Неподалеку от моей пещеры жил один мистик-затворник из Египта. Время от времени мы беседовали с ним на духовные темы. У него был смуглое правильное лицо, крупный нос, тонкие губы и давно не стриженная бородка клинышком. Взгляд его задумчивых темных глаз был столь глубок, что, казалось, он всматривается в иной мир. При всем внешнем спокойствии ум его находился в постоянной работе, ища недостающие крупицы мудрости в мозаике жизни. Будучи знатоком древней египетской техники гадания Meту Нетер, напоминающей Таро, он как-то раз предложил мне прочитать мою судьбу. Я согласился. Тщательно перетасовав колоду и aккуратно разложив карты ровными рядами на бирюзовой скатерти, он совершил древнеегипетские оккультные ритуалы. Затем он помог мне пройти через довольно сложную медитацию, которая завершилась выбором карты. Яркие разноцветные карты размером примерно пятнадцать на семь сантиметров были покрыты мистическими символами и мифологическими фигурами. С добрых полчаса он разглядывал расклад карт, прежде чем нарушить тишину. Медленно поднявшись со стула и опершись руками о стол, он огласил свое пророчество. «Ни умом, ни разумом ты не сможешь определить тот духовный путь, который ты ищешь. Но очень скоро Провидение сам поведет тебя. Словно лист, подхваченный ветром, ты будешь выведен на путь, уготованный тебе». Мне показалось, что карты знаю обо мне всё, а он является их глашатаем. Дотронувшись до одной из карт, он вдруг замолчал, а потом с закрытыми глазами прошептал: «Терпеливо продолжай свои поиски. Высшие силы помогут тебе распознать того, кого ты ищешь. Верь мне. Это судьба. Твой учитель обязательно придет к тебе».
И вот пришло время проститься с этой обителью спокойствия — Маклеод Ганжем. Я никогда не забуду доброту, которой меня обогрели там, но другие святые места Индии звали меня к себе. Я хотел познакомиться с иными духовными практиками и традициями в надежде на то, что мое предназначение откроется мне.
В Патханкоте я сел в поезд, направлявшийся на юг, в штат Хирьяна, и сошел в Курукшетре — одном из самых святых мест в Индии, где была поведана Бхагавад-гита. Со мной, как всегда, была только котомка с грузом духовных книг. Стоило мне немного отойти от вокзала, как я услышал стихи Бхагавад-гиты на санскрите, доносящиеся из похрипывающего динамика на храме неподалеку.
На Курукшетре я погрузился в изучение наставлений Кришны Его ученику Арджуне, который перед лицом непреодолимых препятствий уже собирался изменить своему долгу. Гита потому была поведана Арджуне на поле битвы, что жизнь — это непрерывная борьба добра и зла, в которой наши ценности и идеалы постоянно подвергаются жестоким испытаниям. Все мы рано или поздно сталкиваемся со смертельной опасностью или с демонами внутри себя и снаружи. И готовность вступить с ними в схватку, не утратив при этом достоинство и веру, дает нам очень многое.
Неподвластное времени учение Кришны подводит человека к бескорыстной преданности, самоотверженности и духовной сосредоточенности, которые помогают познать могущество любви Бога, побеждающей любые страхи.
В этом святом месте я почувствовал, что слова Бхагавад-гиты проникают мне в самое сердце, как если бы Кришна Сам обращался ко мне с ее страниц. У меня была карманная Бхагавад-гита издательства «Гита Пресс» — на дешевой бумаге, с белой картонной обложкой, — и я каждый день читал из нее по нескольку глав. За время своих странствий я прочитал много духовных книг, но именно Бхагавад-гита поразила меня своей необычайной практичностью.
Изучая Гиту под древним баньяном — свидетелем беседы Кришны с Арджуной, — я поражался тому, как глубоко раскрывала эта книга науку познания себя в самом чистом виде, вне исторического и религиозного контекста. Она освещала сложные темы: взаимоотношения души с Богом, влияние материальной природы на бессмертную душу, зависимость человека от кармы (вселенского закона, в соответствии с которым ни одно наше действие не остается без последствий) и неуловимая власть времени, распространяющаяся на все мироздание. Подобно одинокому скитальцу, который ищет истину в мире, полном опасностей, соблазнов и страхов, я черпал утешение и решимость в бессмертных словах Бхагавад-гиты. Там, на Курукшетре, она стала моей настольной книгой, с которой я не расстаюсь всю жизнь.
