Когда мы выбрались через лапу Сфинкса в более просторный проход, кто-то даже вспомнил легенду о Сфинксе, вернее, о Сфинге из греческой мифологии. Эта полукрылатая полуженщина, полульвица, обитавшая на скале около Фив, задавала прохожим одну и ту же загадку: «Кто утром ходит на четырех ногах, в полдень — на двух, вечером — на трех?» Кто не знал ответа, того пожирала. Разгадать смог Эдип, ответив, что это человек — в детстве, зрелости и старости. После чего Сфинга бросилась со скалы… Но одно дело — читать эту легенду дома, сидя с кружкой чая в удобном кресле. И совершенно другое — слушать ее вновь после такой вот психологической встряски, когда ты реально испытал на себе всю гамму ощущений от встречи пусть и минеральным, но не менее мистическим Сфинксом. Все воспринимаешь совершенно по-другому, точно ты и есть тот прохожий, для которого загадка Сфинкса так и осталась неразрешимой, ставшей причиной гибели.
Ведь если глубже вдуматься, тут дело даже не в Сфинксе, а в самом человеке, застигнутом врасплох. Что вызывает у нас столь панический страх перед неизвестным? Наша внутренняя неподготовленность к этому явлению, стихийность в мыслях, включающая фантазию воображения и порождающая жуткие образы, диктуемые Животным началом. И именно Животное начало поглощает наше внимание, заслоняя нагнетаемым страхом огромный источник духовной силы, для которой нет преград в этом мире. То есть человек, застигнутый врасплох, включает свою привычную доминанту в сознании. И, если он оказывается «обычным прохожим», его будет ожидать та же участь, что и многих, для которых лишь эта жизнь — их единственная реальность. Смерть означает для них не только физический, но и «духовный конец». А если на их месте будет духовная личность, тогда то, что для «обычного прохожего» казалось конечным в виде непреодолимого препятствия, для духовной личности будет всего лишь шагом на пути в вечность.
* * *
После такого впечатляющего белоснежного зала мы вновь погрузились в тусклые темные проходы и галереи. Камень стал для взгляда опять-таки привычным. И я уже больше смотрела себе под ноги, чем по сторонам. Вот и еще одна склонность человеческой натуры — привычка. Сколько мы под землей? Всего несколько часов. Сколько впечатлений было по поводу камня в самом начале пути — от панического страха до чувства подлинного восхищения! А теперь? А ведь прошло совсем немного времени, но все вновь стало привычным, исключая, конечно, карстовые пещеры, в которых чуть ли не каждая сосулька казалась произведением искусства, полетом фантазии великого художника-скульптора Природы. Хотя я больше чем уверена, что если бы карстовые пещеры были бы такими же бесконечными лабиринтами, как наши каменные галереи, по которым мы передвигались, даже эту белоснежную красоту наш несовершенный мозг вскоре сделал бы привычной. А привычность вновь бы увела мысль в глубины своего «неповторимого Я», и мы бы в сотый раз обдумывали то, что каждый тайно считает для себя самым важным.
Во главе с Сэнсэем наш отряд прошел еще несколько подземных переходов. В каком-то месте туннель настолько сузился, что нам вновь пришлось ползти по-пластунски. Но результат наших усилий превзошел ожидания. Мы попали в достаточно просторный зал. Хоть тут не было сталактитов и сталагмитов, это помещение удивило нас не меньше. Его поверхность представляла собой овальное дно давно высохшего озера. Посередине него находилось какое-то непонятное нагромождение огромных вертикальных валунов.
Сэнсэй повел нас вдоль зала по левой стороне. Почти на самой середине боковой стены мы обнаружили ступеньки, которые поднимались метра на три, углубляясь в скалу, и заканчивались у входа в своеобразную лоджию. И если насчет глаз Сфинкса мы спорили, сомневаясь в том, естественного ли они происхождения или кем-то искусственно созданы, то в отношении этих ступеней сомнений ни у кого не возникало. Над уступом скалы явно хорошо потрудились какие-то неизвестные мастера. Сэнсэй предложил расположиться здесь для длительного отдыха. Мы стали взбираться по ступенькам, по которым, очевидно, очень давно не ступала нога человека. В такую минуту испытываешь странное чувство, словно соприкасаешься с тайной неведомого прошлого, свидетели которого — эти молчаливые древние камни. Как будто ты сам становишься одним из героев, промелькнувшим своей тенью в летописи многовековой истории данной пещеры.
