Я тоже против лени. Лень — это просто тупость, глупость. Но отпускание — это величайшее качество, которого может достичь человек. Расслабление — одно из самых прекрасных переживаний, способных принести вам столько подарков из запредельного, что вы не можете себе этого представить. Измените язык.
Если лень не является твоей характерной чертой, хорошо. Пусть твоей чертой будет расслабленность. Расслабленность, неделание совсем не вызывают беспокойства, просто твоя жизнь становится более творческой, вместо того чтобы быть более эффективной. И опять эти два слова вносят огромное различие.
Активностью ум называет эффективность, а творчество в счет не идет. Необходимо время, чтобы родилось подлинное творчество. Буквально на днях одна из картин Ван Гога была продана за сорок миллионов долларов. Несколькими месяцами раньше другая его картина была продана за четырнадцать миллионов, и тогда говорили, что это максимально возможная цена — ни одна картина не приносила четырнадцать миллионов, что уж говорить о сорока?
Этот человек жил в бедности, голодал, умирал от голода, так как не мог продать ни одной своей картины. И он не требовал четырнадцати миллионов; иногда он был готов отдать картину всего лишь за еду. Иногда он был готов отдать картину за чашку чая. Но люди не хотели, даже за чашку чая: «У нас нет места — куда мы ее повесим? Предложите кому-нибудь другому». Для них это было проблемой: «Куда ее повесить? — у нас нет места».
Когда же его не стало, спустя сто лет после его смерти, постепенно пришло время его признания. Такова история почти каждого гения. Все гении по совершенно непонятным причинам приходят раньше своего времени. Почему эти люди не могут немного подождать? Они появляются, когда их современники еще не пришли; а когда они появляются, их уже нет — они никогда не встречаются.
Вы думаете, Христос когда-нибудь узнает о том, сколько сейчас в мире христиан? Вы думаете, Сократ когда-нибудь узнает, что теперь Греция гордится его именем? Без этого имени Греция — ничто. Именно его учение и ученики, Платон и Аристотель, удерживали Грецию на пике сознания, потому что вряд ли кто-то еще во всей Европе обладал столь же проницательным умом, как Сократ. Возможно, его современники все еще не появились на Земле, хотя прошло уже двадцать пять столетий.
Когда картины Ван Гога были признаны, люди начали за ними охотиться. Должно быть, он написал тысячи картин и просто раздавал их — друзьям в качестве подарков, или за чашку чая, или за еду. Люди брали их, просто чтобы не показаться невежливыми, некультурными. Они думали: «Когда он уйдет, мы отнесем эту картину в подвал». Никто не вешал их у себя в гостиной, так как любой, взглянув на них, мог подумать, что тот, кто это повесил, сумасшедший: зачем вешать такое?
Тогда идеи Ван Гога казались безумными, его время пришло позже. Его семья осуждала его, говоря: «Ты ничего не сделал, ты паразитируешь на своем младшем брате», — его младший брат помогал ему выжить и не умереть с голоду.
Ван Гог не мог позволить себе есть каждый день; он ел четыре дня в неделю — три дня он голодал. Один день он ел, один голодал; один ел, один голодал, и на сэкономленные за эти три дня деньги он покупал краски, холст и кисти для своих картин. Другого выхода не было.
Никто не писал картин с такой любовью и радостью — вкладывая в это всю свою жизнь, всего себя. Он погубил себя в этом. Сейчас в Голландии и Италии в подвалах домов, где он жил, ведутся поиски; иногда там находят картины, а сейчас цены на них просто невероятные.
Последняя картина была продана позавчера за сорок миллионов долларов. Когда несколько месяцев назад предыдущую картину продали за четырнадцать миллионов, критики сказали: «Это предел. За большую цену ни один человек не купит ни одной картины». Это был рекорд — четырнадцать миллионов долларов. До этого максимальная цена за картину какого-то другого художника была три миллиона. И это был большой скачок: с трех до четырнадцати миллионов, но через три-четыре месяца другая картина Ван Гога ушла за сорок миллионов долларов — и я допускаю, что цены на его картины будут еще возрастать.
К настоящему моменту найдено еще двести картин, и они не в очень хорошем состоянии. Теперь этот человек считается одним из величайших творцов, известных миру, но он не был деятелем, не был производителем. Если бы он занимался чем-нибудь другим: плотничеством, сапожным делом, пошивом одежды, — он зарабатывал бы достаточно, и его уважали бы как человека, способного обеспечить свою жизнь. Но его постоянно осуждали за лень; никто не знал, чем он занимался.
