Однажды ночью в медитации у Цю Чанчуня возникло предчувствие, что он должен пойти в деревню и предупредить одного из жителей о грозящей ему опасности. Он доверился своей интуиции и пришел в деревню, что стояла на берегах реки. В той деревне жил один обеспеченный человек по имени Ван Юнь. Ван Юнь владел большей частью окрестных земель и сдавал их внаем местным земледельцам. Самый богатый человек в деревне, он по натуре был скупым и жестоким. Если его арендаторы не могли уплатить ему в срок, он заставлял их продавать скот и зерно. Деньги в долг он давал под очень высокий процент, загоняя крестьян в такое безвыходное положение, что те были вынуждены продавать своих детей, если не могли вовремя вернуть деньги. Понимая, что их хозяин полностью заправляет всей деревней, слуги Ван Юня притесняли крестьян и торговцев, грабили магазины и амбары, насиловали молоденьких девушек и обирали беззащитных стариков и женщин.
Дом Ван Юня стоял у самой реки и был окружен садом, с возвышений и беседок которого открывался живописный вид на поросшие ивами берега. А поодаль от реки, на краю земель Ван Юня, возвышался небольшой холм. Кто-то из предков Ван Юня распорядился возвести на нем храм в честь Гуань Инь. Предыдущие поколения семьи Ван часто посещали его, но теперь он стоял заброшенным, поскольку Ван Юнь презирал буддизм и даосизм. Именно в этом теперь покинутом храме и поселился Цю Чанчунь, прибыв в деревню. Каждый день он ходил к дому Ван Юня и просил еды, и каждый день слуги выгоняли его вон. Но на двенадцатый день, вопреки обыкновению, дверь Цю Чанчуню открыла молодая служанка по имени Чунь Хуа. Быстро оглядевшись и убедившись, что никто их не видит, она украдкой протянула Цю Чанчуню миску маньтоу — паровых пампушек.
— Пожалуйста, возьмите, — быстро проговорила она, — и молю вас, мастер, поскорей уходите, пока вас не увидел хозяин, — и тут же скользнула назад в дом, спешно закрыв за собой дверь.
Следующие два дня ситуация повторялась: Чунь Хуа украдкой выносила Цю Чанчуню рис, лапшу и пампушки. Но на третий день, когда Цю Чанчунь только занес руку, чтобы постучать, дверь резко отворилась — на пороге стоял Ван Юнь в сопровождении слуг. Цю Чанчунь сказал:
— Стремление к славе и успеху разрушат вашу жизнь. Ваш ум освободится от беспокойства, только если вы сможете преодолеть свою привязанность к материальным ценностям. Ведь золото и серебро с собой в могилу не унести, и все, что вам останется в смертный час, — лишь следы слез на ваших щеках.
Намерением Цю Чанчуня было дать понять Ван Юню, что, если тот не прекратит своих злодеяний, его ждет большое несчастье. Но вместо того чтобы внять словам даоса, Ван Юнь, злобно сверкнув глазами, сказал:
— Что за чушь ты несешь, негодный монах? Мне не нужны ваши буддистские и даосские наставления. Убирайся прочь, пока я не спустил на тебя собак!
— Сударь, — мягко ответил Цю Чанчунь, — я просто проходил через вашу деревню, и все, о чем я прошу, — это немного еды.
— Ха-ха-ха! — расхохотался Ван Юнь, глядя на своих слуг. — Этот монах хочет есть. Давайте-ка накормим его!
Он что-то шепнул одному из слуг, и тот сбегал в конюшню и вернулся с лопатой лошадиного навоза. Ван Юнь взял у него лопату и вывалил содержимое на Цю Чанчуня со словами:
— Вот тебе твой ужин!
Тот остался невозмутимым и лишь сказал:
— Не стоит издеваться над бедным старым монахом.
Все это время Чунь Хуа стояла за колонной. Ей было невыносимо видеть жестокое обращение своего хозяина и его слуг с этим нищим монахом. После ухода Ван Юня она подбежала к Цю Чанчуню и пролепетала:
— Мастер, вот тут несколько рисовых лепешек. Возьмите их, чтобы вам не пришлось голодать сегодня ночью.
