В этой точке моей жизни я действительно думаю, я была моим умом.
Не было разделения между потоком мыслей, который постоянно мчался в моей голове, и моим существом.
У меня не было чувства сознания, я знала только мои мысли.
Но после этого опыта я начала понимать, что есть гораздо больше "меня", чем я думаю.
Несколькими днями позже во время стадии катарсиса у меня было другое переживание: я чувствовала, что мое тело не "мое".
Мое тело согнулось и стало как у горбуна.
Мое лицо изменилось, но мой рот оставался открытым, мои глаза странным образом смотрели в стороны.
Вся моя левая половина, как будто закостенела, и из моего рта вырывались странные звуки, как будто я не умела говорить.
Я скорчилась в углу, и у меня было чувство, что меня не понимают, но самым сильным было чувство любви.
Чувство любви окружало это "существо", которое было моим телом.
Я чувствовала себя мужчиной, и этот изуродованный мужчина был полон огромной любви, полон такой мягкости, свежести, что это был прекрасный и очень тронувший меня опыт.
Мне не нужны были никакие объяснения, так как снова я чувствовала себя отделенной; как будто я наблюдала, и у меня не было страха, потому что, каким-то странным образом, это чувствовалось естественным.
Однако я не упоминала об этом никому и поделилась только годы спустя, так как боялась, что меня сочтут сумасшедшей.
Третья стадия заключается в том, что вы прыгаете, руки подняты в воздух, и вы кричите: "Ху! Ху в течение десяти минут, потом раздается крик "СТОП", и вы останавливаетесь в точности в том положении, в котором вы находитесь.
В этой четвертой стадии медитация происходит сама по себе.
Ничего не нужно делать.
В последней стадии вы танцуете, празднуя, и это тоже случается само.
Я делала Динамическую каждый вечер в течение шести месяцев.
Но я была поймана уже после нескольких первых раз.
Я выходила из медитационного центра в полном блаженстве как будто я была под действием какого-то наркотика.
Белл стрит одна из самых ужасных частей Лондона.
Она находится в стороне от Харроу роуд и на пути посадки самолетов.
Постоянно движение грузовиков и тяжелых машин.
Это недалеко от Паддингтонской станции железной дороги и здания из красного кирпича, расположенные здесь, старые и уродливые.
Я выходила в этот мрачный хаос уличного движения и серого цвета и говорила: "Это все так прекрасно".
В то же время это было первый раз в моей жизни, когда я куда-то приходила вовремя.
Каждый день, проезжая через Паддингтон, ровно в шесть часов, я говорила себе:
"Что со мной случилось, я, должно быть, сошла с ума.
Что происходит со мной?
Я никогда не приходила вовремя в своей жизни, ни в школу, ни на работу, ни на свидания".
Санньяса в те дни состояла из трех маленьких соглашений.
Одно - это было носить малу, которая представляет собой ожерелье из 108 деревянных бусин с пластиковым медальоном, в котором находится фотография Ошо.
Малы (без медальона) носили в Индии традиционные санньясины в течение тысяч лет.
Все время также надо было носить оранжевую одежду, и давалось новое имя на санскрите, которое заменяло старое и было свободно от ассоциаций, связанных с ним.
Я была в шоке, когда я увидела в Индии своих первых "традиционных санньясинов".
Они были одеты в точности как я: в оранжевое и малу, и я могла понять, каким ударом для них было видеть западного человека (особенно женщину), одетого как один из их "святых".
Традиционный санньясин отверг мир, и, обычно, это был старый человек, конечно, это не могла быть женщина, и его никогда нельзя было увидеть с женщиной.
Мы не носим больше этот цвет или малу сейчас (когда я пишу эту книгу!).
Видимо, "работа" сделана.
Желание одеваться в оранжевое ко мне пришло естественно; я даже не осознала, что это одно из "правил".
Мала стала необходимостью, без нее я все время чувствовала, как будто я что-то потеряла.
Это начало происходить вскоре после того, как я начала медитировать.
Я задыхалась и хваталась руками за грудь, как будто я потеряла ожерелье.
Это становилось уже неудобным, так как это происходило в любом месте и в любое время.
В конце концов, я подумала: "Черт, я должна добыть одно из этих ожерелий".
Санньясины, которых я встречала в центре, не привлекали меня как личности.
