Увидев, что я помертвел от стыда, Анандамойи Ма сжалилась надо мной и присела рядом на стул. Улыбаясь, как дитя, она закатила глаза, веки ее затрепетали и закрылись. В наступившей тишине она погрузилась в транс, и я ощутил исходящую от нее ауру материнской любви. Лицо ее, по-младенчески невинное, озарилось ангельским светом. Вместе с ней я погрузился в сокровенное безмолвие. Какое-то время спустя Анандамойи Ма вышла из транса, улыбнулась и жестом подозвала меня. Ее глаза излучали любовь и нежность, но, когда я заглянул в их бездонную глубину, то увидел в них полную свободу от материальных желаний. Молча поднеся к носу и губам цветок лотоса, Анандамойи Ма протянула его мне, а затем поднялась и ушла.
Лелея в сердце воспоминания об этой встрече, я продолжил свое паломничество. Со временем я стал понимать, что вести жизнь садху — это непростое испытание. Мне пришлось терпеть зимние холода, не имея теплой одежды. Моим ложем была холодная земля на берегу реки, а крышей над головой мне служили кроны деревьев или своды пещер. И днем и ночью я был беззащитен перед насекомыми и дикими зверями, а в случае болезни мне не на кого было рассчитывать. Но самым тяжелым испытанием оказалось полное одиночество. Однако меня это не останавливало. Из Дехра-Дуна я направился на северо-запад, еще выше в Гималаи, в Уттар-Каши — место, которое многие называли Долиной Святых. С незапамятных времен йоги приходили сюда, чтобы в уединении заниматься здесь медитацией. Бродя по окрестностям Уттар-Каши, я нашел высоко в горах пещеру. Из нее можно было созерцать простирающийся внизу лес.
Проведя в пещере несколько дней, я стал свидетелем охоты леопарда: выследив ничего не подозревавшую лань, он бросился на нее и сомкнул на ней свои мощные челюсти. В лесу жила стая коричнево-белых обезьян. Они постоянно дрались друг с другом и, раскачиваясь на ветвях, перебирались с дерева на дерево в поисках плодов и ягод. Пятнистый олень жевал зеленую листву и траву и ощипывал кусты, то и дело тревожно оглядываясь по сторонам. Птицы экзотических расцветок перелетали с ветки на ветку и питались насекомыми и ягодами. Королевская кобра в поисках добычи бесшумно скользила по земле между стволами деревьев, не замечая крадущегося сзади мангуста, готового растерзать ее. Все они были моими соседями, а я — всего лишь гостем в их доме. Вспоминая, как Кайлаш-баба учил меня относиться к обитателям леса, я молился о том, чтобы сохранить бесстрашие. Все живые существа, независимо от вида жизни, вынуждены вести борьбу за существование, в которой слабые становятся жертвой сильных. «Но в человеческой жизни, — думал я, — есть другое, куда более высокое, предназначение».
Сидя в своем лесном жилище, я часто доставал из сумки изображение юноши с кожей синего цвета, которое пришло ко мне в Нью-Дели, и медитировал на него. Чувствуя, что меня все больше влечет к этому прекрасному флейтисту, я снова и снова задавался вопросом, кто бы это мог быть? Но спрашивать об этом у других я не хотел, так как был уверен, что по воле Бога в должный срок эта тайна откроется мне сама.
Однажды весной я в полном одиночестве сидел во внутреннем дворе одного из гималайских храмов и вслушивался в утреннюю тишину. Неподалеку жужжала пчела, перелетая с цветка на цветок в поисках нектара. Наблюдая за пчелой, я понял, что занимаюсь тем же самым — странствую повсюду ради нектара духовной мудрости и вдохновения, но пока еще не определился в своих желаниях, чтобы избрать для себя какое-то одно место, один путь и одного учителя.
Вдруг издалека раздался плач младенца, зовущего мать. В этот миг я тоже ощутил себя духовным младенцем, с той только разницей, что не умел плакать так искренне. Скорее бы наступил тот день, — подумал я, — когда я научусь взывать к своему возлюбленному Господу также искренне, как это дитя.
По двору пробежал порыв ветра с гор, всколыхнув молодую листву на деревьях. Я задумался о том, что помогает нам в постижении смысла жизни, и решил поделиться своими мыслями с родными.
Как дела по ту сторону Матери-Земли? Я думаю, чем добрее мы становимся, тем с большей добротой к нам относятся окружающие, и чем больше в нас хорошего, тем проще нам увидеть хорошее вокруг себя.