Иногда он даже забывал поесть или попить воды, настолько он был поглощен рисованием. Только когда наступала ночь и было уже трудно что-либо разглядеть, он понимал, что день прошел. Он был настолько беден, что не мог даже купить свечей; иногда он рисовал на улице возле дома под светом уличного фонаря.
Его брат, должно быть, был очень чувствительным. Он был молод и, конечно, кое-что понимал в картинах, так как работал продавцом в художественном салоне, где продавались картины и другие произведения искусства. Поэтому что-то он понимал и любил брата, но что он мог поделать? Он сам был бедным, кое-как сводил концы с концами, и он не мог сделать многого.
Но он хотел сделать брату один подарок: он не должен был умереть, не увидев, как будет продана хотя бы одна из его картин. Поэтому, кое-как скопив денег, он попросил своего друга: «Пойди и купи у моего брата картину. Я хочу, чтобы он утешился, что его жизнь была не бесплодной и что он продал по крайней мере одну картину».
Но этот человек, которого он выбрал, не разбирался в живописи, он просто пришел к Ван Гогу и сказал: «Я хочу купить картину».
Полный радости Ван Гог сказал: «Проходите! У меня немного места, но много картин».
«Мне любую», — ответил тот, и это больно ранило Ван Гога.
«Любую? — спросил он. — Вы не хотите взглянуть на картины? Вы не хотите выбрать?»
Тот сказал: «Это неважно, не тратьте мое время. Подойдет любая».
Ван Гог сказал: «Тогда я не буду продавать; это мой брат прислал вас. Убирайтесь и не приходите больше! И скажите брату, что таким образом меня нельзя утешить. Теперь я еще больше ранен — больше, чем когда-либо». После этого даже его брат не предпринимал попыток.
Творчество случается в состоянии отпускания; производительность требует напряжения, тревоги, деятеля, эго, признания.
Творчество не нуждается в признании, в эго, в деятеле — нужна просто чистая радость от творчества.
Ван Гог, по крайней мере, мог показывать свои картины. Я не могу даже показать своих картин. Но вы — мои картины.
Я по-своему создавал что-то невидимое и неуловимое, то, что невозможно показать и продать и о чем никто никогда не узнает. Нигде не будет записано, сколько человек пережили трансформацию, жизнь скольких людей изменилась от низшего уровня до высшего пика озарения. Но сказать, что я не творю, невозможно. Днем и ночью я работаю — но я не деятель.
Поэтому, когда ты просишь совета, будь внимателен в том, как ты его используешь. Лучше всего посмотреть, использует ли его кто-нибудь еще, и что происходит с этим человеком.
Эта прекрасная тишина… Это мое творчество.
Тысячи лотосов внезапно начинают распускаться. Тысячи сердец внезапно становятся потрясающей гармонией, песней, блаженством.
С того времени, когда я стал способен больше и больше доверять существованию, все происходит так легко, так мягко, так прекрасно. Я получаю все, что мне необходимо, и даже когда что-то идет не так, спустя какое-то время я вижу в этом смысл. Я чувствую такую благодарность за то, что вижу, что существование всегда дает мне то, что правильно для меня. Это вызывает во мне огромное доверие. Мог бы ты сказать что-нибудь об этом?
Феномен доверия необходимо понять немного более ясно, и потом мы обсудим твой вопрос.
Во-первых, доверие должно быть безусловным, оно не должно возникать только из-за того, что природа, существование удовлетворяет ваши потребности, продолжает помогать вам, поддерживать вас… А что, если оно не будет поддерживать? Что, если оно будет создавать препятствия у вас на пути? Ваше доверие исчезнет. Такое доверие не вполне подлинно.
И второе, что необходимо запомнить: доверие к существованию реально только тогда, когда вы доверяете самим себе, потому что вы — ближайшее переживание существования. Иначе, если все идет правильно, вы будете доверять, если все происходит не совсем хорошо, доверие начнет исчезать.
Однажды ко мне пришел один человек и сказал:
— Моя вера в Бога абсолютна.
Я сказал:
— Как ты нашел абсолютную веру в Бога? Я еще даже не нашел самого Бога!
— Я женат семь лет, — ответил он, — и у нас не было детей. В итоге кто-то сказал мне: «Причина в том, что ты не религиозен. Поверь в Бога, и у вас появится ребенок». Я отнесся к этому с подозрением, но подумал: «Что плохого, если я попробую? В худшем случае ребенка не будет — но его и так нет». И я начал поклоняться богу-слону Ганеше, храм которого находится вблизи моего дома. Удивительное дело, но спустя девять месяцев моя жена родила прекрасного ребенка. Теперь моя вера в Бога безусловна, особенно в бога-слона.
