Таким образом, в Индии всегда господствовала величественная идея религиозной свободы, величественная потому, что свобода – первое условие духовного развития. Это следует всегда помнить. То, чему вы не даете свободы, никогда не вырастет. Идея, что вы можете помогать росту других, всегда направляя их, руководя ими и сохраняя по отношению к ним роль учителя, – чистая нелепость, опасная ложь, замедляющая в этом мире рост миллиардов человеческих существ. Дайте людям свет свободы. Это единственное условие роста.
В нашей стране мы пользуемся полной свободой в духовном отношении, и оттого даже теперь у нас вы встретите громадную силу религиозного убеждения. Вы обеспечиваете свободу в социальном отношении и имеете совершенное общественное устройство, мы не предоставили никакой свободы проявлению социальных чувств, и наше общество корчится в судорогах. Но вы не давали свободы в религиозных вещах. Огнем и мечом вы поражали ее, и в результате получилось, что в европейском уме религия заглохла и выродилась. В Индии мы должны снять кандалы с общества, а в Европе – с духовного развития. Когда мы придем к убеждению, что позади всякого развития – духовного, нравственного и общественного – есть единство, что все они – одно целое и что религия должна объединять общество, охватывать всю нашу повседневную жизнь, тогда начнется быстрый прогресс. Такое убеждение есть религия в полном значении этого слова. Из объяснений веданты вы поймете, что все ваши науки – тоже проявления религии, так же как и все, что существует в этом мире.
Мы видим, что все различные науки могли быть созданы только при свободе мировоззрения и что в прежнее время были два мнения, постепенно выросших из веданты: одно, о котором я только что говорил вам, – направление материалистов, или отрицателей, и другое, позитивное по своей сути, к рассмотрению которого мы и перейдем. Вот еще один в высшей степени удивительный факт, с которым можно встретиться в каждом обществе. Представьте себе, что в обществе обнаружилось какое-нибудь злоупотребление. Тотчас найдется компания людей, которые начнут преследовать нарушителей карательными мерами, причем сами нередко превратятся в фанатиков. Их вы найдете во всяком обществе, и женщины, как особенно импульсивные по природе, часто присоединяются к ним со своими воплями. Каждый фанатик, начинающий отвергать что-нибудь, находит всегда последователя, потому что разрушать легко; даже сумасшедший может разбить что угодно, но ему очень трудно что-нибудь создать. Такие общества отрицателей существуют во всех странах в той или другой форме, и они думают, что способны исправить этот мир только силой отрицания и обнаружения зла. Они приносят некоторую пользу, со своей точки зрения, но гораздо больше приносят вреда, потому что ничто не делается в один момент. Социальное устройство создавалось не в один день, и произвести изменения – значит устранить причины негативных явлений. Предположим, что существует какое-нибудь зло. Простым отрицанием вы ничего не сделаете. Вы должны направлять ваши усилия на источник, корень зла, и прежде всего найти его причины; тогда все следствие исчезнет само собой. Все же вопли не приведут ни к чему, кроме несчастий. В Индии всегда были люди другого рода, сердца которых были полны сочувствия и которые понимали, что мы должны искать глубинные причины несовершенства. Это были великие святые. Все великие учителя мира заявляли, что они пришли не разрушать, но дополнять. Долго этого не понимали, думали, что те просто не осмеливались говорить и делать то, что считали правильным. Но это не так. Фанатики плохо понимают бесконечную силу любви, которая была в сердцах этих великих мудрецов. Они смотрели на всех людей как на своих детей, были действительными отцами, действительными богами, полными бесконечного милосердия, симпатии и терпения к каждому, действительно готовы были терпеть и переносить. Они знали, сколько еще нужно расти обществу, и терпеливо, медленно, уверенно шли вперед, применяя свои лекарства, не преследуя и не пугая людей, но осторожно и ласково ведя их за собой шаг за шагом. Таковы были мудрецы, создавшие Упанишады. Они хорошо знали, что старые идеи о Боге не согласовались с ушедшими вперед нравственными идеалами нового времени, превосходно понимали, что часть истины, или, скорее, зародыш ее, есть даже в идеях атеистов, но знали также, что те, кто хочет разорвать связующую нить, – думают строить новое общество на воздухе и наверняка потерпят неудачу. Мы никогда не создаем ничего нового, но только изменяем положение вещей; семя же вырастает в дерево само. Итак, мы должны осторожно и терпеливо направлять энергию общества к истине, дополняя истину существующую, а не стараясь создавать новую. Таким образом, вместо того, чтобы отвергать старые идеи о Боге, как несоответствующие современности, создатели Упанишад начали с поисков того, что в этих старых идеях было рационального, и результатом явилась философия веданты. От старых божеств и от монотеистического Бога, Правителя Вселенной, они приходили ко все высшим и высшим идеям о Божестве и в том, что называется Безличным Абсолютом, нашли объединение всей Вселенной.