Ричард
Внезапно раздались звуки гонга, и во дворе храма стали собираться жители деревни. Храм представлял собой маленькое каменное здание, построенное на небольшом расчищенном участке леса, населенного дикими зверями. Словно стеной, храм был окружен огромными деревьями баньяна, нима и тамаринда. Местные жители поклонялись в храме каменному изваянию Божества. Они простирались перед ним ниц, читали молитвы, подносили светильники и цветы. Поскольку воспитан я был в традициях иудаизма и, кроме иудаизма, знал только христианство и ислам, я испытывал некоторый дискомфорт от этой церемонии и не стал принимать в ней участие. Может, это идолопоклонство? Я точно не знал и потому старался избегать предвзятых суждений, надеясь, что в будущем смогу разобраться лучше.
В тот день я познакомился с интереснейшим человеком — странствующим садху по имени Балашива Йоги. На вид ему было лет сорок, и он часто моргал и жмурился. Невысокий и полноватый, с волнистыми черными волосами и весело блестящими глазами, Балашива Йоги вел себя словно непоседливый подросток. Он все время что-то говорил, балагурил и не мог ни минуты усидеть на месте. Прося подаяние, он настаивал, чтобы ему давали сладости. Я впервые видел гималайского отшельника, который вел себя подобным образом. Но когда дело доходило до занятий йогой, Балашива преображался и становился воплощенной сосредоточенностью. Эта его многогранность делала общение с ним очень интересным. Мы провели вместе несколько дней и сдружились. Но в какой-то момент я почувствовал настоятельную потребность продолжить свое восхождение к вершинам гималайских гор.
Когда я пришел попрощаться с Балашивой, тот схватил меня за руку. «Не уходи, — настойчиво потребовал он. — Я хочу, чтобы сегодня вечером ты послушал мою лекцию. Пожалуйста!» Чем больше я отказывался, тем сильнее он уговаривал меня. Наконец, я сдался. На лекцию пришло несколько сотен человек. На сцене стоял Балашива Йоги. Я сел на стул слева от сцены. Балашива Йоги начал программу с того, что показал всем пустую ладонь. Затем он сжал ее и погрузился в медитацию. Когда он снова открыл ладонь, на ней, к великому удивлению толпы, лежал черный продолговатый камень. Это был Шива-лингам — символ Господа Шивы. Камень появился у Балашивы на ладони из ниоткуда, словно вырос на ней. Все были поражены увиденным. Насколько я мог судить, это была не ловкость рук, а самое настоящее чудо. Балашива Йоги поставил Шива-лингам на сцену, а затем, произнося какие-то мантры, материализовал у себя на ладони пепел. Этот мистический пепел непрерывным потоком стал сыпаться из его ладони прямо на Шива-лингам. Не прошло и минуты, как тот оказался скрыт под горой пепла. Собравшиеся, включая меня, смотрели на это чудо как завороженные.
Какой-то старик поднялся со своего места и стал прославлять Балашиву Йоги, а старуха с благоговением смотрела на него так, будто тот был Богом. Когда выступление Балашивы Йоги закончилось, все обступили его, чтобы выразить ему почтение.
А я отошел в сторону, недоумевая, как такой простоватый и неусидчивый человек смог развить столь удивительные способности. Вдруг Балашива Йоги, воздев руки, громогласно обратился к присутствующим: «То, что вы сейчас видели, — это йогическая способность, именуемая прапти-сиддхи. Она кажется сверхъестественной только тем, кто не знаком с наукой йоги. Занимаясь йогой, можно научиться манипулировать грубыми физическими элементами. Для этого сначала нужно понять, как управлять тонкими элементами с помощью ума». Нахмурившись, он предупредил: «Никому не позволяйте обманывать вас. То, что я продемонстрировал сейчас, не имеет никакого отношения к духовности. Это — материальные способности, приобретенные благодаря аскезе и медитации. Я не Бог. То же самое можно сказать и о других, кто творит подобные чудеса. Я всего лишь обычный человек, обладающий некоторыми йогическими сиддхами». Он сделал движение обеими руками, подбросив горсть пепла в воздух. «Я могу создать горстку пепла, но Бог создает вселенные». Он замолчал, оглядывая своих слушателей, а затем провозгласил самое главное из всего, что хотел сказать: «Духовная практика нужна, чтобы понять, что мы не тело, не ум и не эго, а вечная душа. Духовная жизнь — это поиск Бога и божественного начала в самом себе. Только так можно обрести умиротворение».
Слушатели выстроились в очередь, чтобы получить благословение Балашивы Йоги, а он тем временем подошел ко мне и поинтересовался: «Не жалеешь, что остался?»
