Корни прорастают внутрь, и чем глубже в тебя они уходят, тем мощнее будет твое распространение вовне. Поэтому медитация в известном смысле является противоположностью интеллектуальному развитию, подобно тому как корни — это своего рода противоположность кроне дерева. Дерево тянется в вышину, корни уходят в глубину; направления, в которых они растут, противоположны друг другу. В этом смысле медитация противоположна интеллекту, но если посмотреть с другой стороны, именно корни поддерживают рост дерева ввысь и вширь. На самом деле они не противоречат друг другу; величие разума находится в прямой зависимости от медитации.
Поэтому ум Эйнштейна не сравнится с умом Будды, так как Будда обладал не только внешними интеллектуальными способностями, в нем так же горел внутренний свет медитации. Этот внутренний свет освещает его ум. Будда не способен на неправильные деяния, которые мог бы совершить при других обстоятельствах, поскольку свет медитации направляет его ум, озаряя его путь. Потому ум не может сбиться с дороги, его лошади никогда не попадут в канаву, ведь изнутри за их упряжкой наблюдает кучер. Эта сознательная медитация является теперь внутренним мастером.
Развивай интеллект ребенка и одновременно обучай его медитации; дай ему корни и позволь его ветвям протянуться высоко в небо. И помни, что очень важно соблюдать между ними баланс; ни одна из сторон не должна опережать в развитии другую. Ты по-настоящему исполнишь свой родительский долг, только если тебе удастся все это выполнить. Только тогда ты дашь своему ребенку жизнь в полном смысле этого слова. Иначе ты даешь ему только тело, но его душа не получает с твоей стороны никакой поддержки. Рождение тела — это совершенно заурядное событие. С этим делом без труда справляются и птицы, и животные. Здесь нет ничего особенного, никаких великих заслуг с твоей стороны.
И вот что еще следует запомнить: зажигая свет в душе ребенка, ты зажигаешь его и для себя. Иначе и быть не может. Нельзя не уловить хоть лучик света, если ты помогаешь осветить дорогу для другого. Если ты любишь своего ребенка, направь его на путь интеллектуального развития, одари его корнями, научив медитировать, — и вдруг ты заметишь, что, формируя его, ты начинаешь меняться сам. Скульптор, высекая изваяние из камня, старается сделать его как можно лучше. В ходе работы не только статуя становится все краше, но и сам скульптор.
Сотворив красоту, нельзя не стать прекрасным самому. Породив равновесие в другом человеке, нельзя не достичь равновесия самому. Если ты — настоящий отец, рождение сына полностью изменит твою жизнь, ведь если ты пытаешься вырастить его прекрасным, здоровым и спокойным человеком, как ты можешь не стать спокойным сам? В сущности, все те качества, которыми ты хочешь наделить сына, тебе вначале придется сформировать в себе. Супруги могут наслаждаться своими беззаботными играми, пока у нрх не появились дети. Но с рождением ребенка в их жизни появляется нечто новое, и теперь одними играми уже не обойдется. Отныне их жизнь заполнена обязанностями, и это очень приятные обязанности, ведь в них так много любви. Этот ребенок преобразит и мать, и отца.
Если ты на самом деле любишь своего ребенка, ты изменишься. Если же ты его не любишь, то будешь и дальше кричать и возмущаться, что ребенка портят, что общество на него дурно влияет, что всё — хуже некуда. Но ребенок никогда не становится испорченным по вине общества, причина его испорченности — в тебе. Ты и есть общество. Ирония в том, что «общество», на которое ты жалуешься, — это всего лишь популяция детей. Отец остается таким же, каким он был до рождения ребенка; мать тоже остается прежней. Каким-то образом у вас родился ребенок, но любви к этому ребенку в вашем сердце не так уж много. Именно ваша любовь может изменить все общество!
Пусть она насквозь пропитает твое существо, и, что бы ты ни сотворил, твое произведение будет творить и тебя. Творец не может быть свободным от своего творения.
С рождением прекрасного стиха рождается и прекрасный поэт. А если это не так, тогда знай, что этот стих не был рожден — он был позаимствован или куплен на рынке. Так что всякий раз, когда ты сталкиваешься с поэтом, в котором не чувствуется благоухание его собственных стихов, можешь быть уверен — стихи не его.
В Индии в старину поэта называли риши — мудрец. У нас так больше не говорят, поскольку сейчас все по-другому. Слова «риши» и «поэт» были синонимами. Странное дело: в наши дни поэты так сильно отличаются от риши). Поэты лишены мудрости, г.риши — поэзии. И те, и другие где-то заблудились.