Кто видит в этом мире многообразия Одного, проникающего его весь, кто в мире смерти находит Одну Бесконечную Жизнь и в этом бесчувственном и невежественном мире видит один источник света и знания, тому принадлежит вечный мир – «никому другому, никому другому».
«Мы приходим, неся за собой облака славы», – говорит поэт. Не может быть, однако, спора, что далеко не все мы приходим в облаках славы, а многие приносят с собой только черные туманы. Да и приходим-то мы не по желанию, а присылаемся сюда как бы на поле битвы, чтобы сражаться. Приходим в этот мир с плачем, хотим или нет, чтобы, как умеем, проложить путь через бесконечное жизненное пространство, и продвигаемся вперед, пока не придет смерть и не унесет нас с поля битвы, кто знает, победителями или побежденными. Это – майя.
Надеждой переполнено детское сердце. В раскрывающихся глазах ребенка мир представляется золотым видением; выше его желаний для него нет ничего. Увы, с каждым шагом вперед природа, подобно несокрушимой стене, преграждает ему дальнейший путь. Он может бросаться на эту стену без конца, стараясь пробиться, но чем больше он живет на свете, тем дальше от него оказываются его идеалы, пока не наступит смерть, которая, может быть, будет освобождением. И это – майя.
Вот человек науки. Он жаждет знания. Он готов на любые жертвы, на любую борьбу. Он продвигается вперед, открывая один секрет природы за другим, раскрывая тайны самых глубочайших ее недр. А для чего? К чему все это? Почему мы венчаем его славой? За что он приобретает известность? Разве природа не бесконечно больше, чем может знать кто-нибудь из нас, человеческих существ? Но, скажете вы, природа тупа и бесчувственна. Зачем же копировать тупое и бесчувственное? Природа может бросать громовые стрелы любой величины и на любое расстояние. А если человек в состоянии скопировать ничтожную частицу этого, мы осыпаем его похвалами, прославляя до небес. Но почему? Почему мы должны хвалить его за воспроизведение природы, которую сами называем тупой и бесчувственной? Сила притяжения может разрывать в куски величайшие массы, и все-таки она неразумна. Что хорошего в том, чтобы подделывать неразумное? А мы все-таки все стремимся к этому. И это – майя.
Чувства увлекают за собой человеческую душу. Человек ищет счастья там, где его нельзя найти. В течение бесконечных веков нас учат, что все это ничтожно и напрасно, но мы никак не можем усвоить этого; да этому научиться и невозможно иначе, как на собственном опыте. Мы делаем попытки, но получаем взамен удары. Научит ли хоть это нас? Нет, и это не научит. Подобно мотыльку, бросающемуся в пламя, мы снова и снова бросаемся к нашим чувствам в надежде найти в них какое-нибудь удовольствие, снова и снова возвращаемся к ним с обновленной энергией и так продолжаем до тех пор, пока не умрем, искалеченные и обманутые. И это – майя.
То же и с нашим разумом. Пытаясь разрешить тайны Вселенной, мы не можем перестать спрашивать, мы должны дойти до того, чтобы не оставалось ничего неизвестного. Но, сделав несколько шагов, наталкиваемся на стену безначального и бесконечного времени, через которую не можем перебраться. Несколько шагов дальше, и перед нами стена безграничного пространства, которую нельзя перейти. И все заключено в непреложные границы причин и следствий, выхода из которых нет. Все же мы делаем усилия, стараемся. И это — майя!
При каждом вдохе, при каждом биении нашего сердца и при каждом движении мы думаем, что свободны, и в тот же самый момент видим, что не свободны, что мы – связанные природой рабы, что наше тело и ум, все наши мысли и все наши чувства – все сковано. И это – майя.
