенных. Вот это и опущено: опирается на единственно возможное для профессионального философа понятие сознания! Если ты наш, то делай философию, а не сознание исследуй!
Но что же все-таки при этом это «малое» сознание, которое не есть образы и содержания, но создает их? И что Декарт описал не очень точным выражением: я мыслю? А точнее, я заглядываю в себя и осознаю, что я мыслю.
«Сознание в этом смысле есть не «круг» — все равно, «малый» или «большой», — а скорее сравнимо с пучком лучей, который, исходя из одной точки, расширяется в безграничность, и, ничего не замыкая в себе, потенциально все захватывает» (Там же, с. 195–196).
Вот и опять появляется в русской философии Карповский образ сознания, как света. Для Франка, он, правда, не столь определенен, не более, чем способ описывать какие-то качества сознания. Но без такого способа, похоже, описать сознание полноценно не удается, и, значит, к нему стоило бы вернуться и исследовать. Впрочем, это уже не вопрос к Франку.