— Сегодня я пришел не за едой, — ответил Цю Чанчунь, — я пришел предупредить твоего хозяина, что, если он не оставит своих неправедных дел, беда придет в его дом. Но он не внял предостережениям, и теперь закон кармы позаботится о том, чтобы он не смог избежать того, чего заслуживает. Но поскольку ты не участвовала в его злодеяниях, мое предупреждение теперь относится к тебе. — Цю Чанчунь увлек девушку к группе растущих неподалеку деревьев и зашептал ей на ухо: — Если ты увидишь, что глаза львов у входа в дом стали красными, тут же беги в храм Гуань Инь и оставайся там, на холме, около двух часов. Что бы ни происходило, не возвращайся в дом Ван Юня в течение этого времени! — Сказав это, Цю Чанчунь исчез.
Чунь Хуа вернулась в дом. Внешне она вела себя, как будто ничего не произошло, но слова Цю Чанчуня не выходили у нее из головы. Каждое утро она выходила из дома и проверяла глаза двух каменных львов, установленных у парадного входа. Так продолжалось два месяца. Однажды, когда она, как обычно, шла проверить глаза львов, ее остановил мальчик-пастушок и спросил:
— Простите меня за любопытство, но вот уже два месяца каждое утро, когда я выгоняю коров в поле, я вижу, что вы зачем-то идете к этим львам и внимательно их осматриваете. Что в них такого особенного?
— Мальчик, — ответила Чунь Хуа, немного смутившись, — дело в том, один даосский монах, приходивший сюда просить милостыню, сказал мне, что, как только глаза львов станут красными, я должна немедленно бежать в храм Гуань Инь и оставаться там по меньшей мере два часа. Вот почему я проверяю глаза этих львов каждое утро.
Услышав ответ Чунь Хуа, пастушок лишь мило улыбнулся, а про себя подумал: «А не подшутить ли мне над этой служанкой?» Той же ночью он раздобыл где-то красной краски и покрасил ею глаза львов, а сам спрятался за деревом неподалеку, чтобы не пропустить утреннего прихода Чунь Хуа. А она тем временем лежала в постели и не могла заснуть. Непонятно почему ее сердце бешено колотилось. Девушка села на кровати, и холодная испарина выступила у нее на лбу. Внезапно ей в голову пришла мысль: «Пойду-ка проверю глаза львов!» Она вскочила и побежала к парадному входу. Увидев, что глаза у львов красные, Чунь Хуа обомлела и стремглав бросилась на холм, к храму Гуань Инь. А разбираемый любопытством пастушок, увидев это, побежал вслед за ней. Как только они оба достигли храма, раздался оглушительный удар грома, хлынул ливень и затряслась земля. Чунь Хуа и мальчик-пастушок забились под алтарь и в страхе вцепились друг в друга. Издалека до них доносился ужасный грохот рушащихся домов и падающих деревьев. Лишь с рассветом служанка и пастушок осмелились покинуть свое убежище. Потрясенные, молча шли они к деревне. Подойдя ближе, они увидели, что дом Ван Юня исчез с лица земли. Там и сям лежали вырванные с корнем деревья, но не было и следа жизни. Толпа собравшихся крестьян обсуждала происшедшее:
— Небожители, должно быть, велели божествам реки снести этот проклятый дом с лица земли, — говорил один старик. — Кармическое возмездие в конце концов настигло Ван Юня и его заносчивых слуг!
Тут крестьяне заметили подошедшую Чунь Хуа.
— Чунь Хуа, — обратился к ней один пожилой крестьянин, — твой хозяин и его слуги пропали в наводнении, которое было вызвано землетрясением этой ночью. Каким чудом тебе удалось спастись?
Девушка рассказала, что ее предупредил один даосский монах. Люди покивали и сошлись во мнении, что этот монах, должно быть, Бессмертный, посланный Небом, чтобы предупредить о грозящей беде тех, у кого доброе сердце. Одна из женщин обратилась к Чунь Хуа:
— Ты же лишилась дома, бедняжка… Что же ты будешь делать?
— Я буду ухаживать за храмом, который спас мне жизнь. Попробую собрать денег на его починку и поселюсь там. Теперь, когда поместье и все имущество моего хозяина исчезли в мгновение ока, я понимаю, как иллюзорны богатство и любые материальные вещи.
Крестьяне помогли Чунь Хуа собрать немного денег, а осенью, после уборки урожая, подвезли соломы и камней для починки обветшалых строений. И, верная своему слову, девушка прожила свою жизнь, ухаживая за храмом. Говорят, что спустя несколько лет, когда Цю Чанчунь жил в уединении в гротах Драконовых Врат, к ней являлся его дух, чтобы передать наставления по культивации Дао. Чунь Хуа усердно практиковала и, как говорят, в итоге достигла Дао и обрела бессмертие.
