Лариса Ренар - Эликсир любви

– Знаешь, как ни смешно, но я действительно чувствую себя лучше.

– Я рада, по крайней мере, вести машину ты теперь точно сможешь. – Наконец-то мы вышли из здания аэропорта и направились на стоянку. На улице было совсем темно, и лишь огромный диск Луны с сочувствием наблюдал за нами.

– Смогу, – согласилась Карина, открывая машину. – Даже не верится, что уже ночь. Да еще и полнолуние, – подняв голову, заметила она. – Самое время для таких потрясений. Подумать только, я приехала сюда утром счастливой женщиной, а уезжаю – обманутой женой.

1906

– Подумать только, еще утром я проснулась абсолютно счастливой: любимый муж, маленький сын – и вот теперь все рухнуло в один момент, – прошептала Анна, опять заливаясь слезами.

– Ну хватит распускать нюни, пора действовать! – Тетушка обняла Аннушку и повернулась ко мне. – Варя, иди переоденься с дороги, и будем пить чай. Я попросила приготовить для тебя твою любимую спальню.

Поднявшись в спальню, я с радостью вдохнула такой родной запах жасмина, в лепестках которого тетушка хранила постельное белье, и, быстро переодевшись, спустилась в столовую. Войдя, я застала странную картину. Аннушка все так же рыдала в три ручья, держа в ладонях стакан воды, слезы капали в стакан, она приговаривала:

Держа стакан, как драгоценность, Аннушка вышла во двор и вылила воду в весенний ручей.

– Тетушка, что она делает? – спросила я.

– Я думаю, ты помнишь, что стихия воды символизирует эмоции. И когда нам очень плохо, негативные эмоции выходят со слезами. Поэтому так важно дать волю слезам и не сдерживать себя, иначе эмоции останутся в теле и начнут разрушать тебя изнутри. Когда уходит любимый человек, нужно обязательно прорыдаться и прокричаться. Недаром у древних были плакальщицы, помогающие человеку заплакать, чтобы растопить комок боли и освободиться от нее.

Недельку порыдаешь, и станет легче, – ласково посмотрев на вернувшуюся Аннушку, заметила тетушка. – Но важно не только рыдать, но и рассказывать кому-то о своей боли. Лучше принять боль, раствориться в ней и пройти сквозь нее.

– Мне кажется, что я умираю, что от меня отрезали кусочек меня, что в груди у меня зияющая пустота, – прошептала Аннушка, опять начиная плакать.

2006

– Мне кажется, что я умираю, что от меня отрезали кусочек меня, что в груди у меня зияющая пустота. – ведя машину, Карина то успокаивалась, то начинала всхлипывать с новой силой, и тогда мы останавливались и ждали, пока рыдания прекратятся. И когда наконец доехали до Карининой квартиры на Комсомольском проспекте, я тут же бросилась к чемодану доставать найденные во Франции дневники моей прабабушки – кладезь женских знаний и мудрости. То, что я прочитала, очень напоминало Каринину ситуацию, несмотря на то, что этих двух женщин разделяли столетия. Но мужчины не меняются, и вновь, и вновь мы сталкиваемся с теми же проблемами, которые волновали и наших прабабушек. Прочитав, что в такой ситуации необходимо что-то сделать с болью, я вспомнила про одну из практик Ошо.

– Карина, давай мы сделаем практику Ошо, она называется «Мистическая роза» и помогает освободиться от невыносимой боли. Мне кажется, что сейчас это единственное, что может помочь.

– И что нужно делать?

– Нужно плакать в течение получаса, потом полчаса – смеяться, а потом – полчаса находиться в молчании.

– Я, по-моему, все эти пять часов только и делала, что рыдала.

– Да, ты рыдала, но ты не шла внутрь боли, не проходила до конца и поэтому не чувствовала освобождения.

– А смеяться зачем?

– Смех убирает всю невысказанную злость, всю агрессию. Искренне смеяться может только свободный человек, потому что если он зажат и напряжен – он не смеется, а выдавливает звуки. И смех лучше всего помогает освободиться от напряжения, вызванного утратой. Негативные эмоции блокируют энергию и лишают сил, которые так необходимы именно сейчас, чтобы справиться со всей этой болью, и когда ты заставляешь себя смеяться, то напряжение и оцепенение, сковавшие твою душу и тело, разбиваются смехом и отпускают.

– Соседи подумают, что я сошла с ума, – выслушав меня, произнесла Карина.

– Пусть думают, сейчас это не важно.

– Знаешь, мне так муторно, что я уже на все согласна – рыдать, смеяться, рвать на себе волосы.