В «лоджии» оказалось три длинных ряда монолитных каменных скамеек, в виде больших ступеней. От усталости мы сбросили свои рюкзаки с плеч и с радостью повалились на скамейки, вытянув натруженные ноги.
Но долго сидеть не пришлось. Едва свет от наших фонарей пробежался по помещению пещеры, мы замерли в удивлении от открывшейся нам панорамы. Валуны, которые мы считали простым нагромождением камней, оказывается, располагались определенным рисунком в центре зала. Причем он хорошо просматривался именно сверху, так как верхушки монолитов были словно срезаны на одной и той же высоте. Первым свое предположение относительно контура рисунка высказал батюшка:
— Хм, выглядит прямо как старославянская буква «ж» с перекладиной посредине.
— Да, есть сходство, — кивнул Сергей.
— «Живица», «живите», «живот»… — пробормотал батюшка.
— Чего? — не понял Андрей.
— Так в кириллице называется эта буква, — пояснил отец Иоанн.
— А-а-а, — протянул тот.
— Проще говоря, «жизнь», — сделал вывод Николай Андреевич.
— Эта буква в древности означала не только жизнь. Это своеобразный символ Мирового Дерева, в коем есть два таинства: Жизнь и Познание, — уточнил батюшка.
— Да уж, — промолвил психотерапевт, — что вверху, то внизу. Прямо Явь и Навь.
— А мне это больше напоминает две каменные лилии, перевернутые друг относительно друга, — заметила я.
— Похоже на какое-то огромное насекомое, — высказал свое видение Виктор.
Пока мы перебирали варианты, Сэнсэй, казалось, абсолютно не обращал внимания ни на наши удивленные возгласы, ни на общую панораму валунов. Единственное, что его интересовало, это желание использовать выдавшуюся минутку для полноценного отдыха. Он потер руками свои ноги, выполнив небольшой расслабляющий массаж через одежду. Именно в этот момент Виктор, не отрывая восхищенного взгляда от валунов, в удивлении спросил:
— Сэнсэй, а правда, что это?
— Иди да посмотри, — добродушно предложил ему Сэнсэй, не отрываясь от своего дела.
Такая идея понравилась всем. Наш отряд дружно спустился вниз, оставив своего командира на отдыхе. Получив изрядную дозу адреналина от представшего перед нами зрелища, мы вообще забыли про усталость и стали ходить по залу, разглядывая его главную достопримечательность в немом удивлении. Двухметровые монолиты стояли в определенной последовательности друг за другом. Между ними находились практически ровные промежутки-проходы. Лишь у некоторых из них, расположенных посредине, проходы кое-где отличались расстоянием. Камни были хорошо обработаны, почти гладко. Женька дотянулся до скошенной верхушки и потрогал ее руками.
— И как? — осведомился у него стоящий рядом Володя.
— Гладкая, как отполированная… Только пыли полно, — отряхнул парень руки и усмехнулся. — Одно могу сказать со стопроцентной уверенностью: «уборщиков» здесь точно давно не было.
— Да, — задумчиво произнес доктор, осматривая валуны. — Сколько же нужно вложить труда и знаний, чтобы сотворить такое! Тут одной геометрией не обойдешься.
— Похоже, тот, кто это устанавливал, обладал еще и недюжинным художественным талантом, — отозвался Вано, зайдя в самый центр валунного скопления, образующего своеобразный внутренний ход между двумя продольными половинками буквы «ж».
Мы ринулись к нему, протискиваясь между каменными глыбами. Пред нами в свете фонарей предстали загадочные символы, иероглифы, орнаменты и довольно необычный резной рельеф. В изумлении, открыв рты, наша компания стала рассматривать соседние монолиты. Многие из них были исписаны, но не все. Здесь, как мне показалось, не соблюдалась какая-то особая последовательность изрисованных и пустых каменных валунов.
— Прямо какой-то кладезь математических кодов, — заметил Сергей, разглядывая изображения.
— С чего ты взял? — спросил Вано, словно ректор студента, заложив руки за спину.
— А вот смотри, видишь повторяющееся одинаковое число клиньев? И здесь, и здесь… А на том столбе их больше. Явно смысловая нагрузка математического характера… Дело осталось за малым, — Сергей усмехнулся, — всего лишь узнать ключ.
— Хм, как говорил польский математик Хуго Штейнхаус: «Между духом и материей посредничает математика», — деловито подметил отец Иоанн, правда, еле выговорив фамилию автора этих слов.
