И вот еще что: стремление сообщить о своих ощущениях предполагает, что участник разговора признает существование индивидуумов, похожих на него самого, и полагает, что усилия по высказыванию своих мыслей могут быть оценены по достоинству. Летучие мыши на это не способны. Что бы это ни означало – быть одной из них, ощущение этого не предполагает осведомленности о существовании других индивидуумов, которым описание могло бы быть интересно или хотя бы доступно. Поэтому, кроме писка, который помогает летучим мышам ориентироваться в пространстве, они не издают никаких звуков.
Но даже если благодаря какому-то невероятному чуду летучие мыши могли бы сообщить нам, что означает быть одной из них, нам, скорее всего, не удалось бы отличить одно сообщение от другого. И причина этого очень проста: осознание себя летучей мышью является настолько элементарным и однозначным, что оно оставляет мало пространства для индивидуальности. Другими словами, прослушав одну летучую мышь, вам покажется, что вы прослушали их всех. А вот сборник Дженни Мэнсон не таков. Хотя сообщения о том, что значит быть человеком, являются узнаваемыми, и любое из них было бы в большей или меньшей степени понятно и доступно человеку, жившему пятьсот лет тому назад, неоспоримым остается тот факт, что эти личные откровения существенно отличаются друг от друга и способны заинтересовать каждого из нас.
Часть I
Изложение (возраст 14–39 лет)
Я не совсем уверен, что это означает. Я полагаю, что проблема заключается в том, что я не очень много думал об этом. Неисследованная жизнь не считается достойной. Я всегда чувствовал, что в этом смысле у меня все в порядке. Мне всегда казалось, что я обдумываю жизненные вопросы более чем достаточно. Будучи интровертом, я вижу, как другие люди вокруг меня ведут свободный на вид образ жизни, пока я спокойно наблюдаю и раздумываю над всем этим. Возможно, все дело в том, что я просто спокойный. Получается, что если все это время я потратил на обдумывание, то я легко могу ответить на вопрос, касающийся моей сущности. Но я не могу.
Являюсь ли я совокупностью своих поступков и манер? Может ли кто-то зафиксировать мои реакции, чтобы иметь возможность воссоздать меня? Или моей фактической сущностью является мой образ мыслей? Если бы я записывал внутренние разговоры, которые происходят у меня в голове каждый день, достаточно ли будет этого для другого человека, чтобы он понял, что означает быть мной? Кроме того, как другой человек может понять меня, не зная моей предыстории или моих воспоминаний? Все это так или иначе можно считать внешним проявлением моего «Я». Мои поступки, чувства, воспоминания предъявляют себя мне, и мое «Я» реагирует на них.
Что же тогда остается, что же формирует меня, если вычесть все эти вещи? Вот каков основной вопрос, не так ли? И я боюсь, что на самом деле я не так уж много об этом думаю. Для научного подхода у меня недостаточно терпения, я не задаю вопросы, которые, как мне кажется, не имеют ответов. Я не согласен с идеей, что получение ответа не является конечной целью. Но это, как я полагаю, тоже относится к части моего «Я». Поэтому мне оказалось непросто предложить какие-то идеи для данного проекта. Мне трудно решить, что стоит счесть повседневными мелочами, о которых не следует упоминать, а что является ключевой темой, требующей исследования.
В итоге я решил просто начать писать и посмотреть, куда приведут меня мысли…
Я думаю начать с истории, которую часто вспоминаю. Еще во времена учебы в университете я играл с тесным кругом друзей в игру, которая казалась мне довольно интересной. Мне часто хотелось снова поиграть в нее со своими теперешними друзьями. Игра начинается с того, что все участники садятся в круг. Затем они делают вид, что один человек покинул комнату. После этого все по очереди говорят об этом человеке. Каждый может сказать все, что пожелает. Например, как они относятся к нему, что в нем их раздражает или что они думают о его будущем. Смысл заключается в том, что каждый должен постараться не подвергать себя цензуре. Человеку, о котором идет речь, требуется хранить абсолютное молчание.
Возможно, непросто найти достаточное количество близких друзей, которые пользуются полным доверием, и обнаружить в себе достаточно смелости, чтобы играть в подобную игру сейчас. Мы все учились в университете. Каждый из нас впервые оказался вдали от дома, и все в жизни выглядело новым и увлекательным. Мы все начинали по-новому воспринимать жизнь. Я думаю, в такой насыщенной и бурлящей атмосфере дружеские отношения формируются так, как никогда в жизни. Мы до сих пор остались очень близкими друзьями. В ту ночь, когда мы играли в эту игру, у нас, по всей видимости, появилось еще одно новое удовольствие – алкоголь.
