У него есть одна монета времени на дневные расходы — скажем, соверен. Он должен разменять ее, и соглашается много терять при обмене.
Допустим, продавая билет, компания сообщает: «Мы разменяем ваш соверен, но удержим за это три полупенса.» Что на это скажет мой типичный человек? Но именно так и поступает компания, дважды в день отнимая у него пять минут.
Вы говорите, что я мелочусь. Да. Но в дальнейшем я оправдаюсь.
А теперь не будете ли вы добры купить свою газету и войти в поезд?
V Теннис и бессмертная душа
Вы садитесь в утренний поезд со своей газетой, и невозмутимо, величественно погружаетесь в нее. Вы не торопитесь. Вы знаете, что у вас есть по крайней мере полчаса безмятежности. Пока ваш взгляд праздно останавливается на рекламе грузоперевозок и стихотворениях на внешних страницах, вы ни дать ни взять праздный человек с уймой времени, человек с некой планеты, где в сутках сто двадцать четыре часа вместо двадцати четырех. Я заядлый читатель газет. Я регулярно читаю пять английских и две французских ежедневных газеты, и одни лишь киоскеры ведают, сколько еженедельных. Я вынужден признать эту личную черту во избежание обвинений в предвзятости, когда я скажу, что возражаю против чтения газет в поезде. Газеты делаются быстро и для быстрого чтения. В моей дневной программе нет места для газет. Я читаю их по мере возможности, урывками. Но я читаю их. Идея посвящать им тридцать-сорок минут прекрасного уединения (ибо нигде вы не можете так погрузиться в себя, как в салоне, заполненном молчаливыми, замкнутыми, курящими мужчинами) для меня отвратительна. Я никак не могу позволить вам бросаться бесценным жемчугом времени с такой восточной расточительностью. Вы не шах времени. Позвольте почтительно напомнить вам, что времени у вас не больше, чем у меня. Никаких газет в поезде! Я уже «отложил» примерно три четверти часа для использования.
Вот вы добрались до конторы. И здесь я оставляю вас до шести часов. Я знаю, что формально у вас есть час (в действительности, зачастую, полтора) в середине дня, менее половины из которых уходит на еду. Но я предоставляю вам тратить это время целиком по собственному усмотрению. Можете читать ваши газеты в это время.
Я вновь встречаю вас на выходе из конторы. Вы бледны и утомлены. Во всяком случае, ваша жена говорит, что вы бледны, а вы даете ей понять, что устали. По пути домой вы постепенно достигаете чувства усталости. Чувство усталости нависает над необъятными пригородами Лондона добродетельно-меланхоличным облаком, особенно зимой. Вы не едите сразу по прибытии домой. Но примерно через час вы чувствуете, что можете сесть и принять немного пищи. Что вы и делаете. Затем вы курите, основательно; видитесь с друзьями; вы убиваете время; вы играете в карты; вы листаете книжку; вы ощущаете приближение старости; вы гуляете; вы поглаживаете фортепиано… Боже правый! четверть двенадцатого. Затем вы посвящаете добрых сорок минут раздумьям, что пора бы ложиться спать; и, вполне возможно, отведываете по-настоящему хорошего виски. Наконец, вы отправляетесь в кровать, измученный дневными трудами. Шесть часов, быть может, больше, прошли после вашего возвращения из конторы — прошли как греза, прошли как по волшебству, необъяснимо исчезли!
Это хороший пример. Но вы говорите: «Вам легко рассуждать. Человек устал. Человеку нужно видеться с друзьями. Он не может быть всегда в напряжении.» Именно так. Но когда вы собираетесь в театр (особенно с хорошенькой женщиной), что происходит тогда? Вы мчитесь в пригород; вы не щадите усилий, чтобы привести себя в наилучший вид; вы несетесь обратно в город на другом поезде; вы держите себя в напряжении четыре часа, если не пять; вы отвозите ее домой; вы сами возвращаетесь домой. Вы не проводите три четверти часа в «размышлениях на тему» лечь спать. Вы ложитесь. Друзья и усталость равно забыты, и вечер представляется длительным точно в меру (или, возможно, слишком коротким)! А помните то время, когда вы пели в хоре общества любителей оперы, и надрывались по два часа каждый второй вечер в течение трех месяцев? Можете ли вы отрицать, что когда у вас есть какой-то определенный план на вечер, нечто требующее всех ваших сил — мысль об этом придает блеск и более яркую жизненность всему дню?
