Как говорил Фома Кемпийский, «подожди немного, душа моя, подожди исполнения обетований Божьих, и на небесах у тебя будут все блага в избытке». Более того, находясь в состоянии ожидания, мы чувствуем, как в нас что-то растет, если хотите, способность жить, любить и общаться с Богом. Я вспоминаю стихи из Послания к Римлянам (8:24–25): «Ибо мы спасены в надежде. Надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо если кто видит, то чего ему и надеяться? Но когда надеемся того, чего не видим, тогда ожидаем в терпении». В желании действительно есть сладкая боль, если мы позволяем ему вести наши сердца по направлению к дому.
И стенаниеКогда я остановился перед оранжево-белыми заграждениями на пути к долине Ламар, я понял, что мне не вернуть того, что я потерял. Не вернуть сейчас. Мой путь теперь вел в другую сторону. И поэтому мы съехали с дороги, проходящей через перевал Данрейвен, покинули Йеллоустонский национальный парк через южные ворота и приехали в Тетонс, где остановились на несколько дней.
Однажды рано утром я проснулся и не смог больше заснуть. Моя душа никак не могла найти покоя, никак не могла унять волнения. Около часа я не находил себе места, ворочался с боку на бок, затем встал и вышел из хижины, чтобы пройтись. Мою душу захлестнули волны печали. И эта печаль была вызвана не воспоминаниями о Бренте. Его смерть стала той стрелой, которая разбередила мои раны, напомнила обо всех моих невыплаканных горестях. Тех, что принесли мне семейная жизнь, учеба в колледже, мои детские годы, — все эти чувства наконец прорвались наружу. Почему я все это время сдерживал слезы? Я плакал, и ко мне приходило понимание, что Павел был совершенно прав. Как мы можем жить без стенаний? Если мы не дадим выхода нашей боли, она не отпустит нас. Она станет скрытой причиной нашей зависимости от чего-либо. Мы станем требовать удовольствий все в больших дозах, как поступают те, кто употребляет морфий. Парадокс горя состоит в том, что оно несет с собой исцеление, каким-то образом возрождая нашу душу, в то время как мы думаем, что оно приносит нам лишь отчаяние. Стремление взять жизнь под контроль — наш враг, а печаль — друг. Джеми осознала это, когда ее возлюбленный решил, что не знает, любит ли он ее, и что пора положить конец их отношениям. Она написала:
Моя проблема была в том, что я уже позволила себе влюбиться в него. Как тяжело мне было сломать барьеры и забыть об осторожности, отважившись на решительный шаг. Дело было не в том, что я как-то неправильно вела себя на свиданиях, поэтому я не могу сказать, что мне что-то следовало, а чего-то не следовало делать; я просто любила его. Я не знаю, понятно ли то, о чем я говорю, но, переживая этот разрыв, я чувствовала, что живу. Я не надевала свою обычную «маску, притворяясь, что мне нет до этого дела». Я испытывала боль, переживала и осознавала, что мне остается только ждать исцеления. Принятие боли принесло мне успокоение, которого я не смогла бы обрести, поведи я себя по-другому.
Как только Джеми позволила себе ослабить контроль над своей жизнью, к ней пришло нечто гораздо лучшее — печаль. Когда в 61-й главе Книги Пророка Исаии описывается служение Мессии, то основной Его миссией называется «исцеление сокрушенных сердцем». Мы не поймем, что это значит, до тех пор, пока не признаем, что наши сердца «сокрушены», и не дадим выхода своей скорби через стенание. Только тогда мы получим от Него утешение. Иначе же эти строки останутся для нас лишь приятными словами, имеющими отношение к вере в Иисуса Христа.
Соломон сказал, что лучше ходить в дом плача, чем в дом веселья. Я никогда не понимал этих слов и объяснял их пессимизмом человека, находящегося в депрессии. Теперь же я думаю, что понимаю, о чем идет речь. Скорбь — это благо. Она очищает. Она уничтожает мой мир — и в этом ее главная заслуга. Мне нужно очиститься полностью, до конца. Нам нужна печаль — это единственный путь, следуя по которому наши сердца могут остаться свободными и в то же время живыми в этом мире. Почему? Потому что печаль, как ничто иное, может положить конец нашим нескончаемым поискам. Скорбь — это противоядие от постоянного стремления к обладанию чем-либо.
Другая моя знакомая, Дебора, написала:
Как мне жить в том мире, который меня окружает, со своим раненым сердцем? Как мне жить в этом мире и оставаться живой? Я бесконечно благодарна Богу за каждый миг, когда Он говорит с моим сердцем. Когда я осознала свое полнейшее, глубочайшее одиночество, меня захватили чувства, бурные, неудержимые и неистовые, как разлившаяся река. Я плакала и не могла остановиться — такую скорбь я испытывала, лишь когда умирал кто-то из моих близких… Но это было так благотворно, потому что эти чувства говорили о том, что я жива, что я остаюсь тем человеком, которым Господь создал меня, и подтверждали, что я на правильном пути.
