Впервые о Чжан Саньфэне, жившем в XIII веке, как об основателе тайцзицюань сообщается в трактате Хуан Личжоу «Эпитафия на могильном камне Ван Чжэннаня» («Ван Чжэннань мучжимин», XVII век). Чжан Саньфэн был даосским алхимиком и «пестовал Дао» в Уданских горах. Интересная легенда рассказывает о том, как даос получил высшее откровение. Однажды, утомленный долгими занятиями и раздумьями, Чжан Саньфэн погрузился в сон. Лишь только он закрыл глаза, к нему явилось «сокровенное божество» и поведало секреты постижения Дао посредством практики тайцзицюань.
Легенда о Чжан Саньфэне, что жил в период правления династии Сун (960—1279), оказалась весьма популярна не только в среде мистиков или народных школ ушу, но в основном в кругах аристократии, пытавшейся в XVII веке найти опору и подтверждение своим духовным поискам не столько в седой древности, сколько в событиях взлета китайской культуры периода Тан — Сун. Так, один из самых блестящих философов начала периода Цин Хуан Цзунси (1610–1695), большой поклонник ушу, впервые опубликовал «Эпитафию…» в своем труде «Литературное собрание из Наньлэя» («Наньлэй вэньцзи»), где заметил, что традиция тайцзицюань, а точнее — всей внутренней школы ушу, начинается именно с Чжан Сань-фэна, что жил в эпоху Сун.[101]
По одной из версий, система Чжан Саньфэна через несколько сот лет распространилась вплоть до провинции Шэньси и в конечном счете дошла до уроженца этой провинции Ван Цзунъюэ — реальной персоны, создателя одного из основополагающих трактатов «Рассуждения о тайцзицюань» («Тайцзицюань лунь»).[102]
Здесь путь системы от легендарного Чжан Саньфэна до реального Ван Цзунъюэ остается неясным, а мотив ночного откровения наводит на мысль, что речь идет о повторении даосской мифологемы. Например, патриархам наиболее мистичной даосской школы шанцин («Высшей чистоты») в горах Маошань Сюй Ми, Сюй Хуэю, Тао Хунцзину откровения также были поведаны во сне «сокровенным божеством».
Однако главным героем мифов считается другой Чжан Саньфэн, живший в эпоху династии Мин. Легенда рассказывает, что однажды Чжан Саньфэн прогуливался в горах Удан. Внезапно он заметил, что птица (в некоторых вариантах — ворона) нападает на змею. Птица стремительно наскакивала на змею, стремясь острым клювом попасть ей в голову, а мудрая рептилия сочетала плавные движения со стремительными уходами в стороны. Для Чжан Саньфэна, погруженного в раздумья о путях достижения долголетия и сочетании этой системы с приемами кулачного боя, такая сцена стала настоящей подсказкой. В основу новой школы он положил сочетания плавных и быстрых движений (именно такой характер носит школа Чэнь тайцзицюань — первая из стилей тайцзицюань). Такова популярная легенда, которая до сих пор почитается во многих школах тайцзицюань.
Что мы знаем о Чжан Саньфэне? Оказывается, намного больше, чем о других легендарных творцах тайцзицюань. Вероятно, Чжан Саньфэн — реально существовавшая личность, и его биографию можно прочесть в «Истории династии Мин» («Мин ши») в разделе «Жизнеописания магов». Чжан Саньфэн происходил из округа Ичжоу провинции Ляодун и получил прозвище Цзюньши — Истинный Муж. Существовало у него и другое прозвище — Чжан Неряшливый, так как даос воплощал собой классический образ юродивого мудреца. «Телом был огромен. Формой напоминал черепаху, спину же имел, как у журавля. У него были огромные уши, круглые глаза, а усы и борода топорщились, как трезубцы. От холода его защищали лишь монашеская ряса да накидка из травы».[103]
Чжан Саньфэн
Мы без труда замечаем, что облик Чжан Саньфэна приблизительно повторяет дикий и необузданный вид основателя чань-буддизма Бодхидхармы и многих других священных героев древности, например, мятежного князя Чию, с которым сражался Хуанди. Так, пассаж о волосах, торчащих, как трезубцы, идентичен описанию облика Чию в книге «Изображения драконов, рыб и рек» («Лунъюйхэ ту», I век) — «волосы на висках — словно мечи и копья».[104] Столь грозный облик, уже знакомый сознанию китайцев по мифологии, делал Чжан Саньфэна легко узнаваемым в виде грозного мудреца.
