И, естественно, каждый аджимушкаец обладал необходимыми навыками врачевания и оказания первой помощи. Болезни лечили тем, что подворачивалось под руку. Лекарства из аптеки были слишком дороги.
У тебя заболел живот по непонятной причине? Так плесни на него холодной воды и массируй его небольшими круговыми движениями по часовой стрелке, чередуя массаж и обливание холодной водой до тех пор, пока боль не утихнет.
Обгорел на солнце — приложи выжимку из трав или намажь кожу кислым молоком (сейчас крымчане часто используют для смягчения обожженной солнцем кожи огурцы, но в то время потратить подобным образом огурец было непозволительной роскошью — ведь его можно было съесть).
Почти все женщины Аджимушкая и соседнего поселка каменотесов — Скалы — были знахарками, и одной из причин этого оказались дикие ритуалы каменных боев, ставших традицией в этих местах.
«Каменный бой» села Аджимушкай — был уникальным зрелищем, сочетающим в себе искусство владения камнем и варварский ритуал массовых побоищ.
Кулачные бои и традиции драться «стенка на стенку» были распространены в России повсеместно, но во время подобных схваток бойцы обычно не получали слишком серьезных или смертельных травм. В случае «каменных боев» тяжелые травмы были обычным явлением. Вероятно, подобная жестокость была обусловлена самим характером социума, сложившегося в аджимушкайском районе. Эта область Крыма стала своеобразной вольницей, в которой находили приют и убежище беглые каторжники, крепостные, сбежавшие от помещиков, и прочий вольный и разношерстный пришлый люд. Из русских, французов, украинцев, итальянцев, греков, белорусов и караимов стало складываться особое сообщество резчиков камня.
Большинство резчиков жило в «скалах» и называло себя скалянами. «Скалами» именовались монолиты известняка, в которых вырезались обширные ниши для жилья. Вход в жилье закладывался штучным камнем, затем вставлялись двери, а вместо оконных стекол использовался надутый бычий мочевой пузырь, через который в жилище проникал тусклый свет.
Камень для скалян был самой жизнью. Он давал им хлеб, кров, служил оружием. С помощью камней охотились на морских птиц, защищали свою жизнь и честь, решали споры. Народный обычай «воевать» камнями появился в XVIII веке.
Бои камнями проводились, как правило, в праздничные и выходные дни и служили своего рода кровавым развлечением. Зачинатели боя — пацаны-застрельщики, «гостевые» или «пришлые», — вихрем врывались на улицы поселка или района «хозяев» и бросали камнями во все, что могло разбиться, побуждая тем самым жителей села к ответным действиям. «Хозяева» без труда отгоняли застрельщиков, но к ним на помощь тут же приходила первая волна «гостей» постарше и поопытнее. Самые умелые бойцы вступали в схватку лишь в разгаре сражения, а то и ближе к его концу. Выигравшей считалась сторона, загнавшая противника в его собственные жилища. Иногда, по обоюдному согласию сторон, бой заканчивался вничью.
По предварительной договоренности бой мог проходить и на ничейной территории, а мог начаться и рыцарской дуэлью лучших метателей камней, за которой, затаив дыхание, следили обе стороны. Правила запрещали бросать камни в упавшего человека или избивать его, предписывали не целиться в голову, запрещались рукопашные схватки. Но, несмотря на запреты, эта варварская забава многих оставляла калеками. Нередко случались и смертельные исходы.
Отец, сам принимавший участие в «каменных боях», рассказывал мне, с какой горечью переживали односельчане смерть красавца-грека Кристофора, случайно убитого во время одного из боев.
К концу XIX и в начале XX века «каменная забава» распространилась далеко за пределы каменоломен. Дрались не только скаляне и аджимушкайцы, в бой вступили жители других районов Керчи: Горок, Глинки, Завода… Забывая собственные распри, они не раз объединялись в честолюбивой, но бесплодной надежде одержать верх над аджимушкайцами. Среди тех были исключительно опытные и искусные бойцы, способные в одиночку сдерживать натиск десятков человек.
Боец, владеющий искусством каменного боя, мог метнуть камень весом от 50 до 300 граммов в цель, удаленную на расстояние до 60 метров, а иногда и далее. Также он обладал способностью, практически стоя на месте, оставаться неуязвимым под градом камней, как используя техники уклонения, так и отражая камни противников небольшой каменной пластинкой — плашкой.