Несколько дней спустя я покинул Харьяну. Когда поезд, петлявший по индийским равнинам, остановился на какой-то станции, я стал свидетелем одной безобразной сцены: на платформе мужчина осыпал бранью и избивал своего слугу-подростка. Тот даже не пытался защищаться и не проронил в ответ ни слова, пока его не оттащили прочь. Я попросил у соседа-студента объяснить, что произошло. Покачав головой, тот ответил: «Это подросток из низшей касты, он — все равно что раб. Вряд ли он когда-нибудь получит хорошее образование и сможет жениться на ком-то, кроме девушки из своей же угнетенной касты. Всю жизнь ему придется заниматься рабским трудом. Я знаю об этом не понаслышке — сам из такой же касты. Просто мне, в отличие от него, повезло. Правительство борется с подобной несправедливостью, и не только оно: большинство образованных и культурных людей, обеспокоенных состоянием общества, тоже выступают против такой несправедливости. Однако кастовые предрассудки слишком глубоко сидят в сознании людей». Студент объяснил мне, что кастовая система на самом деле является грубым извращением ведической варнашрамы — древней духовной системы общественного устройства. Как голова, руки, живот и ноги человека работают на благо всего тела, так и в человеческом обществе разные сословия должны сообща выполнять свой долг, к соответствии со своими естественными склонностями и способностями. Таково учение Вед. Это принесет пользу как им самим, так и всему обществу. Ведическая системы варнашрамы должна была воодушевлять, уполномочивать и объединять всех членов общества. «Однако, — заключил мой попутчик, — когда люди решили, что каста человека определяется его происхождением и стали нещадно эксплуатировать низшие касты, вся система была разрушена и извращена».
Я вспомнил о расовой и религиозной дискриминации в Америке и Европе и погрузился в печальные размышления о том, сколь многолика и неистребима в человеке склонность демонстрировать окружающим свое превосходство и эксплуатировать других. Склонность эта нашла свое отражение в социальном устройстве, политике, философии и даже религии. Я все более отчетливо понимал, что если я действительно хочу понять Бога, то мне придется выбрать какой-то один духовный путь. Однако меня пугало, что, сделав подобный выбор, я утрачу широту мышления. Поскольку меня привлекала одна из основных религий Индии — индуизм, — я был рад услышать, что истинная философия индуизма вовсе не поощряет угнетение человека из-за его цвета кожи, касты, пола или происхождения. Да и самому мне никогда не приходилось сталкиваться с подобными предубеждениями за все время моего общения с йогами и святыми людьми Индии.
Я шел по долине Кулу в штате Химачал-Прадеш, наслаждаясь красотой природы. В таком естественном окружении я чувствовал особую близость к Богу. Всего двумя днями раньше я увидел на стене железнодорожной станции плакат с фотографией долины Кулу. Этого было достаточно, чтобы я заскочил в кузов грузовика, державшего путь в Кулу. Одним прекрасным днем, гуляя по лесу и дыша чистым горным воздухом, напоенным хвойным ароматом, я встретил путешественника из Колорадо, с которым познакомился в Иране. Там он сказал мне, что направляется в Индию изучать тибетский буддизм. «Увенчались ли успехом твои поиски?» — поинтересовался я у него.
Закатив глаза, словно в трансе, он изрек: «Сам Бог воплотился на Земле!» Его веки затрепетали, и голос дрогнул: «Я был ослеплен Божественным Светом от одного прикосновения к его пальцу. Волны экстаза пробежали по моему телу. Божественная музыка зазвучала в моих ушах. Ноздрями я вдыхал аромат амброзии и ощущал на языке вкус нектара. Сам Господь Вселенной сошел на Землю. Не мешкая отправляйся к нему».
Словно врач, дающий лекарство умирающему пациенту, он настаивал: «Цель твоего долгого путешествия в Индию ждет тебя в Харидваре. Езжай сейчас же, брат, не теряй времени. В ближайшее время Верховный Господь отправляется за границу».
Заинтригованный, я отправился на юг, в расположенный в Харидваре ашрам. Когда я вошел в храм, меня озадачила большая фотография на алтаре. На ней был запечатлен юный гуру в короне с павлиньим пером. Он стоял в позе Кришны и играл на флейте. Однако он был совсем не похож на Кришну с картины, которую я купил в Дели. Как и мой знакомый из Колорадо, ученики этого гуру, окружив меня, стали наперебой восторженно говорить: «Всемилостивый Господь уже приходил прежде как Рама и как Кришна, и теперь Он явился вновь. Когда Гуру Махараджи (так называли его ученики) наделяет человека знанием, он дает ему божественное зрение, благодаря которому человек может увидеть в нем Господа Вселенной». Поскольку Гуру Махараджи собирался в свою первую зарубежную поездку, его ученики уговорили меня скорее ехать в Нью-Дели.