Сеявшие со слезами
будут пожинать с радостью.
С плачем несущий семена
возвратится с радостью,
неся снопы свои.
Пс. 125:5–6
Я уверен, что нам необходимо ввести две духовные практики в нашу ежедневную жизнь. Во-первых, мы должны возносить хвалу Богу. Нам следует поклоняться нашему Господу осознанно и регулярно. Во-вторых, не заглушать в себе чувство печали. Мы должны позволить скорби сеять свои семена в нашей жизни. Я не вижу другого способа заботиться о своем сердце.
Возможно, сейчас вам покажется странным, что надо оставлять время и для скорби. «Я совершенно не ощущаю печали или боли». Но то, что вы их не ощущаете, не говорит о том, что их нет. Приятные переживания могут быть следствием наших огромных усилий по отвлечению от наших истинных чувств. Кьеркегор сказал, что отчаяние встречается редко вовсе не потому, что жизнь представителей рода человеческого стала лучше, а потому, что нам очень хорошо удается заглушать его. Неспособность ощутить отчаяние или испытать скорбь — это «болезнь, ведущая к смерти».
Таким образом, я пришел к выводу, что зачастую печаль подкрадывается к нам незаметно, неожиданно настигая нас. Она может охватить нас, когда мы слушаем какую-то песню или смотрим какой-нибудь фильм. Она может прийти во время небольшого перерыва на обед, когда нам захочется тишины. Иногда досадная мелочь повергает нас в такую печаль, о существовании которой мы даже и не подозревали. Так или иначе, но печаль неожиданно заявляет о себе, заставляя нас принимать ее как дорогую гостью.
Вот последняя запись, которую я сделал в своем дневнике, прежде чем отправиться с Брентом в горы, где он погиб: «Жизнь состоит из потерь, и я должен регулярно скорбеть о них. Я не буду счастлив, пока не доберусь до дома Отца». Последнее, что сказал мне Иисус Христос, прежде чем мы отправились в горы, было следующее: «Не убегай от страдания. Прими его». Я и представить себе не мог, что ждет меня впереди. Не имел ни малейшего представления, насколько пророческими были эти слова. Из того пути, что я уже прошел к тому моменту, я знал, что в них заключена истина. Но теперь эта истина стала еще более очевидной.
Дайте слово красоте«Что же ей сказать? Как я могу помочь ей снова обрести надежду?» Эти вопросы проносились в моей голове, пока я слушал Кэтлин. Она вспоминала, как пережила изнасилование, говорила о трениях, которые возникли в ее отношениях с мужем годы спустя. Я думал: «Что мне предложить этой женщине? Что я могу сказать человеку, который пережил такое ужасное горе?» Мы сидели в моем кабинете холодным зимним вечером, за окном было серо и мрачно. Возможно, поэтому я вдруг обратил внимание на небольшие цветочки, вышитые на воротнике ее хлопчатобумажной блузки. Когда она рассказывала мне свою трагическую историю, мой взгляд постоянно возвращался к этим небольшим очаровательным букетикам. Может быть, они показались мне необычными, но я чувствовал, что каким-то образом в них скрыт ключ к ее возрождению.
Кэтлин закончила свою историю, и мы сидели в тишине. Через некоторое время я не удержался и сказал ей о цветах на ее блузке. «Да, — ответила она, — после изнасилования красота стала значить для меня очень много. Кажется, никто не понимает почему. Иногда я могу провести несколько часов, просто любуясь своим садом или лесом позади дома. Только красота может помочь мне».
Я прекрасно понял, о чем она говорила. Когда прошел шок, вызванный смертью Брента, на смену ему пришла жгучая боль и сильное чувство скорби. Читать Библию было слишком трудно. Общение с другими людьми требовало сил, которых у меня в тот момент не было. Откровенно говоря, я ни с кем не хотел общаться, даже с Богом. Единственное, что облегчало боль, — это наш сад, а особенно цветник, разбитый моей женой. Утешение, которое я находил там, нельзя было сравнить ни с чем на земле. Я записал в своем дневнике: «Сижу вечером около дома и наблюдаю, как ромашки раскачиваются на своих длинных стеблях от дуновений легкого ветерка, как в темноте серебрятся осины, а над поросшим соснами обрывом всходит полная луна… Лишь красота говорит о том, что я хочу слышать. Лишь красота помогает мне».