Что я предлагаю, это в шесть часов посмотреть фактам в лицо и признать, что вы не устали (ибо это так, сами знаете), и организовать свой вечер так, чтобы он не прерывался на середине едой. Поступая таким образом, вы получите по меньшей мере три свободных часа. Я не предлагаю уделять по три часа каждый вечер своей жизни напряжению своих умственных сил. Но вы могли бы, для начала, употребить полтора часа каждый второй вечер на какое-то важное и последовательное развитие ума. У вас останется три вечера на друзей, бридж, теннис, домашние сцены, случайное чтение, трубы, садоводство, гончарное дело и конкурсы. У вас по-прежнему будет потрясающее богатство из сорока пяти часов между 2 часами дня субботы и 10 утра понедельника. Если будете упорны, вскоре вы захотите проводить четыре вечера, а может быть, и пять, в каком-нибудь настойчивом старании быть подлинно живым. И вы забудете эту привычку бормотать в 11:15 вечера: «Пора подумать о том, чтобы лечь спать.» Человеку, начинающему ложиться спать за сорок минут до того, как он откроет дверь спальни, скучно; иначе говоря, он не живет.
Но помните, в самом начале эти девяносто вечерних минут трижды в неделю должны быть важнейшими минутами из десяти тысяч восьмидесяти. Они должны быть священны, столь же священны, как театральная репетиция или теннисный матч. Вместо слов: «Извини, я не могу увидеться с тобой, старина, мне нужно бежать в теннисный клуб», вы должны говорить: «… мне нужно работать». Это, признаю, крайне трудно сказать. Теннис дело куда более срочное, чем бессмертная душа.
VI Помните о человеческой натуре
Я упоминал обширное пространство в сорок четыре часа между завершением дел в 2 часа дня в субботу и возвращением к делам в 10 утра в понедельник. И здесь я должен коснуться вопроса, должна ли неделя состоять из шести дней или из семи. Многие годы — фактически, пока я не приблизился к сорокалетию — моя неделя состояла из семи дней. Старшие и более мудрые люди постоянно говорили, что из шести дней можно извлечь больше работы, больше подлинной жизни, чем из семи.
И несомненно, что теперь, когда один из семи дней я не следую программе и не совершаю никаких усилий кроме тех, что диктует минутная прихоть, я чрезвычайно ценю внутреннее значение еженедельного отдыха. Тем не менее, если бы я мог прожить жизнь заново, я бы вновь делал то, что сделал. Только те, кто живет с полной отдачей семь дней в неделю в течение длительного времени, могут оценить всю прелесть регулярного повторяющегося безделья. Более того, я старею. И это вопрос возраста. В случае избытка юности, исключительной энергии и желания усилий я скажу без колебаний: продолжайте так, изо дня в день.
Однако в среднем случае я должен сказать: ограничьте свою формальную программу (сверх-программу, я имею в виду) шестью днями в неделю. Если обнаружите в себе желание расширить ее, расширьте, но только на долю от желаемого; и рассматривайте дополнительное время как случайный, а не регулярный доход, так что вы сможете вернуться к шестидневной программе без ощущения, что стали беднее, что откатились назад.
Теперь посмотрим, что у нас есть. Во избежание растраты дней мы нашли по полчаса утром по крайней мере шесть раз в неделю и по полтора часа три вечера в неделю. В сумме семь с половиной часов.
Я предлагаю на сегодня удовлетвориться этими семью с половиной часами. «Что? — вскричите вы. — Вы взялись показать нам, как жить, и обходитесь всего семью с половиной часами из ста шестидесяти восьми! Не собираетесь ли вы сотворить чудо со своими семью с половиной часами?» Ну, говоря без обиняков, собираюсь — если вы мне любезно позволите! То есть, я попрошу вас попытаться в порядке опыта, совершенно естественного и объяснимого, но с полной видимостью чуда. Я утверждаю, что полноценное использование этих семи с половиной часов ускорит все течение недели, придаст жизни изюминку и увеличит ваш интерес даже к самым банальным занятиям. Вы делаете физические упражнения всего лишь десять минут утром и вечером, и все же не удивляетесь, когда ваше физическое здоровье и сила благотворно влияют на каждый час дня и весь ваш физический облик меняется. Почему же вас удивляет, что более часа, ежедневно посвящаемых уму, надолго и всецело оживят всю деятельность ума?
Несомненно, саморазвитию можно уделить больше времени. И чем больше, тем весомее будут результаты. Но я бы предпочел начать с внешне пустячного усилия.
Это не совсем пустячное усилие, как обнаружат те, кто попробует. «Расчистить» в джунглях хотя бы семь с половиной часов весьма трудно. Кому-то придется пойти на жертвы. Этот человек, возможно, потратил время плохо, но потратил; он что-то с ним сделал, однако неблагоразумно. Поступать иначе означает переменить привычки.