Поступал Чжан Саньфэн также в соответствии с традиционными канонами «обезумевшей мудрости»: «Бывало, целый шэн (1 л) зерна без остатка съедал, иногда несколько дней подряд ел, а бывало — несколько месяцев пищи не принимал… Далеко не путешествовал, а порой за день тысячу ли проходил. Любил забавляться и шутить и не походил на других людей».[105] Особо подчеркиваемый разрыв между его мудростью и отталкивающим обликом, «непохожестью» на других, отстранение от обыденности усиливали ощущение непередаваемой святости Чжан Саньфэна, его слитости с природным началом, не случайно его называли Цюаньи — Вместилище Единого, или Целостное Единое.
Традиция достаточно определенно называет дату рождения Чжан Саньфэна — седьмой год правления императора Ли-цзуна династии Сун, т. е. 1232 год. Именно эта дата почитается последователями тайцзицюань как день рождения основателя стиля. Тем не менее, такая точность, типичная для метаформы китайской традиции, отнюдь не позволила избежать общего хаоса в датах: судя по одним из них, Чжан Саньфэн прожил до ста, по другим — до ста пятидесяти лет и даже больше.
Отшельник
По-видимому, в молодости Чжан Саньфэн отдал должное обычной карьере государственного чиновника, к тому же весьма удачливого, благодаря своим талантам. В 1260 году на экзаменах он получает почетный титул «маоцай» («цветущий талант»). Вскоре он прославился в столице своим литературным дарованием и даже был назначен уездным главой в Чжуншани. В общем, он повторил карьеру великих китайских мудрецов, в том числе и Конфуция, которые испытали всю прелесть, почет и в то же время великую несвободу императорского чиновника. Рассказывают, что в моменты отдыха он посещал даосские монастыри, в том числе и те, где проповедовались алхимические принципы Гэ Хуна, и весьма заинтересовался мистикой даосизма.[106]
Однажды Чжан Саньфэну кто-то сообщил, что красота Уданских гор достойна восхищения, и он с семерыми учениками поселился в Уданшане, построив хижину из травы. О мудреце, безобразном на вид, но великом своим духом, прослышал император Тай-цзу и в 1392 году послал нескольких человек на его поиски, которые закончились неудачей. Не повезло и одному из последователей Тай-цзу императору Чэн-цзу (годы правления 1403–1425), который также стремился пообщаться с мудрым даосом.
Однажды удивительный монах сообщил ученикам, что желает покинуть этот мир, после чего составил оду на собственную смерть и отошел. Его обрядили в похоронные одежды и положили во гроб, однако внезапно из-под крышки послышались какие-то звуки. Потрясенные ученики подняли крышку, и оказалось, что Чжан Саньфэн жив. После этого события беспокойный мудрец бродил по провинции Сычуань, а затем вернулся в горы Удан, где и затерялись его следы.[107]
Попробуем разобраться, чему действительно учил Чжан Саньфэн, занимался ли он тайцзицюань или чем-либо подобным вообще? Отбросив многочисленные устные рассказы, мы обнаружим, что у нас есть всего лишь один, весьма ненадежный источник — небольшой мистический текст позднего даосизма, авторство которого традиция приписывает Чжан Саньфэну. Хотя такое авторство весьма спорно, тем не менее лишь так мы можем узнать сущность системы, которую практиковал знаменитый даос.
Называется этот труд «Древо без корней» («Угэн шу»), и объем комментариев к нему значительно превосходит сам текст. Оккультно-поэтическим языком Чжан Саньфэн повествует о путях и смысле возвращения человека к истоку всего сущего — к пустоте небытия. Под «древом без корней» даосская традиция обычно подразумевала ци Прежденебесного, в результате сгущения которого рождался человек.[108] Человек подобен дереву, не имеющему корней, которому не суждено жить долго, — он смертен и преходящ и вскоре вновь вернется в лоно изначальной пустоты. «Истинный человек» Ли Хайсюй, комментируя название трактата, писал: «Когда говорят о древе без корней, речь идет о ци человеческого тела. Тело имеет сотни каналов, и все они порождены ци. Ци рождается из мира пустоты и небытия. Поэтому мы и говорим о древе без корней. Алхимики пребывают в этом мире пустоты и небытия, вскармливая корень и давая ему проявиться. И Прежденебесное, и Посленебесное — все порождает бытие из небытия. Это и есть имеющий корень исток того, что не имеет корня».[109]
На первый взгляд, трактат представляет собой не что иное, как набор сентенций внешней алхимии по поводу выплавления пилюли бессмертия, сочетая золото и свинец. Однако при более подробном рассмотрении оказывается, что перед нами — скрытое от глаз непосвященных пособие по психотехнике не внешней, а внутренней алхимии. Например, мы встречаем метафорическое описание двух потоков ци — нисходящего и восходящего, образно называемых «опускающийся месяц» и «восходящий месяц», которые образуют замкнутый круг в теле человека, а «соединив два ци в единый круговорот, можно породить Великую радость».[110]