Например, я никогда раньше не встречала женщину, которая не была бы накрашена, а здесь были эти женщины с бледными лицами, с мягкой белой кожей и длинными бесформенными прическами.
И мужчины выглядели очень женственными для меня.
Они не были похожи на людей, которых я хотела бы привести домой и представить любому из моих друзей.
Однако они привлекали меня, я не понимала чем, и я проводила все больше и больше времени в медитационном центре, и ходила все меньше и меньше на вечеринки с моими друзьями.
Была одна женщина, которую я видела каждый вечер в круглом белом туннеле, она сидела и вязала разноцветный шарф с национальным орнаментом.
Она не была санньясинкой, и я узнала, что за ее очень привлекательным лицом и увлечением афганской одеждой и тибетскими ботинками скрывается очень преуспевающая деловая женщина и адвокат.
Ее имя было Сью Апплтон, вскоре оно заменится на Анандо.
Я даже в малейшей степени не подозревала, что наши жизни переплетутся также многоцветно, как нити в ее национальном орнаменте.
Я встретила другую женщину, которую звали Сьюзан, вскоре ее имя заменилось на Савиту.
Она занималась счетами, и ее простой, домашний вид хорошо маскировал ее, потому что именно она сыграла основную роль в разрушении многих жизней.
Ее талант к цифрам даст ей доступ к миллионам долларов и сделает ее преступницей.
Мы делали группу вместе в сельском доме в Суффолке.
Во время группы у нас не было контактов, но в самом конце, в темноте, нам сказали, чтобы мы сняли свою одежду и положили ее в угол комнаты.
Затем нам нужно было взять что-то из кучи одежды и надеть на себя.
Когда зажегся свет, на ней была моя одежда, а на мне ее.
Мы настороженно взглянули друг на друга, и я чувствовала себя странно: как будто против своей воли, в результате церемонии мы стали братьями по крови.
Связь, которой мне не пришлось гордиться.
Для меня случилось так, что медитации не только приносили мне огромную радость, но я постепенно начала осознавать, что то, что я знала, теряет свое значение для меня.
В то время как раньше походы в ночные клубы или на вечера с друзьями заставляли меня трепетать от волнения, сейчас я замечала, что все эти лица, для которых я одевалась, были пустыми и мертвыми.
Даже богатейшие люди выглядели, как будто у них ничего нет.
Мои друзья-интеллектуалы затевали огромную дискуссию, при этом они неопределенно смотрели через плечо человека, с которым разговаривали.
Однажды, разговаривая с одним другом на открытии одной из его картинных галерей, я заметила, что хотя он разговаривает, он не здесь!
Никого не было дома за его глазами!
Он даже не заметил, когда я прекратила говорить и уставилась на него в удивлении.
Все выглядело фальшивым.
Я исписывала страницы и страницы, спрашивая Ошо: "Почему нет ничего настоящего?"
К счастью, у меня хватило ума не посылать большинство своих писем.
Это было начало, дни, когда все было очень взбаламучено, потому что когда я впервые начала смотреть на свою жизнь и людей вокруг меня, это было тяжело.
Я действительно видела некоторые вещи, которые пугали.
Так что во время этих первых месяцев занятий медитацией, очень многое открылось.
Очень многое я увидела впервые.
Динамическая медитация пробуждает жизненную энергию и дает свежесть и ясность глазам ищущего.
Я работала секретарем два дня в неделю у нескольких фотографов мод и их друга художника, который всегда одевался в голубое, и жил со своей, облаченной в голубое, женой, и одетым в голубое ребенком, в голубом доме, с голубыми коврами, голубой мебелью и голубыми картинами на голубых стенах.
Когда я начала носить только оранжевую одежду, он подумал, что я сошла с ума!
Он позвонил фотографам, и они начали обсуждать меня, они волновались, что я сойду с ума, потому что я медитирую.
Они сказали мне, что из всех людей, которых они знают, мне не надо медитировать.
"Ты выглядишь всегда такой счастливой и расслабленной", - говорили они.
Двое других друзей отозвали меня в сторонку и с серьезными лицами спросили меня, принимаю ли я сильные наркотики.
"Нет, я медитирую", - ответила я.
Я работала у одного актера раз в неделю, он говорил, что я его личный ассистент.
То, что я на самом деле делала, заключалось в том, что я слушала, когда он говорил.