Естественно, что подобное мастерство приобреталось через боль и кровь. Когда очередной «каменный бой» завершался, женщины со стонами и причитаниями растаскивали по домам избитых и искалеченных мужчин. Теперь от них требовалось знахарское искусство. Женщины лечили раненых, останавливали хлещущую кровь, кто заговором, кто тушкой лягушки с предварительно содранной кожей, кто настоями из местных трав, кто компрессами, сделанными из глины.
Местный арсенал трав у степных знахарей был весьма ограничен, и в случаях тяжелых травм или заболеваний несколько человек специально отряжались за травами в Крымские горы. Шли они пешком, и дорога вкупе с поиском трав обычно занимала около двух недель.
Степные знахари широко использовали разнообразные глины, применяя их как для приема внутрь, так и для накладок. Девушки аджимушкайских степей задолго до появления рекламы, пропагандирующей уникальные косметические свойства масок, имеющих в своей основе целебные грязи или каолиновые глины, прекрасно знали, как благотворно действует на кожу «кил» или целебные морские грязи.
Для лечения широко использовались и ресурсы самого Керченского полуострова — грязи грязевых вулканов, воды целебных минеральных источников и рапа соляных озер.
С раннего детства сопровождая отца в его непрестанных походах на охоту или на рыбалку, я, как губка, впитывал знания аджимушкайских целителей, которыми он щедро со мной делился. Отец приучил меня к жизни на лоне дикой природы, что впоследствии очень пригодилось мне при изучении Шоу-Дао. Помню, как, учась в школе, я с удивлением узнавал, что есть люди, не умеющие развести огонь без спичек, не представляющие, что в качестве топлива можно использовать кизяк — высушенные солнцем коровьи лепешки, не способные выпотрошить змею или не знающие, что такое кресало.
Я быстро научился различать целебные травы и выяснил, что почти любая травка, скромно растущая у дороги, может для чего-либо пригодиться. Меня удивило, что, в зависимости от дозировки, травы могут производить совершенно противоположный эффект. Так, разные дозы семян конского щавеля могли излечивать как запор, так и понос.
Сестры и братья отца, в гости к которым я регулярно приезжал во время каникул, также пополняли запас моих знаний. Так от тети Маши, живущей в Керчи, я узнал, какие заболевания излечивает плов из мидий, для чего полезны бычки — небольшие головастые морские рыбки, и другие тайны целительных снадобий, в первую очередь связанных с дарами моря.
Другой брат отца — дядя Федя, живущий в селе Фонтан, расположенном на Керченском полуострове, и уже переваливший за восьмидесятилетний рубеж, — был активно практикующим знахарем. С одинаковой эффективностью он исцелял и людей, и скот. Дядя Федя лечил травами, навозом, водорослями, глинами, илом — всем подряд.
Отпуск у отца был долгим, два с лишним месяца, и на какое-то время мы неизменно приезжали пожить к дяде Феде. В свой первый приезд я застал в окрестностях села Фонтан еще не тронутую железной лапой цивилизации настоящую дикую степь, где под дуновением ветра шелковисто колыхались первозданные травы. Мне даже посчастливилось увидеть дроф — огромных редчайших птиц, которые в настоящее время почти исчезли.
В погожие ночи мы с отцом ночевали на копне, вдыхая ароматы подсыхающих трав и любуясь огромными крымскими звездами.
Вечерами взрослые собирались во дворе, пришедшие в гости соседи рассаживались за грубо сколоченным деревянным столом, и наступало время песен. Русские песни сменялись украинскими. Пели слаженно, хорошо, с душой, и чарующая мелодичность и душевность народных песен глубоко запали мне в душу.
Односельчане и жители соседних сел часто обращались к дяде Феде за помощью. По ряду причин селяне не слишком доверяли местным врачам, а стандартный набор лекарств, находящийся в каждом доме и обычно состоящий из йода, зеленки, бинтов, аспирина и анальгина, часто оказывался недостаточным.
Помню, как на меня произвело неизгладимое впечатление лечение, которое прописал мой дядя одному из пациентов, жаловавшемуся на ревматизм.
На заднем дворе дяди Феди была вырыта яма, заполненная специально подготовленным навозом. Несчастный больной регулярно отсиживал в этой яме положенное время, как объяснил Федор, выгреваясь.
Я регулярно забегал на задний двор, любуясь на раскрасневшееся, страдающее лицо пациента. Лечение было не слишком приятным, скорее даже мучительным, но главное, что ревматизм в конце концов прошел.