– Волосы рвать не надо, а вот музыку лучше включить. Я как раз в знаменитом парижском «Будда-баре» купила диск. Мне кажется, он подойдет.

Мы включили музыку и зажгли свечку, приготовив пачку бумажных платков.

– Закрой глаза, сделай вдох и вспомни, что он предал тебя, как он отворачивался от тебя, когда ты молила о любви, как он оставлял тебя, когда ты больше всего в нем нуждалась, вспомни, как он предавал тебя, как лгал тебе, как вновь уходил, оставляя тебя в одиночестве. Плачь, как ты никогда не плакала, голоси, не скрывая своей боли, выражая ее, помогая себе голосом.

Я плакала вместе с Кариной, вспоминая все предательства мужчин, все свои обиды, все разочарования.

– Плачь, оплакивая свою растоптанную любовь. Плачь, оплакивая те годы, что ты хотела быть любимой, ты просто молила о любви, и что получала взамен… – Я все говорила и говорила, вспоминая слова из прабабушкиного дневника: «Иди в глубь боли, иди в самую сердцевину боли, иди за нее, не бойся, больнее уже не будет. Почувствуй эту боль внутри себя, почувствуй, будто внутри у тебя черная дыра. Сделай вдох и на выдохе почувствуй, как эта черная дыра расширяется, становясь все больше и больше. И вот она становится размером с тебя и больше тебя, размером с комнату, размером с город, размером со Вселенную, поглощая тебя, и ты словно становишься эпицентром этой черной дыры, эпицентром боли, пульсирующей звездой в центре черной дыры, в которую все входит и трансформируется, ты идешь в глубь нее, проходишь сквозь боль, идешь за нее. Дыши животом и открытым ртом и иди внутрь этой боли, вспоминая, как он тебя предал, как он отвернулся от тебя в тот момент, когда ты больше всего нуждалась в его поддержке, как он прятал глаза, возвращаясь домой, как холодно с тобой говорил, как одергивал руку, касаясь тебя. Иди в эту боль, иди сквозь нее, иди за нее».

Карина рыдала так сильно, что у меня сжималась сердце, и я физически чувствовала, как она идет в эпицентр своей боли. И я шла за ней, поддерживая ее и помогая ей. Я смотрела, как секунды превращались в минуты и как минутная стрелка отсчитывала мгновения нашей боли, и вот уже прошло десять минут, и вот уже прошло двадцать минут.

– Плачь, жалея себя, плачь, вспоминая унижение и одиночество, вспоминая его холодный взгляд, его слова, вспоминай свою беспомощность, как ты не могла защитить себя.

Мы рыдали и рыдали, пока не прошло полчаса, каждая плакала о своем – Карина о предательстве Антона, а я о Карине. В какой-то момент я почувствовала, как она превратилась в плотный пульсирующий комок боли, и вдруг ее отпустило. Это было похоже на глоток воздуха после удушья, на луч света в темноте отчаяния. Словно нарыв, мучавший так долго, наконец-то прорвался и наступило облегчение.

Я открыла глаза и посмотрела на Карину. Она выглядела немного испуганной, но в то же время более спокойной.

– А теперь смеемся. – И я начала заливисто хохотать. Каринка тоже открыла глаза и посмотрела на меня.

– Какие же мы дуры, что так убиваемся по мужикам. Ха-ха, это же они не знают, куда еще им всунуть свою пиписку, ха-ха, а мы вот дуры, рыдаем.

Смеяться было намного труднее, но мы честно старались.

– Каринка, смеемся, – подбадривала я. – Через смех выходит вся агрессия, все самое пакостное. Еще двадцать минут смеяться. Вспоминай его бегающие глазки, его нелепые оправдания. Смеемся. – Мы катались по полу, смеясь так, как смеялись в глубоком детстве. Животы уже болели, но мы показывали друг другу палец и заливались опять.

– Еще десять минут, и все! – посмотрев на часы, объявила я.

– О нет, – взмолилась Карина, – я больше не могу.

– А кто говорил, что будет легко?

– Нас отправят в сумасшедший дом!

– Отправят, если не сделать это, а так – смеемся!

Минутная стрелка двигалась, словно приклеенная. Казалось, что полчаса тянутся вечность. Мы откашливались и начинали смеяться снова. Наконец-то полчаса прошли.

– А теперь молчим полчаса. – И мы с чувством выполненного долга легли на ковер.

Я смотрела на огромный диск Луны, заглядывающий в окна. Каринка, видимо, тоже смотрела на него, потому что через минуту я услышала, как она пробормотала:

– Осталось еще только повыть на Луну, и все – палата в сумасшедшем доме нам точно обеспечена.