В старину считалось, что, когда человек становится поэтом, когда в нем рождается поэзия, ее рождение меняет его внутреннюю энергию, все его сознание — ибо как красота может родиться из уродства? Если это и вправду рождение... Но если ты позаимствовал чужой стих, добавил к нему пару рифм, внес еще несколько изменений, тогда это совсем другое дело. Тогда ты не поэт, ты рифмоплет, и, какими бы прекрасными ни были твои рифмы, они будут пусты. Эта красота как женский макияж — обман, создаваемый при помощи помады, пудры и так далее. Грим хорош для игры на сцене, в театре, но не в настоящей жизни. Пойдет дождь, и вся косметика потечет и смоется. Тогда женщина станет гораздо безобразнее, чем до того, как она раскрасила свое лицо, поскольку теперь в ее красоте образуются просветы, через которые будет проглядывать уродство.
Истина заключается в том, что по-настоящему красивая женщина остережется пользоваться пудрой, так как пудра предназначена для того, чтобы скрыть уродство, а не добавить красоты. Даже красивая женщина, когда накрасится, становится безобразной, ведь фальшивое не может быть прекрасным. По-своему красивой бывает даже обычная женщина, домохозяйка, та, чье лицо никогда не освещал свет рампы. Конечно, если она не прячет себя под косметикой и не создает фальшивый образ самой себя. Тогда в ней есть своя красота — простоты, свежести... или хотя бы подлинности.
Итак, в старину в Индии существовало представление о том, что, если в человеке рождается поэзия, если он стал поэтом, это само по себе превращает его в мудреца, поскольку источник красивого стиха — в красоте души. Если Ганг столь прекрасен, значит, Ганготри — исток Ганга — должен быть самым священным местом. На самом деле Ганготри почитается у нас даже больше, чем сам Ганг, так как, согласно нашим представлениям, место рождения такой реки должно быть еще значимее, чем сама река. Точно так же поэт должен быть больше, чем его поэзия. И если это так, тогда не имеет значения, сколько великих произведений он уже создал, он все же останется более великим, поскольку он — источник. Такой поэт и естъриши.
Другой путь тоже будет правильным. Постигший мудрость неизбежно становится и поэтом. Вот почему на санскрите слова кави, поэт, ириили, мудрец, — синонимы. Такого нет ни в одном другом языке мира; только в санскрите слова «поэт» и «мудрец» синонимы. И в этом есть глубокий смысл.
Когда человек становится риши — а это означает, что он познал истину, красоту, обрел внутреннее достоинство, что огонь внутри него зажжен, он стал пробужденным, его цветы распустились, он реализовал свое предназначение, он достиг высшего пика, — когда такое происходит с человеком, кем бы он ни был, в глубинах его существа неизбежно рождается поэзия. Нет, его поэзия не обязательно будет в стихотворной форме, но любое его действие будет поэзией.
Если ты посмотришь, как идет Будда, ты заметишь в его походке поэзию; если посмотришь, как он закрывает глаза, в этом тоже будет своя поэзия. В его манере говорить, в его безмолвии — везде будет поэзия. Вся его жизнь становится поэзией. Будде не обязательно сочинять стихи, писать песни, рисовать картины или создавать скульптуры — нет, само его существо отныне исполнено поэзии. Она во всем, что он делает. Вот он прошел по песку, и даже в отпечатках его следов ты заметишь поэзию — трудно отыскать картину более прекрасную, чем эти следы на песке. Да, поэт неизбежно превратится в мудреца, а мудрец станет поэтом.
Если бы ты действительно любил своего ребенка, твоя любовь стремилась бы сделать ребенка Богом. А чего еще может пожелать любовь? На меньшее любовь не согласится, она просто не может этого сделать. Если все, что ты хотел для своего сына, — это сделать его врачом, значит, ты его еще не любил. Если твои желания сводятся к тому, чтобы сын стал крупным бизнесменом, значит, ты до сих пор не знаешь, что такое любовь. Я не говорю, что ты не должен помогать своему сыну стать врачом или торговцем, — ему придется стать или тем, или другим, ему нужно будет работать. Но это не должно быть самым большим желанием родителей по отношению к своему ребенку. Это желание половинчато, просто небольшая помощь в пути. Но там, где есть любовь, она не может удовлетвориться чем-то меньшим, чем Божественное. Ты пожелаешь, чтобы тот, кого ты любишь, стал подобен Богу — ив конечном счете стал самим Божественным.