Чаще всего мои воспоминания о той ночи сводятся к чувству самовлюбленности, которое возникло у меня от услышанных представлений обо мне, высказанных безо всякой цензуры моими друзьями. Кому не хотелось бы стать мухой, сидящей на стене, чтобы подслушать, что говорят о вас люди? Это было своеобразным извращением. Я забыл многое из того, что было сказано. Группа пришла тогда к единогласному заключению, что я весьма консервативен в своих решениях. Под этим они подразумевали то обстоятельство, что я не использовал предоставленные мне шансы, двигался очень осторожно и слишком тщательно планировал свою жизнь. Я помню, что мне это не очень понравилось. В то время мне казалось, что они ошибаются.
Я не помню когда, но в какой-то момент я начал понимать, что это действительно может быть правдой. И хотя жизнь без риска является не самым плохим вариантом, я стал рассматривать ее как нечто, требующее перемен. Будет слишком драматично сказать, что тот момент стал для меня переломным. Тем не менее у меня остались довольно сильные воспоминания об игре. Иногда мне хотелось бы узнать, вспоминает ли о ней еще кто-нибудь из участников. Когда я думаю о своей жизни и о принятых решениях, я часто излагаю факты, чтобы выделить риски, которые я принял на себя, отказавшись от безопасного выбора. Создается впечатление, будто мне приходится доказывать самому себе и другим, если они спросят, что я действительно преодолел это препятствие. Что вы скажете о рискованном деловом решении работать в небольшой молодой компании, или о мужественном решении получить развод, или о сумасшедшем рывке через Атлантику? Разве это не доказывает, что я являюсь отважным любителем риска?
Почему я до сих пор помню эту студенческую игру? В университете я, безусловно, получил и другие не менее откровенные и увлекательные впечатления. Однако по какой-то необъяснимой причине именно эта игра стала для меня тем воспоминанием, которое легко и часто всплывает у меня в голове. Возможно, другие люди, присутствовавшие в ту ночь, не вспоминают ее с такой же страстью. Бывает, что два человека живут параллельной жизнью, но сохраняют совершенно разные воспоминания. Этот факт, связанный с памятью, кажется мне очень интересным. То, что люди инстинктивно запоминают, является бесконечно более интересным, чем сами воспоминания. Почему люди запоминают именно то, что они запоминают? Как это их характеризует? Эти вопросы я тоже стараюсь не задавать и не обдумывать.
Мое первое воспоминание относится к тому времени, когда мне было четыре года. Я точно не помню своего тогдашнего возраста; скорее, это мои родители определили, что мне тогда было именно четыре. Воспоминание очень смутное. Оно касается поездки в отпуск с родителями и их друзьями на Кейп-Код. В памяти всплывает игра, затеянная старшими детьми на заднем дворе. Сегодня я не уверен, является ли это воспоминание реальным, или оно появилось у меня вследствие последующих обсуждений. В нем нет ничего выдающегося, просто оно оказалось первым. В то же самое время я помню, как отец нес меня на своей спине, так как я боялся утонуть. Территория Кейп-Кода, на которой мы отдыхали, известна сильнейшими приливами и отливами. Начался отлив, и мы искали морских моллюсков. Я помню, что неожиданно для отца прекратил поиск моллюсков, так как испугался, что может набежать приливная волна и мы утонем.
Мне трудно сказать, какие детские воспоминания являются самыми выразительными. Самое большее, что я могу сделать, это пройтись по этапам своей биографии и посмотреть, что всплывет в памяти. Пока мне не исполнилось девять, мы обитали в небольшой квартире. Я вспоминаю те годы как жизнь в изоляции. В окружении было мало детей подходящего возраста. Мой единственный друг был немного старше и командовал мной. Несколько важных событий тех лет, проведенных в квартире, легко всплывают в памяти.
Я выстраиваю в ряд маленькие игрушечные машинки, чтобы устроить гонки. Затем я двигаю их строем по коридору, пока они не останавливаются – получается стоп-кадр гонки в определенной точке. Потом я снова привожу их в движение, и они катятся дальше по коридору, обгоняя друг друга – пока не останавливаются, и не получается новый стоп-кадр. Я продолжаю делать это до тех пор, пока гонка не заканчивается.